Я чувствую оглушительный прилив ярости, бессильного гнева, от которого в висках начинает неистово биться пульс. Как бы сильно ни хотела защитить сына от этой боли, я почти ничего не могу сделать. «Держись своего решения. Он должен научиться тому, как справляться с этим, прежде чем станет взрослым». Если баюкать его в объятиях и защищать от всего мира, он не обзаведется той броней, которая ему так нужна.
Если научить его защищаться… это обеспечит ему безопасность, когда меня не будет рядом.
– Милый, я понимаю. Мне очень жаль. Я могу поговорить с директором, чтобы он знал, что их нужно сдерживать…
Коннор уже мотает головой.
– Мама, нет. Если ты что-то сделаешь, будет только хуже.
Я делаю глубокий вдох.
– Так что же, по-твоему, мне делать?
– Ничего, – отвечает он. – Так же, как… – Сын не заканчивает фразу, голос его прерывается, но я знаю, что он собирался сказать. «Так же, как всегда». Должно быть, так оно и выглядит. Несмотря на то что он знает, сколько сил и времени я прилагаю к тому, чтобы защитить их. Это больно, но я это переживу. – Всё будет нормально.
– Я могу записать тебя на дополнительный сеанс к терапевту, если ты…
Коннор надевает носки, потом ботинки. Медленными, размеренными движениями, словно очень важно сделать это правильно.
– Конечно. – Теперь голос у него ровный. Тревожаще безэмоциональный. – Как угодно.
Это жуткое «как угодно» – словно стальная дверь, захлопнутая у меня перед лицом. Я часто слышала такое от моей дочери, но не от Коннора. Однако он растет и становится самостоятельной личностью. Я для него уже не укрытие от всех бед.
Теперь я для него – помеха. Это больно.
Я делаю вдох, чтобы усмирить холод, пронзивший меня насквозь.
– Кто они? – спрашиваю. Коннор спокойно завязывает шнурки.
– Зачем? Что ты собираешься делать, побить их?
– Может быть. Потому что мне невыносимо видеть, как тебе больно, сынок. Совершенно невыносимо.
Я слышу, как на последних словах мой голос начинает дрожать по-настоящему. Коннор тоже это слышит и бросает на меня короткий взгляд. Я не могу прочесть ничего по его лицу, и он отворачивается так быстро, что оно на миг размывается у меня перед глазами.
– Было проще, когда мы переезжали, – произносит он. – Когда нам не приходилось просто принимать это.
– Знаю. Ты хочешь куда-то переехать? Мне казалось, тебе нравится жить на одном месте.
– Мне и нравилось. Я имею в виду – нравилась сама идея. Просто… – Коннор снова садится на кровать, вздыхает, но не смотрит на меня. – После школы я иду к Реджи в гости, помнишь? – Он говорит так, словно мы уже условились об этом. Но мы об этом даже не заговаривали. Однако я просто киваю и не возражаю. Моему сыну нужно ощутить, что ему есть чего ждать.
– Позвонишь мне, когда придешь туда? – Я произношу это как вопрос, а не как приказ. Коннору, похоже, становится легче от этого.
– Конечно, мам. – Он встает. – Наверное, нужно что-нибудь съесть.
– Хорошая мысль.
Я хочу обнять его, но вижу, что он не желает этого. Мое сердце болит за него. Я ужасно боюсь, что весь мир готов причинить ему вред, но я не могу остановить весь мир. Знаю, что не могу.
Возможно, это самое худшее.
К тому времени, как Коннор садится за кухонный стол, появляется моя дочь. Она вяло шаркает ногами, пряди темных волос свисают вокруг ее лица. Ланни одета в пушистый банный халат красного цвета, с изображениями мультяшного Дракулы. Она зевает так широко, что я практически вижу ее гланды.
– Блин, – говорит она. – Опять в школу?
– Опять, – соглашаюсь я. – Яичницу?
– Конечно. Кофе?
– Эликсир жизни со множеством сливок и сахара ждет тебя.
Мы завтракаем всей семьей. Для меня эти моменты драгоценны, пусть даже для полусонных детей это не так. Мне приходится торопить Ланни, которая, как всегда, мешкает. Если я не буду подгонять ее, оба они опоздают на школьный автобус, а Сэму уже пора ехать.
У дверей я обмениваюсь с Сэмом нежным поцелуем. Я вижу сожаление в его глазах. Сегодня мы упустили возможность немного побыть наедине.
Я надеюсь, что вечером она у нас будет. Если ничего не случится.
– Сэм? – окликаю я его. Он останавливается, не дойдя до своего пикапа. – Будь осторожен.
– Так много правил! – говорит он с усмешкой.
За деревьями разгорается заря, заливая все мягким, благостным светом. Он отражается от стекол машины и пикапа, и на секунду мне кажется, будто у меня галлюцинации, потому что ярко-красная точка на груди Сэма кажется неуместной.
Еще до того, как я понимаю, что это, мое сердце начинает колотиться, словно паровой молот. Но к тому времени точка лазерного прицела приходит в движение.
– Сэм! – В моем голосе отчетливо звучит тревога, но я вижу: он не понимает, о чем я его предупреждаю. Я уже готова крикнуть «ложись!», когда боковое окно его пикапа становится молочно-белым – это идет трещинами закаленное стекло. В центре зияет отверстие размером с монету.
Звук выстрела эхом раскатывается по холмам за домом.
Прилив адреналина подхватывает меня, и я выскакиваю за дверь, даже не осмотревшись. Сэм не ранен, но он так и торчит на открытом месте. Хотя и пригнулся, однако явно высматривает, откуда был сделан выстрел.
– Зайди в дом!
Он делает рывок к двери. Стреляли из-за дома и откуда-то сверху. Откуда-то с опушки леса на холме. Кто-то хотел, чтобы я видела, что он прицелился в Сэма и мог прострелить ему грудь так же легко, как окно его машины.
– Господи боже, – произносит Сэм. Голос у него на удивление спокойный, но лицо побледнело. – Я его не видел.
Я втаскиваю его в дом, захлопываю дверь, запираю замки. Включаю сигнализацию молниеносными движениями дрожащих пальцев. Дети вылетели из своих комнат и теперь стоят, застыв на месте, с белыми от тревоги лицами.
– Прочь от окон, – приказываю я им и указываю в сторону кухни. – Спрячьтесь в убежище и сидите там!
– Мам, это что, стреляли? – спрашивает Ланни.
– Немедленно отведи Коннора в убежище!
Она хватает брата и тащит его в указанном направлении. Я испуганно осматриваю Сэма в поисках ран. Иногда бывает так, что из-за адреналинового выброса люди не чувствуют, что в них попали. Но крови нигде не видно.
Снайпер наметил смертельный выстрел, но потом намеренно промахнулся. Это было предупреждение.
– Ты в порядке? – спрашиваю я его.
Он смотрит на меня с тем же самым странным спокойствием.
– Если не считать того, что я хотел бы застраховать машину на сумму побольше? Конечно. Он промазал.
– Он не промазал. Он направил лазерный прицел точно тебе в грудь.
– Но ты же знаешь, что на таком расстоянии лазерные прицелы ни хрена не стоят, – возражает Сэм. – Пули летят по баллистической кривой. – Он кладет руки мне на плечи, потом ведет ими вверх, обхватывая ладонями мое лицо. – Гвен. Дыши. Всё в порядке, это просто стекло.
– Нет, – отвечаю я. – Это была угроза.
Поворачиваюсь, хватаю свой телефон и звоню в нортонскую полицию – их номер у меня на быстром наборе.
2. Гвен
Вероятно, не сюрприз, что копы практически ничего не обнаруживают.
Они находят пулю, застрявшую в сиденье пикапа, но та расплющилась в лепешку. Эксперт-криминалист – которого я знаю как вполне компетентного специалиста – сомневается, что им удастся что-то из этого извлечь.
И никаких следов стрелка. А точнее, слишком много следов. Эти леса исхожены охотниками вдоль и поперек.
Молодой коп в форме, который опрашивает нас, мне незнаком. Выглядит он лишь чуть-чуть старше моей дочери. Пытается изображать профессионала, но в итоге тон его звучит снисходительно.
– Мисс Проктор, я понимаю, что именно вы, по вашему мнению, видели, но сезон охоты на оленей только что открылся…
– Для охотничьих ружей! – перебиваю я его, потому что очень зла. – Послушайте, я видела точку лазерного прицела! Это было не охотничье ружье.