Черные полосы - Карпинская Настасья

Настасья Карпинская

Черные полосы

Предисловие от автора

Эта история отличается от написанных мной ранее и многим «не зайдет», так как не будет привычных «розовых соплей». Если и будут, то совсем чуть-чуть. Если вы любите немного пожестить, то вам сюда. Но хочу предупредить сразу:

Героиня очень острая на язык, грубая, местами аморальная. Ругается матом, много и от души. Для кого это неприемлемо, лучше откажитесь от прочтения, дабы избежать непонимания и негатива.

Герой порой резкий, жесткий, циничный, но более сдержанный. Возраст и профессия обязывают.

Есть сексуальные сцены. Но как обычно, без излишков физиологических подробностей, без нефритовых жезлов и влажных гротов.

ХЭ будет.

О самом главном предупредила. Всем добра и любви!

Пролог

К чёрту всё это дерьмо, что всю жизнь мне пытаются влить в уши ограниченные собственными рамками люди. К чёрту их, вместе с их моральностью, с их нормами приличия, с их надоедливым: «Ты же девушка. Тебе не к лицу ругаться матом. Это некультурно». Некультурно, бл*ть! А тр*хаться с собственной секретаршей на рабочем столе при наличии жены или подкидывать свой мусор к дверям соседей, ибо лень донести до бака, вполне культурно. А вот матом ругнуться− нет. Вся эта наносная «культурность» этаких членов общества явно от лукавого, потому что это всё лицемерие, двуличие и гниль. Я не собираюсь тратить свои эмоции на подобное дерьмо. Давно живу по принципу: есть моё мнение, делающее меня счастливой, и неправильное. Если я хочу ругнуться матом, выкурить сигарету или потр*хаться, то я это делаю, и класть я хотела на мнение «культурных и воспитанных». А кто хочет дать мне совет, как мне жить, выстройтесь, пожалуйста, в очередь и, дружненько держась за руку, идите на китайскую гору Кхуям! Это моя жизнь, и мне решать, как её прожить! Без вашего вездесущего носа. К чёрту токсичных людей с их постоянным негативом, которые сначала настроение испортят, потом подосрут в делах, а затем с видом, как будто ничего не случилось, бросят тебе через плечо будничным тоном: «Ну, извини. Ты только не обижайся». Я-то, радость моя невъ*бенная, извиню и обижаться не буду. На дураков, калек и больных, говорят, обижаться− дурной тон. Только ты на х*й идёшь с этого момента и в жизни моей больше места не занимаешь. У меня жизненная философия простая, без вензелей и подводных камней, но реальная и действенная.

Глава 1

− Рит, ты совсем идиотка? Я вот слушаю тебя и понять не могу. Тебе эта еб*нутость от моей матушки ментально перекинулась, или это у вас по женской линии как-то при рождении передаётся? – я сидела за столом на кухне у двоюродной сестры и основательно закипала, слушая душевные излияния этой дуры.

− Ты не понимаешь! Я люблю его! – она вскрикнула со всхлипом и, закрыв лицо руками, снова залилась слезами, оседая по стене на пол.

− Да! Нах*й, не понимаю и никогда не пойму! Как можно сопли распускать по м*даку, который запускает в тебя пепельницей, замахивается на тебя, забирает последние деньги из твоего же кошелька и идёт пропивать их с друзьями? И ведь это не впервые, да, Рит?

− Насть, он не такой плохой.

− Ага, с*ка, ангел. Только вместо арфы шкалик в руках. Вставай, − я подошла к ней и потянула её за руку, поднимая с пола. Футболка от соприкосновения со стеной задралась, открывая багровые синяки на ребрах. – Это что за нах*й? Он что, ещё и бьёт тебя? – от души тряханула её за плечи.

− Это… не то.. это…

− Сама на кулак упала, да? Раз двадцать. П*здец, ты дура, – отвернулась к окну от этой зареванной дебилки, нервно вытаскивая из пачки сигарету и приоткрывая окно. Надо успокоиться, иначе я ей точно у*бу. Может правильно таких дур мужики бьют, ибо мозгов нет от слова «совсем», как и самоуважения.

− Я не знаю, что мне делать, – проблеяла эта овца, садясь на табуретку и закрывая лицо руками.

− Вещи ему собрать и выставить в подъезд. Поменять замки, нанять мужиков, чтобы *бло ему начистили, чтобы он тебя десятой дорогой обходил и на глаза боялся показаться.

− Я не могу без него,− её стон и новая волна раздражения прокатилась по моему телу, взрывая мозг. Готова была уже развернуться и отвесить ей отрезвляющую оплеуху, но тут в моей голове возникла мысль, от которой так нехорошо тряхануло все внутренности.

− Ты беременна?

− Нет, − услышав ответ, я с облегчением выдохнула и присела обратно на стул. Хоть мозгов хватило не залететь от этого ходячего г*вна.

− Какого х*я ты, бл*ть, дверь не закрыла, шалава еб*ная? – м*дло по имени Русланчик эпично появился в дверном проеме, кривой, как турецкая сабля. – Чё за шл*ху в дом пустила без моего разрешения? А? – под синькой даже не узнал, тварина паршивая.

− Варежку прихлопни и смойся с глаз, – произнесла ровно, но не скрывая желания размазать его по стенке.

− Ты чё, борзая такая? С*ка, да я тебя сейчас… − и тут во мне проснулась та, что выросла в одном из самых паршивых районов города, среди торчков, цыган, барыг и алкашей. Классный райончик, сразу обнажающий перед тобой всю правду жизни и реальное положение дел в этом еб*ном мире. Рука потянулась к ножу, лежавшему на столе, а Русланчик, увидев с какой силой и как именно я сжала рукоять, сбледнул, замерев на месте, но виду старался не подать.

− Что ты мне сейчас? – поднялась с места, делая шаг к нему. Попятился. Правильно, бойся, с*ка. Не весь ещё мозг пропил. Участок, отвечающий за самосохранение, ещё работает.

− Нож положи, дура еб*нутая. Нож положи, сказал, – ух ты, ещё чуть-чуть дожать, и на колени шибанётся. Пятился через весь коридор, пока не запнулся о какую-то коробку, стоящую у стены, и не завалился на неё же. На удивление поднялся быстро, стараясь не сводить свой затуманенный алкашкой взгляд с ножа.

− Слушай внимательно, писюносец районный. Ещё раз на неё руку поднимешь или рот свой откроешь, я тебя этим ножичком пошинкую в мелкое колечко так, что ни один Айболит не соберёт. Я тебе слово даю, а теперь съ*бался, – и с силой воткнула нож в деревянный косяк, в десяти сантиметрах от его уха. Русланчик, запинаясь, трусливо смылся в комнату, но, так как его мужское достоинство безбожно прищемили, отборно матерился из своего укрытия в мой адрес. Скрипя от злости зубами, обернулась к своей тупоголовой сестрёнке. – А ты, дебилка сердобольная, если его завтра не выставишь за порог с вещичками, то на твои похороны я не приду, ибо сама виновата,− всунула ноги в туфли и, подхватив сумочку с тумбы, направилась к двери.

− Насть, − проблеяла Ритка, следом за Русланчиком побелев, как полотно, вызвав этим во мне лишь очередную волну раздражения и злости.

− А ты думаешь, чем твоё женское счастье закончится? Фейерверком и розовыми пони? Он под белочкой в следующий раз удар не рассчитает, и ты селезёночку выплюнешь на свой обшарпанный линолеум. И это будет «the end»без права повтора киноленты. Выбирай, сестричка. Если с ним останешься, мне больше не звони, а то я сама тебе, дуре, табуретом пер*ебу, – хлопнула дверью от души, потому что, бл*ть, бесит её тупость, раболепство это еб*ное. Насмотрелась я уже на это г*вно. На мать насмотрелась, которая всю жизнь отцу прислуживала, да и сейчас тем же самым занимается. Слово против сказать боится. Тьфу ты, бл*ть, блевануть хочется.

Завела машину и вывернув руль, агрессивно вдарила по педали газа. Мне завтра на свадьбу к подруге идти, а моя сестрёнка мне весь настрой своей мелодрамой сбила. Как земля таких идиоток держит? А ведь они ещё выживать и размножаться умудряются. Как? Я вообще не понимаю. Эволюция на них явно дала сбой.

С утра в салон красоты. Наведя марафет, сразу поехала к Динке. С ней мы были знакомы ещё со студенчества. Какое-то время просто общались, периодически тусовались в клубах, и как-то незаметно она перешла из статуса «знакомая» в статус «лучшая подруга»,которых в моём окружении отродясь не было. То ли дело в моём характере, не терпящем г*вна и лицемерия, то ли тупо не повезло. Но с Динкой было как-то просто и легко. Тупила, конечно, она иногда знатно, но я это списывала на её цвет волос, о чём ей не раз говорила. Сегодня она была похожа на фею, сошедшую со страниц детской сказки. Словно невесомая в своём белом платье, безумно красивая, а, главное, счастливая. Я искренне за неё была рада. Стас− классный мужик. Такие сейчас редкость, вымирающий вид, о котором лет через сорок все будут вспоминать, как о мамонтах, и читать в энциклопедиях с пометкой: «Мужик настоящий, последний раз был замечен в 21 веке», и т.д., и т.п. по тексту.