Губы потрескались от жажды. Хотелось лечь и больше не вставать. Доползти до лужи воды и пить, но что-то, живущее внутри, не давало совершить роковых поступков.
Горячий шепот требовал: «Иди!»
Куда? Илья остановился. Тусклый, теряющий осознанное выражение взгляд мальчика обежал постройки.
Дверь. Почему именно ее он инстинктивно выделил на общем фоне? Откуда возникла уверенность, что там, за ней, он найдет спасительное убежище?
Следующим осознанным впечатлением стала спартанская обстановка небольшого помещения. Здесь уже давно никто не жил, но андроиды содержали комнату в чистоте… пока сами не сгинули.
Оставляя мокрые следы на полу, Илья, придерживаясь рукой за стену, добрался до кресла, установленного перед комплексом непонятной ему аппаратуры, в изнеможении сел.
Лицо пылало. Ноги гудели от усталости, по мышцам гулял озноб.
Надежды, стремления, страхи – все истончалось, таяло. Полное безразличие овладело им. Он больше не мог сопротивляться, и рассудок начал проваливаться в сладкие, несущие абсолютный покой объятия беспамятства.
Лишь в глубинах его подсознания продолжала биться отчаянная мольба: помогите…
Глава 1
Звездное скопление О’Хара. 3871 год Галактического календаря…
Ральф Дуглас был мнемоником в первом поколении.
Его «Стилетто» в конфигурации «тень» стартовал из системы Элио, ушел в гиперсферу и сейчас, не покидая пространственно-временной аномалии, двигался маршрутом патрулирования по окраине звездного скопления О’Хара.
Обитаемая Галактика балансировала на пороге войны, но об этом знали немногие. Мир стал хрупок, а каждый новый вылет – все более напряженным, изматывающим.
В кабине «Стилетто» царил мрак. Боевая техника за последние десятилетия радикально изменилась. Рубка многофункциональной машины больше не напоминала традиционный пост управления. Отсек имел собственное бронирование, систему жизнеобеспечения, накопитель энергии и гиперпривод.
Майор Дуглас, облаченный в бронескафандр, полулежал в кресле пилот-ложемента. Обзорные экраны не работали, лишь редкие индикационные сигналы тлели во мраке, отмечая местоположение блоков кибернетических систем, которые объединял в бортовую сеть разум боевого мнемоника.
«Стилетто» обладал сокрушительной мощью. В зависимости от конфигурации оборудования он мог выполнять различные задачи, от длительного автономного поиска в условиях неисследованного космоса до уничтожения укрепленных планетных баз или молниеносных атак на крупные соединения кораблей противника, но вне контакта с разумом человека уникальная машина была мертва и никчемна. Каждый раз, занимая кресло пилот-ложемента, Ральф Дуглас формировал локальную сеть, его мозг принимал функции ядра кибернетической системы, сознание объединяло сотни узлов и механизмов в единое целое. Такой подход стал последним рубежом защиты современной техники от ее использования «кем попало», в том числе и представителями иных цивилизаций.
Но путь, который пришлось пройти, прежде чем появление мнемоников поставило точку в безраздельном господстве машин над своими создателями, был долог и тернист.
Давно не секрет, что человеческий мозг является уникальным нейронным компьютером, наши способности к восприятию и обработке информации намного превосходят возможности искусственно созданных вычислительных устройств, но потенциал биологической нейронной системы, отшлифованной, доведенной до абсолюта миллиардами лет эволюции, не востребован, – в повседневной жизни мы используем едва ли пятнадцать-двадцать процентов от дарованных природой возможностей.
Однако попытки раскрыть дремлющий потенциал человеческого мозга не прекращались на протяжении тысячелетий.
Первые опыты в области мнемотехники проводились еще на Земле, в далекую эпоху, предшествующую Великому Исходу.
Обязательная имплантация всех граждан Земного Альянса[2], интеграция сознания каждого человека в общую информационную среду цивилизации, создание первых мнемонических интерфейсов управления машинами привели к возникновению технологии прямого нейросенсорного контакта, сначала с использованием кабельного соединения, затем при помощи средств беспроводной связи.
После Первой Галактической войны технология долгое время не получала дальнейшего развития. Стандартные импланты, разрешенные к применению, оснащались урезанной версией модуля распознавания мысленных команд.
Сменялись поколения. Истончались страхи и фобии. Жестокий опыт войны постепенно превратился в предмет исследования, а глубины стопроцентного нейросенсорного контакта между человеком и машиной уже не казались бездной, растворяющей человеческий разум.
Прогресс не остановить.
Исследования человеческого мозга продолжились, в свободной продаже появились различные, порой весьма специфические «модули расширения сознания».
Генная инженерия постепенно выходила из тени, во многих населенных мирах клонирование в сочетании с евгеническими программами приобрело статус официальной демографической политики, а на некоторых планетах печально известный мыслесканер Джедиана Ланге использовался в правосудии.
Каждое из упомянутых явлений по отдельности вроде бы не несло глобальной угрозы, но опасность скрывалась в синтезе технологий, обобщении накопленных знаний на стыке генной инженерии и мнемотехники.
Результатом стало создание «генератора нейронных импульсов» – компактного имплантируемого устройства, способного преобразовывать машинный код в команды, распознаваемые человеческим мозгом. В сочетании с технологией клонирования и успехами генной инженерии использование генератора позволило приступить к конструированию биологических роботов.
Бесконтрольное развитие ситуации привело к тяжелым последствиям. Биороботы оказались не столь надежны, как утверждали их производители, да и отношение людей к живым «игрушкам» пестрело рецидивами различного толка. Знаменитое восстание биологических машин на планете Флиред[3] привело к запрету технологии, но решения Совета Безопасности Миров были проигнорированы: в Обитаемой Галактике нашлись звездные системы, где по-прежнему процветали запрещенные производства и связанный с ними черный рынок биологических машин.
В ход событий вмешались военно-космические силы первой Конфедерации Солнц.
После зачистки планеты Зороастра и краха корпорации «Галактические Киберсистемы» производство биороботов прекратилось, а опыты в области мнемотехники, направленные на создание новых устройств «расширения сознания», оказались под строгим запретом.
Существовало мнение: дальнейшее развитие технологий имплантирования – это опасный шаг за черту, в перспективе ведущий к потере человеческой сущности.
«Лучшее – враг хорошего» – древнюю поговорку использовали сторонники сохранения «допустимого уровня имплантации», и отчасти они были правы, ведь к началу тридцать восьмого века конструкция стандартных расширителей сознания, доведенная до технического совершенства, позволяла человеку соединяться с сетью, манипулировать бытовой составляющей техносферы, погружаться в «виртуалку», не претерпевая при этом критических деформаций психики.
Однако всегда найдутся силы, игнорирующие запреты.
Некоторые корпорации Окраины, независимо друг от друга, продолжили эксперименты в области мнемотехники и избыточного имплантирования.
Негласная гонка технологий привела к возникновению двух сил, изначально противопоставленных друг другу. Первыми в секторах Окраины появились кибрайкеры – избыточно имплантированные люди, презиравшие само понятие «закон». Мнемотехникам корпораций удалось раскрыть дремлющий потенциал человеческого мозга – благодаря избыточным имплантам и нейроструктурам, сформированным на стыке живого с неживым, кибрайкеры легко проникали в сеть Интерстар без поддержки дополнительного оборудования. Используя лишь собственный разум как мощнейшее вычислительное устройство, они взламывали самые надежные программы защиты, легко манипулировали удаленными сетевыми ресурсами, занимались промышленным шпионажем, на некоторое время став настоящим бичом общечеловеческого информационного пространства.