Будет сделано, - ответил Илья, разглядывая чертежи.
Однако начальник СМП для верности повторил еще раз все с самого начала. Илья завелся:
- Да что ты заладил! Первое августа, первое августа... Делать там нечего до первого августа. Честно! Пять дней еще загорать будем. Да рыбку дергать от безделья. Или ты мою братву не знаешь? На спор, куль рыбки навялим? Честно!
Начальник СМП Деев ошарашенно примолк. Он знал Илью как парня делового и такой пассаж услышал от него впервые. К тому же оба понимали: мостик через Ою хотя и не шедевр строительной техники, а поработать придется, культурным досугом и не пахнет. Конечно, в конце концов они договорились бы, мужчины и не такие проблемы решают, но, услышав про куль вяленой рыбки, Юлька дернула Илью за рукав:
- Плюнь, Илюша!
Илья посмотрел на нее, на Деева, сообразил, что сморозил ерунду, но плевать в помещении не стал, машинально повторил:
- Так, значит, к первому августа, - и вышел.
Юлька повисла на его руке.
- Плюнь, Илюша, через левое плечо, ну что тебе стоит! Ради меня, Илюша! Нельзя же с таким настроением начинать дело! - Хотя она говорила в шутейном тоне, Илья очень хорошо понял, каким индюком и фанфароном выглядел перед начальством, коли уж обычно невозмутимая Юлька разволновалась... - Ну, пожалуйста, умоляю тебя, Илюшенька!
- Брось, Юлька... ну о чем речь? Что доброе, а то... такие пустяки... две русловые опоры... Честно, не узнаю тебя: передовая девушка - и предрассудки, суеверия, сглаз, чох и черный кот...
- Илья, плюнь! - уже всерьез потребовала Юлька. Наехал принцип на принцип. А тут еще, как назло, распахнулось окно вагончика, и Деев в седьмой раз напомнил:
- Так учти, Кулибин, к первому августа! Запорешь - вся Трасса в тебя упрется.
- Тьфу! - плюнул раздосадованный Илья. Но это был совсем не тот спасительный плевок через левое плечо, о котором молила Юлька.
Разумеется, столь многообещающее начало не сулило ничего доброго.
* * *
Однако все складывалось как нельзя лучше. За Два дня отряд благополучно преодолел сорок семь километров таежного целика: топи, гари, чащобу, глубокие распадки, каменистые осыпи - и ни разу не остановился для ремонта.
На место прибыли под вечер. По первому впечатлению Оя показалось вовсе несерьезной речушкой. Прыгающий с камня на камень озорной ручей. Сплошной перекат, багрово бликующий в лучах закатного солнца. Самая глубинка - по пояс. Сколько таких безвестных речушек миновали они на пути! Неужто эта серьезнее?
Усатик немедля разделся, с ходу плюхнулся в глубину и завопил:
- О, я тону! Но Илья холодным взглядом, точно нивелиром, окинул широкое русловище, тут и там хранившее следы разгула мощных паводков, и сказал тоном, раз и навсегда отрезающим всякое легкомыслие по отношению к Ое, мосту и работе:
- Она еще заставит себя уважать, Оя. Сычев и Пирожков, со мной на рекогносцировку! Остальные в распоряжение Юльки - оборудовать табор. Завтра приступаем в семь-ноль.
Видно, искупал свое прежнее легкомыслие.
Они ушли. Юлька осталась одна на берегу этой Ои, о которой прежде слышать не слышала, теперь же их пути пересеклись, и кто знает, может, в будущем она станет вспоминать Ою как самую счастливую пору юности. Юлька огляделась. На противоположном берегу штабелями громоздился лес, подготовленный для строительства моста, - откряжеванный, ошкуренный, даже, похоже, отсортированный. А дальше лежал как попало - накатом и вразброс...
И вдруг она точно прозрела. На том берегу прямо перед нею начиналась просека - прообраз будущей Трассы. Не с неба же свалились штабеля, хоть небольшой участок, но все-таки именно Трассу рубили прошлогодние лесорубы.