Кто-то пнул болтуна локтем в бок, это Оборотень понял по звуку шорохов и коротким тихим пересмешкам. Кто-то еще добавил для вящей потехи:
– Смотри, смотри, сзади… А! нет, показалось, это не хвост!
Все хором гоготнули.
– Не-е, – протянул кто-то громким шепотом, – не мечтайте, оборотни меняют свой вид только в полнолуние. Надо ждать. Через неделю посмотрим…
Оборотень, не теряя взглядом связь со Старшим, чуть повернул голову, будто лишь удерживал себя, совсем не желая того, против воли прислушивался к ерунде, которую раздули вокруг его персоны недоумки позади. Ленивым плевком он выразил презрение всему тылу и снова погрузился в связку со Старшим – глаза в глаза. И все так же сквозь презрительно вздернутую верхнюю губу процедил:
– Мать, кто бы ты ни был, не трогать! Это понятно?
Старший едва заметно на какую-то микродолю секунды прищурился. Или это дрогнули от какой-то мысли его мышцы? И вдруг, отпустив взгляд, он сказал спокойно:
– Так, там, на галерке! Я не просил мне помогать! У кого недержание? Шаг вперед!
После недолгой нерешительной паузы на одну линию с Оборотнем шагнули Чухонец, коротконогий парень откуда-то из северных районов России, Песик, белобрысый забияка, и Жвачка. Этого так прозвали потому, что в свое время, переступая порог дома, где проживала их команда, он от волнения и страха слишком активно ворочал челюстями.
– Так, умники, сейчас каждый из вас выскажет свою версию, почему нашему отряду нужен приличный оборотень. И чтобы не повторяться! Задание понятно?
Парни молча, не отрывая взгляда от ботинок, закивали головами.
– Начали в порядке вашего выступления за спиной у товарища.
– Он нам не товарищ, – тихонько кинул Песик, оправдывая свое погоняло. – Он – псих, а психопат не может быть профессионалом.
– А ты, кажется, не дорастешь до Пса, так и останешься Песиком, то есть лизуном для начальства, – угрожающе предрек Старший.
Оставшиеся сзади пацаны снова тихонько гоготнули.
– Так, команда! Все, что ли, хотят на линию огня?
Наступила тишина.
– Итак… Песик, – довольно язвительно назвал его Старший, – ты начинаешь.
Парень прикусил с одной стороны нижнюю губу, а потом нехотя процедил:
– Оборотень – это человек с силой зверя, а нам нужны сильные парни.
Начальник одобрительно хмыкнул.
– Согласен. Следующий. Чухонец, ты там что-то болтал насчет хвоста. Подключи свои шаманские корни и выдай нам какую-нибудь интересную информацию о пользе оборотня в таком деле, как наше.
В отличие от Песика, Чухонцу поставленная задача, кажется, понравилась. Глаз у него заблестел, слегка прищурился. На лице заиграл азарт.
– Ну, у нас говорят, что оборотень понимает многих животных, потому что умеет превращаться в них и жить среди них, и может рассказать людям тайны зверей, то есть иных, а еще он быстро бегает и может незаметным пробираться в разные места, где ему нельзя ходить и где чужим вообще нельзя. Оборотень так может, потому что умеет превращаться в тех, кому можно.
– Интересная версия, – одобрительно кивнул Старший.
Оборотень помимо воли слегка расправил плечи, став на один сантиметр выше. Но следующая реплика начальника снова заставила его досадно сморщить нос.
– Но тот, кого мы называем Оборотнем, пока еще психопат и никаких других особенностей нам не продемонстрировал. Пока. Жвачка! Твое слово.
– А че я-то? Уже все сказали.
– Ну так подтявкни что-нибудь до полноты картины. Пять минут назад ты явил миру глубину своих научных знаний. Давай разжуй нам, герой-ботаник, почему же оборотень – это уместное явление в нашем отряде?
– Дык… – неуверенно начал верзила.
А Жвачка был реальный верзила. И челюсти у него были громадные, и желваки ходили почти постоянно, придавая ему поистине угрожающий вид. Но по характеру он был незлобив, скорее нерешителен, много сомневался. Правда, лишь до тех пор, пока ситуация не касалась прямого задания. Приказы он выполнял бездумно и потому идеально.
– Та-а-ак, я думаю, что при нашей работе, в тайне и как бы в тени… – Жвачка снова задумался, поигрывая желваками, а потом вдруг выдал: – Он как бы не подходит. То есть никакой оборотень нам не нужен, потому что мы – тайная организация, а оборотни обращаются и становятся всем, за что их можно ценить, только в полную луну, то есть при свете. А у нас – «Лунное затмение». То есть темнота. Не вяжется оборотень с нами.
Повисла пауза. Чухонец и Песик, стоявшие справа от Оборотня, переглянулись.
Старший сначала озадаченно поднял брови, глядя в упор на Жвачку, а потом смешливо хмыкнул.
– Не могу сказать однозначно, нравится мне или нет то, что ты пытаешься выстраивать логические цепочки, – сказал он. – Уверен только в том, что у всего, как у Луны, есть другая сторона. Нет вещей однозначных, видимых целиком при беглом взгляде. Однозначными их делают приоритеты каждого отдельного человека. Приоритеты индивидуальны, у каждого они свои и по важности расставлены в своем индивидуальном порядке. Кто-то сначала почистит зубы, а потом займется зарядкой, а кто-то пойдет есть и только после еды почистит зубы. У каждого своя шкала приоритетов.
Старший сделал довольно длинную паузу, давая ребятам осмыслить то, что сказал. Он внимательно посмотрел в лицо каждого из них и, когда решил, что более-менее, информация зацепилась, продолжил:
– Если же мы добровольно объединились в команду, значит, нашим индивидуальным приоритетом стал приоритет команды. Команда тут как что-то целое со своим личным характером, привычками, навыками, интересами и приоритетами. В первую очередь. Это понятно?
Старший снова внимательно всмотрелся в лица подопечных.
– Это я вам напомнил, чтобы вы не начали сомневаться и пытаться заглянуть на другую сторону Луны, – это не наша задача, это приоритетная задача космических агентств. Жвачка решил, что раз затмение, стало быть, Луны не видно, она скрыта в тени Земли. Но Луну все равно видно, хоть она и покрыта тенью, бордово-кирпичной или коричнево-красной. И самое главное, затмение Луны бывает только в полнолуние. Все усекли? Затмение луны бывает только в полнолуние. Значит, Жвачка?..
Старший вопросительно уставился на парня и выжидающе замолчал.
– Значит, – неуверенно промямлил Жвачка, – Оборотень в тему.
– Именно. А теперь – Оборотень.
– В смысле? – опешил Оборотень. – А я-то за что? Это ж меня же и обижают.
Старший смешливо и удивленно поднял брови.
– Ишь ты! Обижают, – передразнил он. – Тоже мне, кисейная матрона. А ты разве забыл, что всегда жертва тоже виновата? Вопрос лишь в том, чем и насколько. Это ты настроил их на неуставное поведение в строю. Так что сейчас пришла твоя очередь рассказать, каким боком ты уместен в нашем отряде. Доказывай себя и считай это тренингом смирения для твоих необузданных инстинктов, амбиций и невротических вспышек.
Оборотень было сжал кулаки от негодования, но тут же понял, что, в общем-то, сейчас уже никто на него не нападает.
– Мм…
Он вдруг осознал, что не знает ни одного существенного повода, говорящего за то, что он действительно заслуживает быть членом команды, впрочем, не только этой команды, а вообще любой команды, какую ни возьми. Неважно, что он сильный. Неважно, что он хочет тут быть. Это все не то. Это все не причина для группы доверять ему. Оборотень почувствовал растерянность, неуверенность, желание сказать всем «извините за беспокойство!» и уйти.
– Говори, что первое придет в голову, – подтолкнул Старший.
Это прозвучало, как голос богов, наставляющих на единственно верную дорогу.
– Потому что я родился в лунное затмение, – вдруг выпалил он.
– Тью-у-у, – свистнуло сзади сразу несколько голосов.
– В самое настоящее?
– Да.
Оборотень почувствовал в коленках слабую дрожь. Он очень давно никому не говорил, что появился на свет тогда, когда мир становится тенью тени и окрашивается в кровавый цвет. Он рано понял, что этот факт людей всегда настораживает. Взрослые всегда немного напрягались и отворачивались, бормоча под нос что-то нескладное, типа «От такой судьбы лучше держаться подальше». А ребята в его детдоме просто смеялись, обвиняя его во лжи. Они говорили, что все, что он рассказывает про лунное затмение, – все чушь и ложь. И начали дразнить его Оборотнем. К этому времени Димка, старший брат, уже отправился в самостоятельную жизнь и лишь иногда приезжал в гости из далеких городов, где пытался найти свою удачу. Поэтому постоянной защиты у мальчика уже не было.