Подняв взгляд, водитель пристально посмотрел на Сукиасяна.
– С прибытием.
– Поставь сумку в багажник, идиот, – сказал Сукиасян и сел сзади, расстегнув на все пуговицы пальто.
Повторять дважды не пришлось. До водителя дошло, что если он не исправит свою оплошность, чего доброго Сукиасян сболтнет об этом его шефу, и все, прощай, можно начинать поиски новой работы.
Пока шофер укладывал багаж, Сукиасян положил рядом на сиденье зонтик и достал из кармана брюк сотовый телефон.
– Артур, все хорошо. Только прилетел. Меня встретили, – сказал Сукиасян, улыбаясь как можно шире, словно собеседник мог увидеть его улыбку.
– Погода неважная, – ответил собеседник и, немного помолчав, добавил: – Я не смогу выбраться, так что езжай один. Она будет тебе рада.
– Понял. Я тогда останусь у твоей сестры.
– Завтра поговорим. Я очень рад, что ты приехал…
Сукиасян, чтобы на всякий случай перестраховаться и не застрять в какой-нибудь пробке, куда мог попасть благодаря этому тупоголовому шоферу, пояснил, когда тот вернулся в машину:
– Сейчас езжай в город. Высадишь меня у Багратионовской.
Шофер тупо смотрел на Сукиасяна, словно не понимал, что тот от него хочет.
– Ты глухой?
Шофер тронулся. Сукиасян, порывшись в карманах пальто, выудил оттуда пачку «кента» и закурил. «Хренов Орбели, опять что-то мутит. Неужели нельзя организовать нормально встречу и передать деньги? Нет, обязательно надо шифроваться. Ему плевать, что на улице дождь и я только что прилетел. Нет, ему надо прямо сейчас!» – понеслись недовольные мысли. Перспектива быть мальчиком на побегушках не очень-то прельщала Сукиасяна, тем не менее, он хорошо понимал, чем грозит ослушание, поэтому соблюдал негласную субординацию.
«Мерседес» резво мчал по шоссе в плотном транспортном потоке. Впереди ехал «жигуленок», из-под колес которого летели брызги, и водитель, не стесняясь, смачно матерился в присутствии Сукиасяна. Не было никакой возможности объехать этого наглеца, так как две полосы были заняты. Никто никому не хотел уступать, и попробуй перестройся из ряда в ряд, чтобы тебе не смяли бока или не подрезали бампер.
Чтобы не скучать в дороге Сукиасян брал с собой планшет, на котором он либо играл в преферанс, либо смотрел картинки с голыми бабами, что, несомненно, поднимало его боевой дух и готовность к новым любовным приключениям, тем более, если учесть, что ему не дали все завершить с вчерашней девушкой. Он вынужден был усадить ее в такси и отправить домой, а сам начал звонить, чтобы достать чертовы авиабилеты.
Он до сих пор злился на Орбели. Нельзя что ли обходится с ним, с Сукиасяном, как-то поделикатнее, не так резко, а, скажем, предупредить заранее, ведь эту сделку обговаривали заблаговременно и согласовали все условия, а тут так резко вызвали его в Москву.
Через сорок минут черный «мерседес» выехал на МКАД и заметно сбавил скорость.
Сукиасян не сразу понял, что случилось, поэтому спросил:
– В чем дело?
– Пробки, – уныло ответил водитель.
– Твою мать! – выругался Сукиасян. – Так и простоим здесь до самой ночи. Мог бы догадаться.
– Да кто ж знал! – неловко начал оправдываться водитель, но Сукиасян его не слушал, вновь уставившись в свой планшет.
На МКАДе произошло ДТП, и, как водится в таких случаях, ГИБДДшники ограничили движение. Машины еле волочились по одной полосе. И наверняка каждый водитель думал нечто схожее, что и Сукиасян.
Темнело, и дождь не унимался. Сукиасян нервничал, поглядывая на часы. Он не собирался торчать там целый вечер. Шоферу не положено знать, поэтому он высадит его у Багратионовской. Ну, а как потом добираться? Лично Орбели за ним приедет, что ли? Или как? Он, ходят слухи по Еревану, неплохо устроился в Москве, строит и строит, небось деньги гребет лопатой. С его-то глоткой и жадностью далеко пойдешь.
Сукиасян был знаком с Орбели несколько лет, но, несмотря на свой опыт, знание людей и развитую интуицию, все еще не мог понять, что Орбели за человек и можно ли с ним вести какие-то дела. Орбели вел себя всегда подчеркнуто гостеприимно, радушно, тем не менее, это не мешало быть ему жестким и даже жестоким в бизнесе, и неизвестно, что сталось бы с Сукиасяном, окажись они волей случая по разные стороны баррикад. Между прочим, такое всегда может случиться, особенно если дело касается денег.
Вскоре у планшета закончился заряд батареи, и Сукиасян, за неимением лучших занятий, вынужден был уставиться в окно. То, что он там увидел, его не обрадовало. Казалось, что от востока до запада, от севера до юга все пространство занято машинами.
«Как беженцы, которые после окончания войны возвращаются в родной город», – подумал Сукиасян. Яркий свет слепил его, словно вокруг были прожектора.
– Ты хоть что-нибудь видишь? – спросил он у шофера.
– Вижу, – неуверенно ответил тот, вглядываясь во мрак, разбавленный белыми и красными огоньками.
Сукиасян тяжело вздохнул и закрыл глаза. Только сейчас в каждой клеточке тела он почувствовал усталость после этого перелета. Его утомил не столько сам перелет, как то, что ему предшествовало. Эта нервная суматоха, сборы вещей и покупка билетов, да и к тому же сорвалось многообещающее свидание. Кто ему компенсирует? Разве что Орбели, как и в прошлый раз, организует сауну с девочками, где он, Сукиасян, почувствует себя в своей тарелке и расслабится. Но это после, для начала следует передать деньги, остановиться в какой-нибудь гостинице и поужинать в нормальном армянском ресторане.
Сукиасян, как истинный патриот, даже находясь далеко за пределами Армении, предпочитал все армянское. Кухню, телевидение, прессу. Это давало ему приятную иллюзию, что он находится дома, защищен, и что все у него под контролем.
Сукиасян угрюмо смотрел в окно, ненавидя этот день. Вот-вот водитель остановится, и ему придется выйти в этот дождь в своем любимом пальто из верблюжьей шерсти. «Ну и погодка здесь. Дождь, холод, не то что в Ереване, где можно сидеть в рубашке и пиджаке и спокойно пить кофе на улице. Здесь собаки, наверно, и те мерзнут».
Водитель высадил Сукиасяна прямо у Багратионовской. Москва уже загорелась огнями.
Сукиасян, выйдя из машины, поежился и спешно открыл зонтик. Капли холодного дождя разбивались об асфальт. С шумом проносились машины, оставляя за собой шлейф брызг. Сукиасян нырнул в подземный переход, смешавшись с толпой мрачных цветов и оттенков.
Сукиасян ощущал дискомфорт в нескончаемом людском потоке. Люди шли на него сплошной стеной, как в фильмах ужасов про зомби. Взгляды у них были такими же пустыми, бесчувственными, со стороны казалось, что это не люди, а некие терминаторы, и что будущее машин уже наступило.
Он уже издалека приметил стройку. В Багратионовском проезде строили крупный медицинский центр. По периметру строительная площадка была огорожена колючим забором, словно там планировали создать концлагерь.
Из-за долгих дождей почву размыло, и вся площадка представляла собой чавкающую грязь, в которой тонул строительный мусор: щербатые доски, осколки кирпичей, ржавая проволока, куски арматуры.
Сукиасян нерешительно остановился перед воротами с пропускным пунктом. Ему не очень-то улыбалась перспектива увязнуть по щиколотку в грязи в своих новеньких туфлях за пятьсот долларов. «Орбели решил меня унизить. Эта сволочь знала, как это сделать. Лучше не придумать! Дернули сюда, как мальчика на побегушках, не дали поужинать и разместиться в гостинице, а сразу прислали шофера-идиота, с которым мне пришлось битый час проторчать в пробке. И еще сунули в эту грязь», – настроение у него было отвратительное.
Сукиасян злобно забарабанил в окошко пропускного пункта. Сидевший там рабочий поднял голову, зевнул и недоуменно уставился на Сукиасяна, будто не понимая, что тот от него хочет. Ему было неохота выходить из теплого помещения с обогревателем в дождь только ради того, чтобы открыть ворота какому-то франту в пальто.
Когда Сукиасян погрозил кулаком, это быстро возымело действие. Рабочий, набросив на себя ветровку, выскочил из пропускного пункта.