Как только тот вышел, Сиверов, взглянув на часы, послал Потапчуку эсэмэску: «13.30». В час у Потапчука начинался обед, и он, конечно же, найдет возможность уйти от слежки, если таковую за собой обнаружит.
Слепой оделся, достал из кармана куртки еще один комплект ключей и вышел на улицу. Машина, новый «фольксваген» серебристого цвета, стояла там, где он ее припарковал. Выбирая автомобиль, Глеб Сиверов всегда старался следовать за большинством. В последнее время в Москве, как и в Европе, серебристые «фольксвагены» были едва ли не самыми популярными, так что можно было надеяться на то, что никто особо не обратит на тебя внимание.
Глава 2
Доктора медицинских наук Дмитрия Шевченко в клинику скорой помощи, да и в другие московские клиники, приглашали для консультаций обычно уже после того, как местные врачи признавали свое поражение. Шевченко, несмотря на свой молодой, даже, можно сказать, юный для доктора наук сорокалетний возраст, отлично разбирался не только в медицине, но и в химии, поскольку несколько лет стажировался в одной из самых популярных на Западе закрытых клиник, где многие знаменитости лечились от наркотической и алкогольной зависимости. Но то, что он увидел в этот раз, привело его в замешательство.
В реанимационном отделении под капельницами лежали четверо совсем молодых парней, в соседней палате – три девушки, одной из которых не было и шестнадцати. Почти сутки никто из них не приходил в сознание. Всех их доставили из одного из ночных клубов, где они устроили жуткий погром, но, пока ехала полиция, вдруг успокоились и, как говорится, вырубились. Так что пришлось вызывать еще и «скорую помощь». Как утверждали их компаньоны, которым оперативники устроили допрос с пристрастием, кроме одной-двух таблеток экстази те вроде бы ничего не принимали.
– Мы, Дмитрий Павлович, провели терапию, как обычно в таких случаях, по вашей схеме, но результат нулевой, – пожала плечами дежурившая вторые сутки врач Крутикова и, покраснев, поправила высокую, хорошо накрахмаленную шапочку, из-под которой выбивались мелкие светлые кудряшки.
– Анализы готовы? – спросил Шевченко, окинув полногрудую Крутикову живым взглядом.
– Не все, – сообщила та и, смутившись еще больше, протянула кипу карточек.
– Я же просил вытаскивать меня к вам только после того, как будут сделаны все нужные мне анализы, – недовольно покачал головой Шевченко.
– Но мы не знаем, что делать… – растерянно пробормотала Крутикова. – Обычно за сутки наблюдается хоть какая положительная динамика… А эти вот даже не пришли в сознание.
Шевченко подошел к одному, потом ко второму пациенту, приподнял глазные веки, прослушал пульс, недовольно поморщился:
– Странно…
– Да, и мне тоже показалось это странным. Поэтому мы вас и побеспокоили… – поспешила с оправданиями Крутикова.
– Вы говорили с оперативниками, они что-нибудь у них нашли? – поинтересовался Шевченко.
– Нет, – покачала головой доктор Крутикова.
– В каком смысле «нет»? – переспросил Шевченко. – Не говорили или не нашли?
– Не говорили, – уточнила Крутикова и добавила: – Мне не до этого было. Я от больных не могла отойти.
– Ладно, – кивнул Шевченко, стараясь скрыть раздражение. – Давайте-ка прямо сейчас позвоните следователю или кто вам там телефон оставлял… Вам же кто-то из полицейских оставил телефон?
– Да, оставил. Следователь Петров. Он просил позвонить, когда кто-нибудь из них придет в себя, – сказала Крутикова, обиженно поджимая ярко накрашенные губы.
– Симпатичный? – вдруг спросил Шевченко.
– Кто? – опешила Крутикова.
– Следователь Петров, спрашиваю, симпатичный?
– А при чем здесь это? – еще больше обиделась Крутикова.
– Позвоните этому вашему следователю Петрову и узнайте, нет ли у них в загашнике таблеток, которыми травились эти ваши больные.
– Хорошо, – послушно кивнула Крутикова и поспешила к выходу.
Шевченко, дав несколько указаний медсестре, тоже вышел в коридор. Он понимал, что в ночном клубе этим ребятам подсунули совсем не экстази. Чем чище наркотик, тем мягче он действует. Да, возникает привыкание, человек превращается в инвалида. Но это происходит постепенно. Шевченко и у себя, в России, и за границей насмотрелся и на тех, кто балуется кокаином, и на тех, кто подсел на героин или морфий. Любители травки и экстази во всех странах считаются хотя и неблагонадежным, но не сказать чтобы социально опасным контингентом. Самые же дикие выходки совершают наркоманы под воздействием кустарно созданной синтетической наркоты. Именно поэтому самое серьезное наказание в большинстве стран предусмотрено даже не за распространение, а именно за производство наркотиков, которое приносит нарковоротилам такие бешеные деньги, что этот бизнес искоренить в ближайшее время нет никакой надежды. Это любят подчеркивать в своих докладах ученые на международных симпозиумах: «Единственное, что мы можем, – это облегчить страдания тех, кто стал жертвой наркомафии».
Шевченко покачал головой. Так быстро возникшая агрессия, ведь медики говорили, что эти наркоманы устроили в клубе жуткий погром, а потом полная отключка на целые сутки… Да, несомненно, это «грязный» химикат. Судя по тому, сколько раствора перекачали через капельницу для очистки организма, не получив никаких положительных результатов, этот наркотик не выводится из организма, он в нем осел, а значит, продолжает поражать жизненно важные органы, и прежде всего нервную систему, мозг. Шевченко нащупал в кармане пачку сигарет и толкнул входную дверь.
Больничный дворик был чистым и уютным. Несколько старых, не буйно цветущих лип источали сладкий дурманящий аромат. Шевченко присел на лавочку и закурил. Ему так лучше думалось. Конечно, если новый наркотик в достаточном количестве поступил на рынок, будут еще жертвы. Расследовать, кто и где производит эту гадость, – дело полиции. Он же, как врач, обязан придумать, как эту гадость хотя бы выводить из организма.
Шевченко так глубоко погрузился в мысли, что не заметил, как рядом с ним на лавочке примостилась ярко раскрашенная рыжеволосая девица.
– Закурить не найдется? – спросила она хрипловатым голосом.
– А тебе восемнадцать хоть есть? – хмыкнул Шевченко, окинув оценивающим взглядом девушку, одетую в черные в обтяжку блестящие брючки и такой же расшитый блестками топик, под которым едва обозначались груди.
– А тебе какое дело? Трахнуть, что ли, собрался? – с вызовом хмыкнула она и поправила обмотанные вокруг своей тонкой бледной шейки странные железные цепи.
Шевченко, не ожидавший такого ответа, чуть смутился и, покачав головой, протянул девушке сигареты, а потом щелкнул зажигалкой.
– Да ладно. Не боись! – махнула та рукой. – Я девушка тихая, на мужиков не бросаюсь.
– А я и не боюсь… – недовольно передернул плечами Шевченко.
– Расслабься! В данный момент ты меня интересуешь не как мужчина, а как врач! Ты же врач? – спросила девушка, и во взгляде ее густо подведенных ярко-голубых глаз вдруг засветилась надежда. – Ты здесь работаешь?
– Ну, допустим, – кивнул Шевченко, решив не уточнять, где и кем он работает.
– Йес! Значит, ты мне поможешь! – воодушевилась девушка и добавила: – Наших сюда вчера привезли – Димона и Шпунтика. Не слышал, как они там?
– Кто, Димон и Шпунтик? – улыбнулся Шевченко.
– Ну да… Вам же фамилии надо… А я фамилий их не знаю… – покачала головой девушка.
– А что с ними? В каком отделении они лежат? – попытался уточнить Шевченко.
– Да наркота… А в каком отделении – не знаю… Мы с ними вместе тусуемся. В клубе «Альтаир». Слышал?
– Нет, – покачал головой Шевченко.
– Ничего, что я с тобой на «ты»? – спросила девушка, гася сигарету.
– Да ладно, какая разница…
– Да, действительно… Ну так вот, мы вчера… То есть нет, уже позавчера – как всегда, тусовались. Музон там отпадный. Ну один чел предложил нам таблеток новых… Без колес такой музон слушать в падлу. Никакого кайфа. А так отрываешься по полной. Ну, я как раз коку занюхала, а пацаны, Димон и Шпунтик, глотнули. Пивом запили. Экстази с пивом на ура идет. Ну и пошли вроде как танцевать… А потом вдруг им как будто крышу снесло! На бармена накинулись, бутылки бить начали… А пока понты ехали…