– Да не буду я с ней разводиться, – проворчал граф. – Сделай бумагу о браке, а с остальным я разберусь. У жены могут оказаться больные родственники или слабое здоровье, по легенде она будет долго и счастливо жить в какой-нибудь французской глубинке вдали от мужа. Это даст мне передышку от матушки на несколько месяцев, а может быть, и на несколько лет. Мы спокойно закончим научные опыты, а там… там что-нибудь придумаем. Россия далеко: пока мнимая жена доедет – или разбойники нападут, или медведи сожрут. И я, мой друг, останусь безутешным вдовцом!
Граф Кошкин-Стрэтмор довольно хмыкнул, с любовью посмотрев на длинноносую девицу на портрете.
– Томас, ты безумен! Эта дама уже лет семьдесят как покоится на Пер-Лашез, – вздохнул Алексей и покосился на ухмыляющегося друга: – Впрочем, поступай как знаешь. Документы о браке я тебе выправлю.
Глава 3
Декабрь 1889 года. Хрящевка
Вдовствующая графиня Елизавета Андреевна Кошкина-Стрэтмор готовилась к встрече с сыном и невесткой в своем загородном поместье в Хрящевке. Томас сообщил матери, что женился. Внезапно и очень своевременно. И теперь обещал представить ей молодую супругу – Екатерину Лопухинскую? Лобужинскую? Это уже неважно. Она все равно теперь графиня Кошкина-Стрэтмор. Катенька, значит.
Пожилая женщина смахнула навернувшуюся слезу. Удивительное дело, оказывается, ее скрытный сын этой осенью познакомился на выставке в Париже с русской дворянкой, потерял голову и тайно сочетался браком. Разумеется, мать немного злилась на Томаса – все-таки графиня рассчитывала, что свадьба состоится в родовом поместье, которое построил покойный муж. Эх, сколько усилий она приложила, знакомя Томаса с дочерьми соседей и подруг! Но все позади: тревоги, увещевания, ссоры. Уже сегодня сын представит молодую жену. В честь этого радостного события графиня организовала праздничный семейный ужин из семи перемены блюд, и это без антре и десерта. Елизавета Андреевна была счастлива, что ее Томас наконец-то остепенился. Да пусть и дальше занимается своими научными опытами вместе с безумным другом графом Шубариным и не менее сумасшедшим соседом графом Давыдовым. Основное дело сделано – сын женат, а у нее появятся внуки!
Томас Генрихович Кошкин-Стрэтмор, как только прибыл в родовое имение и переоделся, тут же проследовал в столовую, где его поджидала мать. Как же он соскучился по домашней перине и по стряпне местной кухарки! У Шубарина, нужно заметить, отвратительный повар, хоть и француз. Перед входом в столовую граф мысленно перекрестился. Предстоит еще одна битва с матерью, и если ему удастся убедительно разыграть карту, он будет свободен несколько месяцев, а может, и лет.
Кошкин-Стрэтмор вошел в просторное помещение, оформленное в английском стиле. Звук его шагов мягко тонул в толстом ворсе ковра. На стенах в позолоченных рамах висели портреты предков, безмолвно приветствуя потомка. В руках Томас тоже держал портрет.
Графиня-мать восседала на своем привычном месте. Сын улыбнулся матери и, наклонившись, поцеловал в щеку. Он заметил, что женщина принарядилась – надела новое платье из синего бархата и гарнитур с сапфирами, который ей дарил ныне покойный муж. Чуть поодаль, скромно потупив взор, сидела компаньонка матери, мисс Нора, выписанная из Англии и свободно изъясняющаяся по-английски и по-французски, немного по-немецки и с трудом по-русски. Бледная кожа, светлые волосы и белесые брови делали тридцатилетнюю деву похожей на бестелесный призрак.
Как только граф занял место во главе стола, все тут же пришло в движение: слуги Макар и Федор засуетились, наливая суп в тончайший фарфор и наполняя вином и наливкой хрустальные фужеры, дородная Агафья обходила господ с подносом, на котором была расставлена закуска. После третьей перемены блюд Елизавета Андреевна попыталась задать сыну вопрос о невестке, но тот настоял, чтобы все разговоры состоялись после.
Спустя полчаса, откушав утку, фаршированную рыжиками, и поймав недовольный взгляд матери, Томас тяжело вздохнул. Настало время для объяснений.
Вдовствующая графиня попросила прислугу удалиться, и как только те вышли, изумленно подняла бровь и повысила голос до визга:
– Тоша, где Катенька? Она что, приболела и не спустится к ужину? Или ты приехал один?!..
– Мама, может, попробуем десерт, а потом я тебе все объясню? – предложил граф.
– Я так и знала, что ты опять меня обманул! – взвизгнула графиня так, что хрустальные бокалы задрожали. – Никакой жены нет и в помине!
Женщина отбросила салфетку и резко отодвинула фужер, а на скатерти расплылось кровавое пятно от вина. Беседа с матерью не предвещала графу ничего хорошего.
– Томас, ты столько раз мне обещал, что женишься! – истерично завопила графиня. – Сколько раз ты сбегал с организованных мной приемов? А сколько раз ты придумывал несуществующих невест? А твои несостоявшиеся помолвки по договоренности? Ты даже подкупил семейного доктора, чтобы тот убедил меня, что ты бесплоден и наследников не будет. Но я все равно узнала правду. Что ты задумал на этот раз? Я не намерена больше терпеть обман!
Губы женщины задрожали, компаньонка засуетилась в поисках нюхательной соли, а Томас встал и подошел к матери. Обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
– Матушка, успокойтесь. В октябре я действительно встретил в Париже на выставке прекрасную девушку и женился. Все произошло слишком быстро…
– Я это уже слышала!.. – всхлипнула графиня, отворачиваясь от сына. – А где доказательства?
Томас достал из кармана тисненый лист с солидной печатью и протянул матери:
– Здесь запись о браке, сделанная в русском посольстве в Париже, ниже выписка из церковной книги. А это моя Катенька, – проникновенно добавил Томас, демонстрируя портрет, который он снял со стены в кабинете Шубарина.
Граф заметил, как мать напряглась, пристально всматриваясь сперва в документ, а затем и рассматривая невзрачную девицу на портрете.
– Мы только успели обменяться кольцами и клятвами, как в тот же день Кэтрин сообщила, что ее отец серьезно заболел и она не сможет отправиться со мной в Российскую империю, – самозабвенно врал граф.
– Так то было на свадьбу, ты мне писал. А что же теперь случилось? Ты обещал, что привезешь супругу к Рождеству! – прищурилась графиня, почуяв подвох.
– Обещал. Но теперь заболела сама Кэтрин, – нашелся граф. – Надеюсь, что жена приедет в Хрящевку на Пасху.
– Только весной? – раненой птицей прохрипела графиня.
– Пока оправится от болезни, да и путь из Европы в Самарскую губернию неблизкий.
Граф неоднократно репетировал речь перед Алексом и сейчас демонстрировал нераскрытые доселе актерские таланты, отвечая на вопросы матери быстро, уверенно и с чувством.
Вдовствующая графиня смахнула кружевным платочком выступившие на глазах слезы и вперила взгляд в портрет. Наконец она скупо улыбнулась:
– Это правда, Томас? Ты действительно женился на русской? Или она все же француженка? Расскажи мне подробнее о ее родителях.
– Тебе не о чем волноваться, я на самом деле женат, – уверил женщину сын и припал к материнской руке. – Разве я мог бы выдумать подобное? А о семье жены я и сам мало что знаю: русские дворяне, давно живут во Франции.
– А на каком языке вы общались с женой? – насторожилась графиня. – У тебя же неважный французский, а она наверняка плохо говорит по-русски.
– Мы с ней говорили на языке любви… – Мать недовольно нахмурилась, и граф поправился: – В основном общались по-английски. Кэтрин немного знает язык, – продолжал импровизировать Томас.
Он постарался улыбнуться. Но улыбка почему-то напоминала оскал. Мать же переключила внимание на документ, протянув его компаньонке:
– Нора, дорогая, силь ву пле[2]! Не могла бы ты прочитать, что там написано? Что-то я без очков ни бельмеса не разберу.