За очередным поворотом прямо по курсу открылась черная пасть распахнутых настежь ворот литейного цеха. Ворота были громадные, рассчитанные на тепловоз, некогда таскавший вагоны с отливками по узкоколейке, которая двумя кривыми нитками ржавых рельсов скрывалась в глубине цеха, отсюда, снаружи, казавшейся непроницаемо темной. В дальнем конце этого темного тоннеля виднелся яркий прямоугольник еще одних ворот. Все вокруг поросло травой и бурьяном, который по неизвестной причине был особенно высоким между рельсами. Чайник заметил, что перед воротами бурьян выглядит примятым, как будто здесь недавно прошла машина, и забеспокоился: у парня, на встречу с которым они приехали в это неприятное местечко, были отменные рекомендации, а это означало, что он себя не на помойке нашел и умеет придавать значение мелочам.
Стебли бурьяна громко зашуршали по днищу джипа; потом шорох стих, на пыльное ветровое стекло упала тень, и машина въехала в цех, где на поверку оказалось не так уж и темно. В цеху было пусто; краем глаза Чайник уловил нетерпеливое движение демонстративно посмотревшего на часы обитателя заднего сиденья и в свою очередь бросил взгляд на приборную панель. Электронные часы на ней показывали одиннадцать пятьдесят девять. Водитель остановил машину и заглушил мотор. За мгновение до того, как погасли шкалы приборов, цифры на дисплее часов сменились, показав двенадцать ноль-ноль, и сейчас же в воротах напротив, вывернув откуда-то слева и тяжело перевалившись через рельс, появился серебристый седан. Въехав в цех, машина остановилась и моргнула фарами дальнего света.
– Точность – вежливость королей и киллеров, – удовлетворенно констатировал Чайник. – Я же вам говорил, это настоящий профи. Как робот – все строго по программе, ни шагу в сторону.
– Вы давно его знаете? – спросил тот, что сидел сзади.
Его фамилия была Стрельцов. Знакомясь с Чайником, он не потрудился назвать свое имя-отчество, и тот называл его по фамилии, ни разу не удосужившись добавить «господин», на что этот упакованный в баснословно дорогой костюм кусок дерьма, вероятно, рассчитывал.
– Боже сохрани от таких знакомых! – сказал Чайник. – Вы глубоко заблуждаетесь, если принимаете меня за менеджера или там диспетчера какой-то организации наемных стрелков. Я – просто посредник, улаживающий за людей и для людей различные деликатные проблемы. Вам понадобился профессионал, я его нашел, только и всего. У него надежные рекомендации… да что рекомендации! Вы его видели? Ему уже хорошо за сорок, а он до сих пор жив и на свободе. Это, по-моему, самая лучшая из возможных рекомендаций. И в связи с этим… Короче, может быть, вы передумаете, пока не поздно? С меня ведь могут спросить…
Серебристый седан опять нетерпеливо моргнул дальним светом фар.
– Ступайте, Чайкин, – сказал Стрельцов с оттенком начальственного раздражения. – Передумаю я или нет, это мое дело. А вы потрудитесь закончить свое. Вот, возьмите.
Чайник принял протянутый ему с заднего сиденья ноутбук и нехотя выбрался из машины, чувствуя себя так, как, наверное, чувствует фанерная мишень на полигоне перед началом полковых стрельб. Направляясь к серебристому седану, он почти физически ощущал ползающие по лбу и затылку перекрестия прицелов, как будто на голову ему высыпали целую банку ядовитых пауков, готовых в любую секунду вонзить в его кожу смертоносные жвалы.
Дверца седана распахнулась, и с водительского сиденья навстречу Чайнику легко поднялся наемник. Он был одет, как и при первой встрече, в короткую мотоциклетную кожанку и джинсы, заправленные в высокие армейские ботинки. Этот гардеробчик, как, впрочем, и его владелец, выглядел изрядно потрепанным и засаленным; создавалось впечатление, что, во-первых, кроме этих тряпок, надеть киллеру нечего, а во-вторых, что он не снимает их даже на ночь. С учетом размера запрошенного им гонорара это выглядело довольно странно, но постоянно сопутствующий вольному стрелку запах алкогольного перегара многое объяснял. Ясно, регулярно пропивать такие деньги – дело непростое и губительное для здоровья, но существуют ведь еще наркотики и казино, не говоря уже о бабах!
– Я вас приветствую, – развязно обратился к наемнику Чайник, протягивая для пожатия руку.
– Наше вам, – сипловато откликнулся стрелок, игнорируя повисшую в воздухе ладонь.
Вблизи было видно, что физиономия у него осунулась и остро нуждается в бритье, а перегаром от господина профессионала разило с такой силой, что Чайник поневоле начал дышать через рот.
– Ну? – убрав руку, которую не удосужился пожать невоспитанный наемник, перешел к делу Виктор Павлович.
– Пиастры, – напомнил стрелок.
– Утром стулья, вечером деньги, – перефразировав реплику героя культового романа, возразил Чайник.
– Да все в ажуре, – дыша парами неусвоенного алкоголя, небрежно заверил киллер и, вынув из кармана, протянул собеседнику маленькую серебристую видеокамеру с болтающимся сбоку эластичным ремешком. – Смотри, если на слово не веришь.
– Доверяй, но проверяй, – с шутливой важностью изрек Чайник и, взглядом спросив у наемника разрешения, аккуратно поставил ноутбук на слегка запыленный серебристый капот.
Пока компьютер загружался, урча приводом жесткого диска и шелестя вентилятором кулера, киллер закурил, сунул руки в карманы куртки и стал с подчеркнуто безразличным видом глазеть по сторонам. Чайник размотал шнур и подключил видеокамеру к ноутбуку.
На экране появился пожилой мужчина в деловом костюме, с портфелем в руке, поднимающийся по лестнице. Съемка велась сверху, изображение было почти черно-белым из-за недостатка освещения и искусственной подсветки. Вот человек остановился, по всей видимости заметив стоящего на дороге оператора, поднял голову, позволив Чайнику убедиться, что он – это он, а не случайный прохожий, и, явно сообразив, что к чему, сунул свободную от портфеля руку за левый лацкан пиджака. Появившийся оттуда восемнадцатизарядный СПС послужил еще одним свидетельством того, что на экране генерал ФСБ, а не отставной учитель русского языка и литературы; потом в кадре появилась рука в тонкой кожаной перчатке, сжимающая «стечкин» с длинным глушителем. Звука не было – пистолет просто слегка подпрыгнул, выбросив из затвора дымящуюся гильзу. Человек на ступеньках уронил портфель, ноги его подкосились, и, чтобы не упасть, он навалился грудью на перила, вцепившись в них обеими руками. Пистолет в его руке снова начал подниматься; «стечкин» зло дернулся три раза подряд, одну за другой выплевывая гильзы, генерал выронил оружие и медленно, неуклюже, вот именно по-стариковски, скатился вниз по лестнице.
Изображение запрыгало, заметалось из стороны в сторону; Чайник увидел, как рука в перчатке одну за другой поднимает с пола и выносит за пределы кадра стреляные гильзы. На экране, сменяя друг друга, мелькали выкрашенная масляной краской стена, перила и ступени лестницы, носки высоких армейских ботинок, убираемый за пазуху пистолет… Потом картинка стала статичной: выстланный уложенной в шахматном порядке светлой и темной метлахской плиткой пол лестничной площадки, а на нем – плавающее в луже собственной крови тело с черной дырой входного отверстия над переносицей.
Камера дала наезд, когда убийца наклонился над трупом и принялся шарить по карманам. Первым делом он отыскал и, развернув, подержал перед камерой служебное удостоверение убитого. Фотография соответствовала лежащему на полу с простреленной головой оригиналу, и написано в документе было именно то, что хотел прочесть Чайник – вернее сказать, заказчик, которого он в данный момент представлял.
Потом изображение снова затряслось и запрыгало, на экране замельтешили, уходя вниз, ступеньки, перила и стены: оставив труп лежать на площадке, киллер поднимался по лестнице. В кадре появилась декорированная имитирующим полированное красное дерево пластиком стальная дверь; рука в перчатке, вооруженная снятой с тела жертвы связкой ключей, поочередно отперла замки, повернула ручку и открыла дверь. Луч вмонтированного в корпус камеры светодиодного фонарика заскользил по стенам прихожей, выхватил из темноты дверную коробку, угол дивана, оклеенную дешевыми обоями стену, а на ней репродукцию «Девятого вала» Айвазовского в массивной золоченой раме. Снова появившаяся в кадре рука сдвинула ее в сторону, открыв дверцу потайного сейфа, и вдруг экран почернел – запись оборвалась.