От нечего делать, рассматриваю пассажиров. Многие лица кажутся мне смутно знакомыми, будто я их возил уже когда-то. А есть пара-тройка таких, насчет которых я просто уверен. Эта загадка все больше и больше занимает меня, особенно, в последнее время: я-то возил их только в одну сторону.
Правда, я понимаю, что на моей реке и на моей ладье свет клином не сошелся.
Один из таких, загадочных, пассажиров сегодня сел прямо напротив меня. Ничего примечательного в нем нет: неопределенного возраста, не то моложавый, но старый, не то юноша, но потрепанный жизнью. Серые глаза. Глаза, впрочем, удивительные, ясные-ясные, век бы смотрел, да мне по чину не положено; стану смотреть на его глаза, и посажу лодку на мель, за что мне потом сильно влетит.
Но глаза удивительные, точно. Волосы не длинные и не короткие, какие-то пегие. Улыбка милая и обезоруживающая. Да только у меня оружия отродясь не водилось. Разве что весло? Веслом ежели припечатать, тоже мало не покажется.
Улыбается он мне.
- Что зачастил-то так? - спрашиваю я наугад.
- Ой, вы знакомы? - моментально встревает какая-то полнотелая женщина в цветастом платье, которое ее портит окончательно. Она шумная, голосистая и неприятная. И хотя я не имею права питать к пассажирам симпатию или антипатию, я награждаю ее таким взглядом, что она моментально стушевывается. Замолкает. И я испытываю невероятное облегчение.
Странный пассажир встает со своего места и подходит ко мне, чтобы не кричать на всю лодку.
- Получилось так, все время приходится мотаться туда-обратно. Дела.
- Какие дела могут заставить так мельтешить? - интересуюсь я, загребая веслом. Я человек спокойный, и в моей жизни есть только старая-престарая лодка, да древняя мутная река. Поэтому меня всегда интересуют рассказы других. Но со мной редко кто говорит - я считаюсь обслуживающим персоналом, а следовательно, не располагаю к откровенности. Мне можно ткнуть деньги, но не излить душу.
- Кого какие, - охотно отвечает пассажир. - Кого - работа, кого единственная настоящая любовь. Многие ради детей, причем не только своих. Это уж как кого зацепит. Бывает, что ненависть тоже придает дополнительный заряд бодрости и энергии.
Я киваю головой. Ненависть, это точно. Ненависть способна на многое.
Бывал я свидетелем последствий взаимной ненависти, лучше не видеть... Меня самого, честно говоря, пугают дальние странствия, это одна из причин, по которой я и работаю в этой должности, и на повышение не пошел. Но свойство других - не бояться перемены мест, перемены судьбы, чего там еще, - меня ужасно привлекает и интересует.
- Не страшно? - выговариваю я свой самый сокровенный вопрос. И тут же пугаюсь, что пассажир не поймет меня правильно: у людей слишком много причин, чтобы бояться; откуда ему знать, о чем я.
Но он понимает, к великому моему удивлению.
- Страшно, конечно. Но только дураки не боятся. Нужно только помнить, что страх губит разум, а потому полезен исключительно в маленьких дозах, для профилактики. Кстати, как насчет профилактики?
- Я-то всегда за, но только не положено. Да и взять негде.
- Не негде, а где. Я специально припас. Я же не новичок! - он вытаскивает из внутреннего кармана плоскую, но объемистую бутылку с кристальной жидкостью. - Вот она, родимая.
Мы пьем по очереди из отвинчивающейся крышечки. Водка что надо, и вышибает у меня слезу.
- Молодец! - говорю я искренне.
- Это я нынче такой умный, налегке путешествую. Ты бы посмотрел, чего мне в первый раз с собой натолкали! Чуть было не застрял на полдороге.
Мы смеемся, но это теперь смешно. Застрять посередине - это едва ли не худшее, что может случиться с пассажиром.
Мы еще раз прикладываемся к крышечке. И еще. Пока в бутылке не остается чуть больше половины.