Однако шум, как это ни странно, не утихал, а напротив — усиливался и усиливался, заполняя собой все пространство вокруг лохматых любителей меда. Дикий грохот и клацанье неизвестного происхождения, рев и завывания — вся эта несусветная какофония ударила по несчастным барабанным перепонкам, заставив обоих спорщиков повалиться ничком на землю и обхватить голову руками.
Предмет их спора так и лежал у подножия векового дуба, и в него сыпалась древесная труха и пыль. Земля легко заколебалась, словно хотела сбросить со своей поверхности и мед, и тех, кто так стремился его заполучить. Да еще и пол-леса в придачу.
— Что это может быть, Усан? — громким шепотом спросил Пятнистая Юбочка.
— Съешь мою маму, если я хоть на коготь Бабуты догадываюсь, что это такое. Никогда ничего подобного не слышал. Наверное, это духи гневаются на нас за то, что мы мед поделить не можем, — предположил тот, кого назвали Усаном.
Юбочка какое-то время неподвижно лежал, прислушиваясь к грохоту и завываниям неведомой твари, с треском ломившейся через лес где-то неподалеку. Надо было убегать, однако тело дрожало и не слушалось. С духами не шутят — это всем известно.
— На тебе твой мед, ешь его сам! — выдохнуло это мудрое дитя природы. — Пусть духи на тебя гневаются.
— Нет уж, бери его себе. Я что-нибудь другое отыщу, — вздохнул Усан.
— Нет, не хочу. Сам ешь!
— Нет уж, — рявкнул Усан.
Земля вздрогнула в последний раз и затихла.
Лес успокоился, и разгневанные духи, кажется, удалились в чащу по своим собственным делам, оставив без внимания и кучу истекающих прозрачным медом сот, и двух лохматых медоедов, в ужасе ожидающих развязки.
Пятнистая Юбочка поднял голову и осторожно повертел ею из стороны в сторону.
Прислушался.
Принюхался.
Ветерок донес до него чудовищный запах, каковой подсказал ему, что у духов налицо несварение желудка и гоняться по чаще за двумя своими непослушными чадами сегодня они, похоже, не намерены.
— Ладно, давай свой мед сюда, так уж и быть, съем его, — сказал он как можно небрежнее. И подполз поближе к сладкой груде.
— Чего это я его буду тебе давать? — возмутился сообразительный Усан. — Мне он тоже нравится
— А ну давай мед сюда!
— Не дам — он мой!
— Нет, мой!
— Нет, мой…
— Стой! Стой! Отдай мой мед!..
Недоуменная улитка с достоинством пересекла маленькую полянку и скрылась в густой зелени, избегая назойливого солнечного луча.
Лес был чудовищно древний. В связи с этим живых тварей водилось в нем неописуемое множество, и все они самым естественным образом считали себя законными его детьми и наследниками. И так и звались на всех языках мира — дети Леса или Лесной народ.
Правда, дитя дитю рознь.
Изо всех разношерстных, разномастных и разноразмерных отпрысков природы люди — самые непоследовательные, непредсказуемые, капризные и избалованные. Их надо бы время от времени ставить в угол носом, но, как известно, природа вообще и лес в частности углов не терпят, а посему неугомонные отпрыски рода человечьего становились в нем с каждым годом все распущеннее. Правда, они интеллектуально развивались, но странным образом — чем умнее они становились, тем невоспитаннее. Мечезубых пумсов боялись только вблизи, а на расстоянии даже позволяли себе неприлично о них отзываться; кротких и ласковых длинношеев запугали своими охотничьими плясками до того, что эти милые звери решили переселиться к подножию горного хребта — подальше от шумных соседей, реку и лесное озеро вконец возмутили постоянными купаниями, стиркой и рыбной ловлей, и даже сам Лысеющий Выхухоль Хвадалгалопса — хозяин озерных берегов — согласился с Хваталкой-Проглотом Шахухой, который верховодил в воде, что людей нужно окоротить, пока не поздно.