Сапарин Виктор
В. САПАРИН
ДА это было то самое место. Три скалы, как пальцы, упирающиеся в небо, торчали на вершине сопки, одетой лесом. Вот и падь, на дне которой насыпаны гигантские камни. Нужно перебраться на другой берег этой каменной реки.
Я становлюсь на первую глыбу, формой и размером похожую на рояль, и она вдруг начинает медленно поворачиваться вокруг невидимой оси. Это вес моего тела вместе с объемистым рюкзаком вывел из неустойчивого равновесия каменное чудовище. Я спешу пробежать по его шершавой спине и прыгаю на следующий камень. Он пробуждается от оцепенения и валится набок. Хорошо, что эти глыбы так массивны и так тяжело поворачиваются; я успеваю соскочить на следующую. Я бегу, делая танцующие движения, и ощущаю, как пробужденное каменное стадо медленно шевелится под моими ногами, когда я соскакиваю с какой-нибудь глыбы, она возвращается в прежнее положение и, стукнувшись о предыдущую, издает звук, похожий на хрюканье.
Откуда взялись эти камни? Откололись от скал, что наподобие башен высятся там, наверху? Подножье их действительно усеяно глыбами разных размеров... Или это нагромождение камней - другого происхождения? Кто знает... Места эти по-настоящему еще не обследованы.
Но вот я на другом "берегу", на твердой, не качающейся земле. Какая хорошая штука твердая земля! Едва успеваю я это подумать, как чувствую толчок под ногами и легкое дрожание, точно там, в глубине, пробежал поезд метро.
Не так уж прочно стоит на месте здесь и твердая почва. Впрочем, это легкое землетрясение, совсем на миг. Такие вещи случаются тут время от времени, и никто не обращает на них особенного внимания, кроме сейсмологов, которые построили километрах в семидесяти отсюда специальную станцию.
Не эти ли толчки способствуют разрушению скал-башен и подсыпают глыбы в каменный поток? Или это делают силы более могучие, хотя действующие гораздо медленнее, - солнце, ветер и вода?
Я не задумываюсь сейчас глубоко над этими вопросами. Мне нужно спешить к поляне, на которой растет голубая лилия; поляну я должен узнать по тому, что она лежит прямо на юг от среднего выступа каменного трезубца, воткнутого в небо.
Собственно, мне нужна не голубая лилия, я ищу железную березу, я не ботаник, а лесовод. Но на этой поляне мы уговорились встретиться с ботаником и еще одним ученым. Про него мне известно только, что этот человек всю жизнь занимается изучением насекомых. Втроем мы должны образовать небольшую комплексную экспедицию.
Я не первый раз брожу по Уссурийской тайге и горжусь своим уменьем ориентироваться в бесконечных падях и сопках, таких разных и в то же время похожих одна на другую. Поэтому я и иду к месту встречи один, сам-перст. Отсюда мы пойдем уже вместе - в район, совсем не исследованный.
Вот и поляна. По крайней мере, так получается по моим расчетам и кроку, который я, вынув из кармана, держу перед глазами. Полянка вместе со склоном сопки наклонена к югу. Центр ее прямо против макушки скалы. Все правильно. Я сбрасываю тяжелый рюкзак и начинаю разводить костер.
Проходит час. Чайник давно закипел, а я все жду. Наконец, из лесу доносятся голоса. Вслед за тем из чащи выходит высокий человек в клетчатой ковбойке, грубых брюках, заправленных в сапоги; на голове у него кепка а за плечами рюкзак, не меньший по объему, чем мой. На темном и чуть скуластом лице его сверкают живые с легким разрезом глаза. Это ботаник Данила Иванович Черных, уроженец Восточного Забайкалья, потомственный сибиряк, я с ним уже встречался, и не один раз.