Когда автомобиль проезжал реку, Мамедов крикнул:
– Стой!
Шофер затормозил.
Рафик выбрался на проезжую часть, открыл багажник и вбросил в сумку пару железяк, те глухо ударились друг о друга. Затем размахнулся и тяжелая сумка с отрезанной головой полетела через перила, булькнула и ушла на дно. Мамедов отряхнул руки.
– Поехали.
Уходил из бренного земного мира один вор в законе, на его место стал бы другой, возможно, Чекан. В конце концов, общак отыскали бы… если бы не одно «но». Возможно, события пошли бы совсем по другому, если бы на несколько дней раньше не произошли следующие события.
Глава 5
Мужчина в темно-синей синтетической куртке, в черном берете, стильно сдвинутом на левое ухо, потоптался у таксофона, затем набрал номер и, нервно постукивая ногой в тяжелом башмаке с рифленой подошвой о бетонную плитку, крепко прижал трубку к уху.
Наконец на другом конце ему ответили:
– Алло…
– Алло, это я, Дорогин.
– Ну, и что скажешь, Дорогин? – послышался глуховатый, не очень приятный мужской голос.
– А что ты хочешь услышать, Савелий?
– Скажи что-нибудь хорошее.
– Я думал, ты мне сообщишь приятную новость, – сказал мужчина, поправляя берет.
– Я могу тебе отдать только часть денег. Половину – не больше.
– Мне нужны все деньги, Савелий.
– Все, к сожалению, не могу, слишком уж сумма набралась большая.
– Это твои проблемы, когда брал, сумма тебе не казалась большой. Я к тебе заеду, – сказал Дорогин.
– Э, нет, так не пойдет. Давай лучше где-нибудь встретимся.
– Где? – поинтересовался мужчина, переминаясь с ноги на ногу.
– Мост через реку знаешь?
– Конечно, знаю, – бросил в трубку Дорогин и принялся вытаскивать из пачки сигарету, одной рукой делать это было крайне неудобно.
– Ну так вот, давай на мосту. Надеюсь, ты сам придешь, Савелий? Твои посыльные мне надоели, если они, конечно, приходят без денег, – нервно рассмеялся Сергей.
– Конечно сам. Ты же знаешь, я люблю отдавать из рук в руки. Что бы потом никаких вопросов не было.
– Хорошо. Время?
Рядом с открытой кабиной таксофона проходили люди. Дорогин держал трубку, плотно прижимая ее к уху, и рассматривал прохожих. Ветер гнал по асфальту желтые кленовые листья. Они шуршали, шелестели. Машины сигналили, проносились, чуть ли не чиркая протекторами по недавно установленным бордюрным камням тротуара.
Трубка молчала.
– Так в котором часу? – наконец не выдержал Дорогин и его невидимый абонент вздохнул.
– Ну, не знаю… Часа через два-три устроит?
– Нет, Савелий, давай, назначай конкретно.
– Ну, если так, то давай конкретно: в половине десятого.
– В двадцать один тридцать? – Дорогин взглянул на свои часы.
– Да, в двадцать один тридцать, плюс минус.
– Никаких плюсов-минусов.
– Ровно приду, нервный ты какой-то.
– Нервничаю я всего-ничего, если принять во внимание сколько ты мне должен.
– Деньги – это пыль, дружба сильнее.
– Не опаздывай, Савелий, ты же знаешь…
– Знаю, Серега.
– И без глупостей, – на всякий случай бросил в трубку Дорогин.
– Какие глупости! Мы же с тобой старые приятели, – в трубке раздались гудки.
Дорогин аккуратно повесил ее на рычаг, затем огляделся по сторонам, поправил берет, из-под которого выбились короткие белокурые пряди. Было довольно-таки прохладно. Дорогин затянул замок молнию под самое горло, зябко поежился. Времени до встречи с Савелием у него оставалось предостаточно.
Он запустил руку в карман, нащупал деньги. Вытащил, посмотрел на них презрительно и остался недоволен собой. Денег имелось немного, пара смятых грязных бумажек и горсть монет.
«Да, с такими деньгами не разгуляешься. Единственное, на что их может хватить, так это на чашку кофе и пачку неплохих сигарет. Вот это и следует сейчас сделать – попить кофе и покурить. Но где же убить два часа? Торчать на улице холодно. Зайду-ка куда-нибудь», – решил Дорогин и двинулся по улице к центру города.
Было в Дорогине что-то неуловимо русское. И дело не в светлых волосах, не в пронзительно голубых, как позднее осеннее небо, глазах. При всем при этом в его облике не просматривалось ничего сельского – сугубо городской человек. Он напоминал средневекового городского ремесленника, свободного человека, мастера своего дела, знающего себе цену. И если бы кожаный ремешок стянул его волосы, это бы подобие стало очевидным.
Денег на такси у него не оставалось и поэтому приходилось иметь в виду, что до пешеходного моста идти минут сорок. Значит, предстояло убить еще полтора часа. Долгих из-за неопределенности.
Холодные осенние сумерки спускались на город, зажигались фонари, призывно и ярко горела реклама. Жизнь шла своим чередом. Люди спешили в теплое жилье, а вот ему, Сергею Дорогину, спешить было некуда.
– Ничего, ничего, – говорил он, обращаясь к самому себе, – будет день, будет и пища. Савелий отдаст деньги. Конечно, он жмот и сволочь, но деньги ведь отдаст. Сперва половину, а там дожму, выложит и остальное.
Савелий Мерзлов должен был Сергею Дорогину довольно-таки крупную сумму. И Дорогин понимал, что сразу все деньги Савелий не отдаст. Не таким тот был человеком, чтобы вот так, не потрепав другим нервы, легко расстаться с большой суммой. Скорее всего, будет тянуть волынку, станет отдавать небольшими частями.
«Ничего, ничего, как только у меня появятся деньги, я его обязательно прижму и вытрясу из него все до последнего цента».
Увидев небольшой парадный подъезд в старом доме, оборудованный под кафе, Сергей Дорогин постоял несколько мгновений, опустил серый ворот темно-синей куртки, передернул широкими плечами, повертел головой, разминая шею, и направился туда. Там было тепло, пахло ароматным кофе, коньяком и сигаретным дымом. А еще Дорогина привлекла музыка, негромкая и мягкая, призывно звучащая из старого подъезда.
«Вот здесь я и скоротаю полчаса, покурю, подумаю. Попью кофе – маленькими-маленькими глотками. Разговор с Мерзловым предстоит не простой».
В последние месяцы, а по большому счету, и пару лет, простых разговоров у Сергея Дорогина не случалось. Да и вообще, жизнь складывалась премерзко.
«Когда же наконец все это кончится?» – не один раз уже думал Дорогин.
А ведь все шло так хорошо. Были деньги, известность, была любимая жена и дети, машина, работа, которую Дорогин любил. Словом, было все. А сейчас у него нет ничего, абсолютно ничего, кроме куртки на плечах, старых башмаков, берета, серого свитера и потертых джинсов.
«Да, еще лежат документы во внутреннем кармане, но какой от них толк?»
– Чашку хорошего кофе, – глядя в глаза бармену сказал Дорогин.
Тот испытующе посмотрел на пришедшего – далеко не все посетители бара подозревали, что кофе в русском языке мужского рода.
– Двойной сделать? – осведомился бармен, учтиво улыбнувшись.
– Простой, – пробурчал Дорогин, понимая, что на двойной может не хватить денег, а если и хватит, то он останется без сигарет.
– Простой, так простой, – бармен нажал кнопку кофемолки.
Завертелись, закружились, застучали, ударяясь друг о друга черно-коричневые зернышки. Бармен щелкнул рычажком, насыпая кофе в ситечко, и стал готовить напиток.
А Дорогин уселся на высокий табурет рядом со стойкой и принялся рассматривать длинный строй бутылок с яркими этикетками.
«Этот коньяк я пил, это мартини тоже пробовал, херес, сухой херес, когда же я его пил в последний раз… Нет лучше хереса, вот эта бутылка, название только отливает золотом, не прочитать, не вспомнить».
– «Когано», – сказал бармен, перехватив вопросительный взгляд Дорогина, – может, налить сто граммов?
– Нет, не хочу, – покачал головой Сергей, подвинул к себе пепельницу, достал пачку с сигаретами, открыл ее, заглянул вовнутрь, – пока не хочу.
Это «пока» подействовало на бармена как успокоительное лекарство, Дорогин умел располагать к себе людей малыми средствами.