Но он знал - его команда, последняя команда, исполнена - бортовой Мозг бота стер все предыдущие команды, очистился, стер он и 017017.
Отменить эту команду было невозможно, но стереть ее вместе со всем прочим знающему код ничего не стоило -ничего, кроме лютой нечеловеческой боли, потери сознания, долгого выхода из нервно-паралитического шока.
Еще до того, как провалиться в забытье коллапса, Иван увидел в далеком извиве живой трубы уносящийся серебристый бот. Он не исчезнет. Он не взорвется. И очень может быть, что он еще пригодится. А может, и нет - кто знает.
Боль! Жесточайшая боль! Даже во мраке, пустоте, безвременьи забытья она давила его. Это было наказайие - наказание за ослушание, за неисполнение воли пославших его. Это была пытка!
Но Он знал на что шел.
Часть 2. РЕЗИДЕНТ
Лесу не было ни конца, ни края. Иван брел третьи сутки, но зеленые дебри оставались все такими же густыми, непролазными. Тут нужна была особая сноровка. Больше всего утомляли причудливые корявые корневища, выступающие из усыпанной хвоей и листвой земли через каждые три вершка. Приходилось высоко задирать ноги, перепрыгивать, перелезать, а то и проползать под ними.
Лес удивительно напоминал земной. Но отличался он тем, что в нем -были перемешаны все земные леса: это была чудовищная, гремучая смесь из тропических джунглей, тайги, северных буреломов, сельвы - все смешалось в этом лесу. И все же он был неземным. Временами из-под самого обычного на вид, позеленевшего от старости корневища выползал вдруг какой-нибудь чешуйчатый гад с дрожащими прозрачными лапками, задирал рыбью голову... и вперивался таким взглядом в путника, что по спине бежали мурашки.
Ни одна тварь еще не покусилась на Ивана, не бросилась на него, не подползла, не прыгнула с ветвей. За ним только следили. Его изучали. Он чувствовал на себе сотни, а может, и тысячи потаенных недобрых глаз. Он ждал. А потом он привык.
Останавливался Иван всего два раза, да и то ненадолго - час-полтора привала, и снова в путь. Ведь надо было, черт возьми, хоть куда-то добраться, ведь есть же на этой проклятой планете хоть что-то кроме дикой чащобы!
Иван остановил глаз на крохотном пятачке пожухлой травки под огромным, издали похожим на старый кедр, деревом. Прощупал место анализатором, уселся. Кедр был неохватной толщины, с него свисали лиловые чешуйчатые лианы, покрытые мелкими розовенькими цветочками. Хвоя кедра была самой обычной, земной, но имела иссиня-черный цвет, да и ветви были не совсем такие - невероятно корявые, извивистые, уродливые - они напоминали "японские сады". И все же все тут было неземным. Даже ручеек, журчащей ниточкой пересекавший полянку, огибающий уродливые корневища, проскальзывающий под ними, был маслянистый, густой, пахучий, будто не вода текла по растресканной ложбинке в земле, а сама кровь этой планеты сочилась. Навей!
Иван не понимал это название. И никто ему не объяснил его - почему Навей?! Откуда это непонятное имя?! А!
Какая разница!
Он расслабился, привалился к теплой мшистой коре кедра, лучемет поставил между колен. За трое суток Иван прошел не меньше двухсот верст он не кружил, не плутал, он шел по прямой... но так никуда и не пришел. А можно ли тут вообще куда-то придти?! Можно, можно, - успокоил себя Иван, нечего нюни распускать. Чувствовал он себя неплохо. Воздух тут был отменный, целебнейший, лишь, пожалуй, Сыроватый чересчур. Но это не беда.
Шлем и тяжелый скафандр Иван оставил на том месте, где очнулся.
А очнулся он в каком-то мерзком вонючем болоте посреди леса. Очнулся, ничегошеньки не помня, умирая от головной боли, не понимая - откуда на распроклятой Гадре этот лес и это вонючее болото? Или это Земля?
Иван полдня выползал из трясины.