– Восемь ножевых ран, комиссар, и все, кажется, смертельные, – переходя на более деловой тон, произнес Таратура, однако не удержался и снова прибавил эмоций: – Похоже, комиссар, у нас будет «закрытая комната»!
– Да ну?! – на сей раз не уберегся от восклицания Гард. – Так уж и «закрытая»?!
Прервем повествование, чтобы ввести читателя в курс дела, тем более что комиссар, услышав странную фразу Таратуры, стал ерзать в кресле, усаживаясь прочнее и основательнее, как это делают зрители в театре перед открытием занавеса и началом волнующего спектакля. Можно сказать еще и так: на лице Гарда появилось нечто такое, что был бы способен изобразить хирург, увидев, к примеру, что после вскрытия живота у больного на том месте, где ожидался воспаленный аппендикс, ничего нету, а то, что там должно было быть, находится в грудной клетке. Примерно такую же реакцию вызвали у Гарда слова Таратуры о преступлении в «закрытой комнате».
Этим несложным понятием у криминалистов обозначалось преступление, совершенное таким образом, что представить себе обстоятельства его никак невозможно, хоть тресни, хоть разорвись на куски. Обычно подобных дел в жизни, то есть в реальной действительности, не бывает, они встречаются лишь в уголовных романах и повестях. Словно изгаляясь над человеческой логикой и здравым смыслом, авторы детективов до такой степени усложняют работу следователей, что на каждое их предположение всегда находят контрдовод, а на каждую мысль – чудовищную контридею. Убийцы, например, преспокойным образом выходят из помещения, где они совершили злодейство, а входные двери при этом самым коварным образом оказываются запертыми изнутри! Если вы подумаете, что преступникам удалось выпрыгнуть через окна, вам тут же возразят, что убийство произошло на каком-нибудь девятнадцатом или сто девятнадцатом этаже, где без парашютов и делать нечего. А если вы предположите парашюты, вам заткнут рот утверждением, что окна в этом помещении никогда не открывались и открываться не могут. Убийца ушел через потайную дверь? Нет такой двери! Нырнул в клозет? Увы, отверстие явно узкое! Метнул нож через вентилятор или выстрелил в окно, пролетая мимо на вертолете? Дудки! – нет вентилятора и нет ни одной дырки в стекле или в оконной раме! Не тщите себя напрасно, читатель, ибо даже сверхизощренные в криминальном смысле мозги не найдут выход из этого положения. И даже если вы остроумно предположите, что убийца разобрал пол, спустился через отверстие на этаж ниже, а затем оттуда собрал паркет вновь, слегка отдраил его и покрыл лаком, закусившие удила авторы тупиковых ситуаций с апломбом заявят вам, что тщательная проверка показала: пол, представьте себе, не тронут, лак не поврежден!
Уж на что Гард был отменным криминалистом, и он поднимал руки вверх, читая взбесившихся изобретателей тупиковых ситуаций. Однако в практической своей деятельности он, надо сказать, помнил хоть и считанные, но вполне загадочные случаи. С легкой подачи комиссара они стали называться преступлениями в «закрытой комнате», и Гард подумывал на досуге: не написать ли для молодых коллег небольшую инструкцию на тему о том, что из каждого тупика все же есть выход, если «шевелить ушами» и если отказаться от предположения, что убитый сначала сам себе всаживает восемь смертельных ножевых ранений, затем выкидывает через форточку нож, потом проверяет, насколько прочно заперты изнутри входные двери, а затем картинно ложится посередине комнаты в неудобной позе трупа, держа в кармане предсмертно сложенный, явно адресованный полиции кукиш.
– Так уж и «закрытая комната»? – недоверчиво сказал Гард, поглубже усаживаясь в кресло. – Да ну?!
– Честное слово, господин комиссар! – не сдавался инспектор.