Новосибирск – а этот город я помнила, – не так давно путешествовала через местный вокзал. Хм, почему бы и нет?
На звонок ответили сразу:
– Здравствуйте, я бы хотела купить книгу, которую вы продаете. По восточной рефлексотерапии. Вы ее еще продаете?
Спустя минуту мы договорились о встрече.
В запасе сорок минут.
Бело-зеленые шторы на окнах, коричневый палас, многократно метеный веником, «пылесошеный» и тертый (в том числе и мной) сырой тряпкой; удобные, но уже порядком продавленные кресла. Убивая время, я сидела в одном из них. Ни о чем конкретном не думала – рассматривала сервант, книжные полки, стоящее в рамке фото, неизвестно кем подаренную в незапамятные времена тяжелую хрустальную вазу без цветов.
Здесь все пахло «мамой».
Когда-то это была «наша» квартира, теперь она принадлежала ей одной – целиком и полностью. Ни меня, ни дяди Толи. Я большую часть времени пребывала на Уровнях, отчим неизвестно где – ушел, когда у матери начался финансовый подъем, – не вынес того, что ему не позволили возвыситься за счет унижения женщины (кто из нас главный? Кто из нас мужик?) – обиделся и хлопнул дверью. Туда и дорога.
А мама…
Мама – удивительный человек. Да, она знала о мире Уровней, даже бывала там несколько раз (правда, в последний раз довольно давно), но не «двинулась» головой. Не попыталась тут же переселиться или моментально извлечь из нового знания выгоду, спокойно приняла тот факт, что ее дочь теперь живет в другом месте (тебе хорошо? Тогда и мне хорошо), какое-то время просила меня привозить из Нордейла одежду, довольно успешно продавала ее здесь, а потом… Потом уехала на дачу, точнее, тогда еще на голый, покрытый одной лишь травой и сорняками садовый участок. Накопила на постройку маленького деревянного домика, наняла бригаду, взялась за дело и вдруг внутренне успокоилась, стала совершенно счастлива. Вкладывала все свое время и силы в новое место – отдыхала на природе, дышала лесом, возилась с рассадой – и, как ни странно, пребывала в гармонии с самой собой.
Я за нее радовалась, хоть и не всегда понимала, как можно просто «подзабыть», что где-то есть другой мир – интересный, незнакомый, красочный? Но что-то держало ее здесь – может, родные места, а, может, бабушка или подруги? Старые знакомые, исхоженные дорожки, привычная уютная суета? Чувствуя ее умиротворение, я не лезла с глубоким анализом. Наверное, немолодому человеку проще «принять» новое, нежели захотеть этим «новым» воспользоваться.
Так вышло и с мамой. Теперь она редко появлялась в квартире, но часто пребывала за городом, где я ее и навещала – ее, и бабушку, которая, как ни странно, вдали от городской суеты ожила тоже.
И слава Богу. Все живы, все счастливы, и это главное.
Я посмотрела на часы – ух ты, двадцать пять минут незаметно улетели в небытие – пора на Новосибирский железнодорожный вокзал.
«Мегафон», «Связной», аптека «Мелодия Здоровья», кофейный киоск с огромной вертушкой в виде стакана сверху – иногда я не могла понять, скучаю я по всему этому или нет? По всему знакомому, потрепанному, российскому, побитому жизнью, пыльному, но по-своему благоухающему и цветущему? Наверное, в какой-то мере.
Толпы людей через перекресток, ряды похожих друг на друга, как близнецы, маршрутных такси, обратный отсчет на табло светофора, протяжные гудки поездов. Через дорогу здание вокзала и зев входа в метрополитен, за спиной ярко-желтая и покрытая потрескавшейся краской будка «Дяди Дёнера» – именно здесь, на остановке, мы и договорились встретиться с неким Андреем Михайловичем – «я буду в серых штанах, голубой рубашке и клетчатой кепке, а вы?»
А я стояла спиной к будке. Обычная я – в джинсах, бежевой блузке и с распущенными волосами – смотрела на то, как шумит большой сибирский город, вдыхала его, слушала, чувствовала. Любовалась деревьями, которые в конце августа еще стояли зелеными, но которых, будто пробуя собственные силы, уже потрогала пальчиком близкая осень – кое-где на березах виднелись желтые пряди. Пока еще мало, еще почти незаметно.
– Здравствуйте, вы – Дина?
– Добрый день, – он появился чуть раньше – человек в кепке, – Андрей Михайлович?
– Он самый.
Тянуть мы не стали. Проверив содержимое увесистого пластикового пакета и убедившись, что приобретаю «то самое», я достала из кармана сложенную вдвое тысячу рублей, отдала ее продавцу и поблагодарила за скорость доставки.
– Ну, что вы, мне в радость. Давно мечтал от нее избавиться.
– Почему?
– Потому что сложная. Думал, осилю, а вместо средств к существованию заработал дополнительный комплекс.
Я хихикнула. Интересно, а что с этой книги заработаю я?
Попрощавшись, я зашагала в сторону ближайшего двора – до сих пор не любила прыгать на виду у сотен людей. Уж лучше в тишине и где-нибудь за «козырьком».
Нордейл. Мир Уровней.
Половина седьмого вечера.
В доме почти не пахло. Почти. Смешарики, приоткрыв маленькие рты, спали на диване в гостиной – не в стоящей в моей спальне корзине, – я была им за это признательна. Вернувшись в свою комнату, я распахнула настежь окно, какое-то время созерцала вид мирной улицы и пыталась решить, что именно почитать – то, что нужно, или то, что хочется? Победила не рефлексотерапия, а банальный, но очень приятный любовный роман, с которым я и провалялась на кровати до позднего вечера.
Следующее утро вполне можно было считать «удачным», так как началось оно не с кошачьей лапы на голове (Миша дрых в ногах) и не с нервозной трели в дверь, а совместило в себе почти все то, что должно совмещать прекрасное утро: солнечный свет, щебетание птиц, негу в постели и разливающийся по квартире запах свежеиспеченных вафель.
Вот это дело! Это приятно!
На кухне по своему обыкновению колдовала Клэр – мурчал в такт ее шагам веселой песней радиоприемник, Смешарики баловались у телевизора, деловито вылизывала лапу сидящая на каминной полке между двумя панно рыжая Ганька – мы больше не пытались ее оттуда гонять – бесполезно. Своенравная кошка по имени Огонек, вопреки человеческому мнению, считала, что там она смотрится лучше всего. А что изредка с полки падают предметы? Так они там для того и стояли, не так ли?
Завтракать сели под миролюбивое бормотание кулинарного канала, шорох развевающейся у балконной двери тюли и шепоток обдуваемой августовским ветром листвы.
– Ты дома сегодня?
– Угу.
Любопытно, но каждый раз, когда звучал этот вопрос, я всегда задумывалась на тему «дома у кого»? Формально этот дом все еще принадлежал мне, но жила я с Дрейком, а здесь, наводя порядок и занимаясь повседневными делами, ежедневно обитала Клэр. Кормила Смешариков, приглядывала за кошками, варила для себя и для меня, отдыхала, рукодельничала. И переезжать, как ни странно, не соглашалась, хотя ей давно предложили собственное, не хуже этого жилье, да и Антонио периодически поднимал беседы о том, что, кхм, «неплохо бы им уже съехаться».
– Может, и неплохо, – с улыбкой отзывалась она, – но кто тогда будет смотреть за Фуриями? И придется разделить котов? А они любят быть вместе.
Клэр подобный расклад не нравился.
Согласна, коты привыкли быть вместе – вместе спали, вместе играли, просто знали о присутствии друг друга, и этого им хватало для беспечной кошачьей жизни. Смешарики же при разговорах о возможных переменах вдруг начинали жутко нервничать, а то и обижаться – подолгу прятались, не отзывались на имена и вообще не желали общаться, демонстративно показывая, что без привычного расклада они, может, и проживут, но далеко не так счастливо, как сейчас.
– Ты, конечно, сможешь их кормить и поить – я не сомневаюсь, – пожимала Клэр плечами и всякий раз безуспешно пыталась натянуть на лицо беззаботное выражение, сквозь которое проглядывал страх, – но ведь ты часто уезжаешь, так? Как же они будут одни? А так кто-то дома…