- У нас здесь - не бывает завтра, у нас здесь всегда - сплошное вчера.
- Ты молодая и красивая, - грустно сказал он, - ты не должна так говорить.
- Кому здесь нужна моя красота!
У нее были горячие сухие руки и мокрое от слез лицо.
- Завтра, когда стихнет ветер, я уйду, - едва слышно произнес он.
- Я знаю, - шепнула она, - поцелуй меня...
- Так будет еще хуже... Все еще больше запутается... Ты будешь жалеть что...
- Глупый.
- Да, я знаю... Наверное ты права, я действительно глупый, но я должен...
- Ты хочешь, чтобы я ушла?
- Нет.
- Тогда обними меня... Обними не бойся... Я сильная... И я умею любить... Я могу любить... Я хочу...
- Напрасно мы так, - печально сказал он.
- Ты жалеешь? - спросила она.
- Нет, - ответил он. - Если и жалею, то только о том, что все это не случилось раньше... Давным-давно... А теперь, когда стихнет ветер, я должен буду идти.
- Это будет завтра, а пока еще - сегодня... и оно еще не стало "вчера"... Это завтра оно станет вчера. Завтра опять все станет - вчера. И не о чем вновь будет жалеть... Ведь жалеть и желать можно только то, что сегодня!
- Может быть ты и права, - он лег навзничь и стал разглядывать тьму нависающую со всех сторон.
Ветер за стенами продолжал завывать и бесноваться, но уже не столь яростно.
- Я скоро уйду.
- Ты не вернешься?
- Нет.
- Но ты ведь не жалеешь?
- Нет, - он закрыл глаза и вздохнул.
Она провела рукой по его лицу и медленно встала:
- До свидания...
- Прощай.
- Нет-нет, я буду надеяться... пока дует ветер.
- Как хочешь.
- Ты меня будешь вспоминать?
- Не знаю...
- Будешь! Пока дует ветер.
Она неслышно скользнула к винтовой лестнице...
Через час ветер стих.
Нужно было спешить. Слишком краткими стали в последнее время периоды затишья, а до того как ветер вновь станет единовластным хозяином, облеченным беспрекословным правом карать и миловать, нужно было дойти до следующего мало-мальски пригодного укрытия. Еще раз быть застигнутым ветром на открытом пространстве - слишком большая роскошь, которую он не мог себе позволить.
Город еще спал. Приземистые обрюзглые дома, похожие на торговок в цветочном ряду, словно прыщи грудились вокруг пустынной центральной площади. Ветер дочиста вымел улицы, отполировал мостовую. Шаги гулко раздавались в непривычной тишине, заставляя испуганно пригибать голову и ускорять шаг. Дома без окон равнодушно глушили эхо. Город был слеп, глух и нем. И ему было на все наплевать...
Он ускорил шаги, черт с ним с городом! Нужно идти вперед. Идти всегда, пока дует ветер...
Когда до границы города оставалось пройти совсем немного, он вдруг услышал тяжелый топот и надсадное астматическое дыхание.
Так топать могли только чудесные ботинки из грубой черной кожи.
- Эй!!!
"Вот уж никак не ожидал, что Немезида примет именно это обличье", он невольно замедлил шаг и не спеша развернулся лицом к неожиданному преследователю, все еще чуть улыбаясь легко и загадочно...
Выстрел прозвучал сухо и отрывисто, словно глухой надсадный лай уставшей от бесконечных сторожевых забот преданной дворняги.
Его тело, ощутив толчок, а затем жгучую боль отпрянуло и забилось в бессилии, кровью пачкая отполированные камни мостовой...
- Дурачок, - шепнул он мгновенно пересохшими губами, явственно ощущая как вслед за телом разум тоже начинает медленное падение в бездонный черный провал, на дне которого его ждало избавление...
- Спасибо, - словно слабый шелест начинающегося ветра сорвалось единственное слово с его побелевших губ и поспешно умерло преданно стараясь опередить своего создателя. - Спаси...
- Заткнись!!! - злобно взвизгнул новый хозяин чудесных ботинок, страдальчески морща свое крошечное бледное личико, выглядевшее сейчас более старым, чем у его отца.