"Рано темнеет",- подумал он.-"А я так быстро устал. Если бы здесь была Вероника, она бы меня поняла".
Наконец он вошел в свой дом. Согрел молока, выпил, разделся и лег. Сон его был некрепким, он часто просыпался и лежал, поеживаясь в ночной тьме, и думал о своей жене.
Когда он проснулся, рядом лежала Вероника и весело смеялась.
Доктор Уильям Сэмьюэльсон и его гость из ОЗД молча спускались в лифте. Он остановился на третьем этаже, дверцы раскрылись, и Сэмьюэльсон повел своего спутника по длинному коридору.
- Лучше всего вам самому его увидеть. Тогда вы поймете наши проблемы.
Уайлэт сказал:
- Но болезнь Арнсона не меняет сути дела, доктор. Главное, его воля была нарушена.
Сэмьюэльсон нетерпеливо отмахнулся:
- Будь это ординарный случай, мистер Уайлэт, я бы и сам усомнился, права ли медицина в этом споре. Да, и у нас есть чувства, а сам я отнюдь не догматик. Но, я думаю, вы согласитесь, что сейчас мы имеем дело со случаем необычайным.
- Возможно, возможно. Но не надо забывать о принципах. Я не собираюсь поступиться своими, эти же принципы исповедует мое общество.
- Понятно.
Дальше шли молча.
В больнице было тихо. Они прошли мимо указателей хирургических отделений и палат: все они, оказывается, были в другом конце больницы.
Как бы объясняя это, Сэмьюэльсон сказал:
- В этом крыле лежат выздоравливающие и терапевтические больные. Ноуленда поместили сюда после операции из-за его состояния, ведь за ним нужен особый уход.
Нам пришлось все поменять в палате, чтобы соблюсти необходимую стерильность.
Уайлэт кивнул.
Наконец они подошли к двухстворчатой двери. Сэмьюэльсон прошел вперед и придержал створку. Какая-то медсестра поднялась им навстречу и провела их в комнату, смежную с ее маленьким кабинетом.
- Спасибо, сестра,- сказал Сэмьюэльсон.
Она вернулась к себе, оставив их одних. В этой не слишком большой комнате в три ряда стояли стулья.Они были повернуты к прозрачной стене, через которую была видна еще одна комната. Сэмьюэльсон сел на один из стульев, жестом пригласил Уайлэта сесть рядом и показал на палату за стеклом:
- Здесь лежит Ноуленд. Палата была ярко освещена батареей ламп под потолком. Становилось как-то не по себе от ослепительно-белых стен. Посреди комнаты стоял высокий стол, обитый кожей, а на нем лежало человеческое тело, прикрытое белоснежной простыней. Голова была забинтована, глаза закрыты.
Около стола стояли многочисленные приборы: в глазах рябило от блеска никеля, черноты резины и мерцания медных проводов. Два человека в белых халатах и масках стояли у стола. Один из них держал лабораторный журнал и что-то писал в нем, другой стоял чуть сзади и внимательно просматривал медленно ползущую электроэнцефалограмму.
Уайлэт вскоре отвернулся.
- А я-то думал, что Ноуленд умер.
- Он мертв. Он скончался от гипоксии, как мы это называем.
Уайлэт сказал:
- Не понимаю, почему вы придаете такое значение причине смерти?
- Не понимаете? Мне казалось, что ваше общество хорошо знакомо с точным определением понятия "смерть".
- Конечно,- сказал Уайлэт.- Смерть наступает, когда сердце перестает биться.
- В таком случае, Ноуленд действительно мертв. Сердца у него вообще нет. Но... его мозг еще в сознании, поэтому мы должны считать, что его личность не разрушена.
- Он... в сознании?
- Да, насколько мы можем судить. Его мозг беспрерывно контролируется электроэнцефалографом. Со времени операции в работе мозга не было никаких нарушений.
- Но что же поддерживает его жизнь? - спросил Уайлэт.
- Вот эта машина,- сказал доктор, показывая на приборы,называется сердечно-легочным аппаратом. Она более или менее заменяет те органы, которые присутствуют в ее названии.