С видом на озеро - Юрий Енцов

Глава 1. Я

Легкомысленное бытие эстрадного танцора. Кружение в вальсе с ладонью на талии партнерши, в другой руке – ее подрагивающие пальчики. Томное танго, фокстрот, дерзкие испанские, страстные итальянские, чечетка и лихие антраша. Гастрольные путешествия в веселом автобусе, долгие репетиции и аплодисменты, аплодисменты, аплодисменты. А еще знакомство с дамами в бриллиантах и соблазнение девушек из кордебалета… Все это я переживал во сне. Потом в реальном мире пришлось учиться просто ходить – медленно переставляя две клюки.

Обычно люди в моем возрасте отправляются прямо из мира электронных фантазий в загробный. Но отчего-то, может быть, оттого, что вся моя жизнь прошла, словно в полусне, мой организм оказался не столь восприимчив к пагубному влиянию виртуальных сновидений. И в результате он дождался клонирования. Я что-то подписал, подрагивающей, слабой, покрытой пятнами старческой пигментации рукой, и опять погрузился в лекарственную дрему, пропитанную видениями.

В моих новых снах я сначала прожил несколько динамичных, захватывающих месяцев из жизни ученика в китайском монастыре, изучающего восточные единоборства и выступающего на татами. Тренировки на берегу озера, длительные пробежки по горам, сквозь заросли бамбука. Причем один виртуальный месяц повторился дважды в виде длинного де жа вю, скорее всего, по небрежности отвечающего за мои сновидения дежурного. События сна проходили в моем мозгу со скоростью, на порядок большей, чем в обычной жизни, в этом случае тело просто не успевало реагировать на транслируемые в мозг реалистичные ощущения, картины, запахи и звуки. Только боли в этих странных снах не было. Почти как жизнь, но без боли, что может быть лучше!

Когда мой китайчонок Ли засыпал, я тоже спал во сне, но видел урывками уже не китайские, а свои собственные тревожные сны… Потом, напоследок, меня послали в виртуальную экскурсию, на одну их лунных колоний. Я узнал массу интересного. Впрочем, как я уже признался, это был не первый мой опыт такого рода – с помощью сервиса «Dream world», в обмен на пенсию, я, как мог, старался разнообразить закат своей жизни.

И вот, после девяноста семи лет мне, наконец, подфартило наяву, а не во сне. В реальности, пошла удачная полоса: я более или менее разбогател, устроившись работать на фабрику клонов. Но для этого пришлось пройти операцию. Меня, пока я спал, и бегал среди бамбука, омолодили до четырнадцатилетнего возраста. Понимаю, что звучит глупо, а еще глупее выглядит: «Почему не до пятилетнего?» – чего не сделаешь ради куска синтетического хлеба. Пока я смотрел увлекательные сны, мне пересадили все, что только можно: руки, ноги, кожу на лице, зубы, скальп, все внутренние органы. И, что самое главное, гипофиз. На все это ушло два моих клона. От меня прежнего остался только старый-престарый мозг в черепной коробке, да туловище с грудной клеткой без сердца.

Теоретически можно было бы просто пересадить мозг в новое тело, но до этого наука еще не дошла. В 2050-х день и ночь проводятся опыты в этом направлении, но пока безуспешно. Зато пересаживание отдельных органов и частей тела у нас отработано и поставлено на поток. Однако такого, чтобы пересадили вообще все, еще не было. Я стал «экспериментальной моделью». Операция продолжалась неделю, еще неделю – реабилитация, все это время я видел реалистичные сны…

И пробуждение не показалось мне подлинным. Я догадывался о, наконец-таки наступившем, действительном бодрствовании по тому, что мне пришлось принимать решения – простые и сложные. Да, все окружающее – не мираж. Впрочем, может быть, иллюзия сделалась более сложной?

И вообще, почему выбрали меня? Ведь я не артист, не красавец, самый обыкновенный человек. Неужели в действительности мало кто не только из моих ровесников, но и из тех, кто лет на десять-двадцать моложе, соглашается работать?

Фабрика сделала всего три моих клона, но третий, запасной остался неиспользованным. Сначала его хотели пустить на переработку, однако моя четвертая группа крови с отрицательным резусом мало кому подходила. Потом надумали применить его для рекламы, но отдел маркетинга провел исследование, и выяснилось, что клиентов это не привлечет. Я начал в одиночку встречать желающих омолодиться в вестибюле, и на вопрос удивленных людей: «Почему тут работает мальчик?» – они получали пояснение, что мальчику «в обед сто лет». На стене поместили старомодное черно-белое фото меня девяностолетнего, чтобы клиенты могли сравнить то, что было, с тем, что стало.

Мне вменили в обязанность носить на работе фрак и целовать дамам ручки. Молодые хозяева-китайцы не очень-то разбираются в европейской истории, по их мнению, во времена моей юности, в семидесятых годах ХХ века, люди подобным образом одевались и соответствующе себя вели. Я заикнулся было пояснить, что это не совсем так, но меня никто не собирался слушать. Пришлось целовать и целовать дамам ручки. Ну что ж, не самое обременительное занятие, даже если дам привозят в инвалидных колясках, хорошо хоть мои работодатели не заставляли меня делать реверанс.

А неиспользованный клон мне пришлось забрать к себе домой. Работодателю это показалось дешевле, чем хранить его или утилизировать. Я жил один, в служебной квартире, с двумя арендованными роботами, или, правильнее, сказать киборгами. Управление у них осуществляется при помощи электронного мозга, но кости, мышцы и кожа представляют собой биоинженерный продукт, созданный с помощью скрещивания животных и растительных компонентов. Выглядят они совсем как люди, но питание осуществляется скорее по растительному принципу: раз в неделю им нужно выпить стакан воды со специальными солями. Это мои повар и горничная, Паша и Даша. Повар для экономии был сделан в половину – только верхняя часть, зато горничная выполнена в виде прекрасной длинноногой красотки, которой впору участвовать в конкурсах мисс-что-нибудь. В качестве образца для нее я выбрал облик одной британской актрисы, которая прославилась в конце восьмидесятых – начале девяностых годов прошлого ХХ века. Когда я привез к ним моего клона, ей прибавилось работы: кормить его, поить, менять памперсы. У него при облике четырнадцатилетнего тинейджера оказался интеллект новорожденного младенца. Большая часть моей зарплаты уходила на оплату аренды этой прислуги.

На работе я быстро научился встречать гостей, говорил заученный текст, иногда приходилось импровизировать, что впрочем, не очень поощрялось. В процессе омоложения меня снабдили электронным переводчиком, вмонтированным в мозг. С ним я научился понимать и говорить на всех основных европейских языках и некоторых азиатских, например, на арабском, японском и китайском.

При всем при том, моего первоначального энтузиазма хватило на полгода. Потом все приелось, как уже бывало не раз и не два в моей жизни. Я стал выполнять свою работу все более и более механически. Я пробовал для разнообразия вникнуть в суть деятельности фабрики, понять специфику, но на ней трудились медики и инженеры, со всей страстью преданные делу своей жизни и относящиеся свысока к непрофессионалам. Хозяева бизнеса являлись еще более закрытой кастой. Однако эти мои «телодвижения» были восприняты настороженно. Отношение ко мне немного изменилось.

Мне было все равно. Ну, выгонят меня, ну, допустим, усыпят как подопытного кролика! Я уже пожил немало, пора и честь знать.

После двенадцати-четырнадцатичасовой смены я отправлялся домой. Фирма располагалась в дальнем пригороде мегаполиса, и здания здесь всего лишь пятидесятиэтажные, в то время как деловой центр состоял из стапядидесяти-этажных домов. Обстановка у меня была самая обыкновенная, я ее не выбирал, от себя я повесил только репродукцию, напоминавшую мне картину, запомнившуюся с юности: горы, водная глядь, замок. Я приходил, болтал с моими роботами, ужинал, спал без сновидений, и утром снова приступал к обязанностям юного мальчика-привратника.

Примерно через год, 25 мая 2058 года случилось непредвиденное событие – странная встреча. Я узнал в одном из посетителей, желающих омолодиться, друга моей юности Диму Кончеева – определил его по данным в электронном формуляре, внешне он оказался неузнаваем. Он был словно древнее высохшее дерево с трясущимися ветками, совсем как я недавно – весь в старческих пятнах и перхоти.