Роберт Джонсон почти с ужасом смотрел на этого человека, который в такой момент мог думать об обеде. У него не хватало воображения, чтобы понять, что то, что казалось ему таким страшно важным и значительным, для доктора было простым и обыденным явлением, банальным случаем в его обширной практике, и что он не прожил бы и года, если бы среди своей кипучей деятельности не находил времени для удовлетворения законных потребностей своего тела. Джонсону он казался почти чудовищем. Мысли, полные горечи, роились в его голове в то время, как он поспешно возвращался в свою лавку.
— Однако вы не спешили! — крикнула ему теща с площадки лестницы в то время, как он поднимался наверх.
— Я ничего не мог поделать, — запыхавшись, произнес он. — Кончилось это?
— Кончилось! Ей еще долго придется страдать, бедняжка! Где доктор Майльс?
— Он придет после того, как пообедает.
Старушка хотела что-то ответить, но в это время из-за полуоткрытой двери послышался громкий страдальческий голос больной, звавшей ее к себе. Она побежала к ней и заперла за собой дверь, а Джонсон уныло направился в свою лавку. Отослав мальчика домой, он с каким-то бешенством принялся запирать ставни и убирать коробки с товаром. Когда все было заперто, он уселся в гостиной, находившейся позади лавки. Но он не мог усидеть на месте и постоянно вскакивал и принимался ходить по комнате, а затем опять бросался в свое кресло. Как вдруг он услышал звон посуды и увидел девушку, проходившую через комнату с подносом, на котором стояли чашка чая и дымящийся чайник.
— Для кого это, Джен? — спросил он.
— Для барыни, мистер Джонсон. Она сказала, что с удовольствием выпьет чашку чая.
Для него то обстоятельство, что его жене захотелось чая, было громадным утешением. В конце концов дело, очевидно, было не так уж плохо, если его жена могла думать о таких вещах. Он был так доволен, что спросил себе также чашку чая. Только что он кончил пить чай, как явился доктор с черной кожаной сумкой в руках.
— Ну, как она чувствует себя? — весело спросил он.
— О, ей гораздо лучше, — с энтузиазмом ответил Джонсон.
— Ай, ай, это скверно! — сказал доктор. — Может быть, лучше мне заглянуть к вам завтра утром?
— Нет, нет, — воскликнул Джонсон, схватив доктора за рукав его толстого фризового пальто. — Мы так рады, что вы приехали к нам. И пожалуйста, доктор, сойдите как можно скорее вниз и сообщите мне, как вы ее нашли.
Доктор поднялся наверх, и его твердая тяжелая поступь была слышна во всей квартире. Джонсону был слышен скрип его сапог, когда он ходил по комнате больной, находившейся как раз над ним, и этот звук был для него великим утешением. Решительная, неровная походка доктора свидетельствовала о том, что у этого человека бездна самоуверенности. В скором времени Джонсон, употреблявший все усилия, чтобы слышать то, что происходит наверху, услышал сверху шум передвигаемого по полу кресла, а спустя мгновение наверху распахнулась дверь и кто-то стремглав бросился бежать вниз по лестнице. Джонсон вскочил с своего места, и волосы у него на голове встали дыбом при мысли, что случилось что-то ужасное, но оказалось, что это была его взволнованная теща, растерянно принявшаяся искать ножницы и кусок какой-нибудь тесемки. Затем она исчезла, а Джен стала подниматься наверх с целой охапкой только что проветренного белья в руках. Затем после нескольких минут зловещей тишины послышалась тяжелая, шумная поступь доктора, спустившегося в гостиную.
— Лучше, — сказал он, остановившись в дверях. — Вы что-то побледнели, мистер Джонсон.
— О, нет, сэр, нисколько, — ответил тот умоляющим голосом, вытирая лоб носовым платком.