– Так вот я и говорю, – доносилось из-за соседнего столика, – столкнулся крейсер с морским трамвайчиком, капитан проглядел. Вернее, оба капитана.
Но военным-то ничего, между собой разобрались, а гражданскому приходит вчера вызов во Дворец: дескать, вы удостоены поощрительной награды за спасение пассажиров. Видали? Он ходил здесь вчера, все причитал: я, дескать, тоже виноват, за что меня награждать? Как я мог их не спасти?
Пристал к берегу, и все… Да может, он и сегодня придет, награду это… отметить!
Хикэри подмигнула Юкки:
– Пошли, нечего нам здесь дожидаться, наслушались уже, поищем что-нибудь повеселее.
Расплатившись, они вышли на улицу и неспешно направились в сторону Золотого Рога. Музыка, доносившаяся из открытых дверей кофеен, была приглушена и не тревожила слух громкими аккордами. Резко пахли деревья и кустарники – в этом квартале был разбит небольшой сквер. И розы… Они проходили в тени древней морской стены, и под ногами то и дело стали попадаться пустые пластмассовые бутылочки из-под питьевой воды, которые они стали наперегонки пинать.
– Да, очень подходящее занятие для принцесс… – выдохнула Юкки, отпинывая бутылочку в кусты. – Куда мы теперь?
– Ты в Большой дворец. У меня со всеми этими треволнениями…в общем, эта ночь твоя… – Хикэри похлопала по плечу Юкки, – а я во Дворец Огня у меня селекторное совещание с Токио… К девяти утра я приеду в Большой дворец.
Они свернули на ярко освещенную улицу, там их уже ждали лимузины. Улица спускалась с большого холма, и Юкки с тоской поглядела на искрящийся вечерними огнями Золотой Рог, надеясь увидеть его снова.
Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Армия да пусть двинется против Ирана, неблагодарного, неверного и всех неверных из нечестивого Альянса.
Да двинемся мы по воле Аллаха против неверных огнепоклонников и муртадов персидских и на защиту благоверного королевства Инглези – нашего покровителя и кому мы клялись именем Аллаха! И это случилось по божьему велению. Надлежит знать, что джихад – священная война – против неверных обязательна для мусульман.
Как говорит Пророк, да будет мир над ним – «Если кто-нибудь ранним утром пли ночью совершает газават против кафиров во имя Бога – это для него самое лучшее, что есть на земле. И если кто-нибудь хоть на час становится в ряды газиев, это лучше, чем шестидесятилетнее моление.» И еще говорит Пророк, да будет мир над ним – «Никогда пыль из под конских копыт и дым из ада не осядет на лицо мусульманина в день страшного суда. В Аллах, говорят: «Меч газиев – это ключ от дверей рая.» – Разве у нас когда-нибудь был мир с неверными? Здесь, на этой земле, идет вечная война – священная война – джихад – между неверными собаками – огнепоклонниками и приверженцами Пророка. Аллах акбар! Велик Аллах! Нет бога кроме Аллаха и Мохаммед пророк его!
17 ноября 1992 года
Константинополь
порт Феодосия
10.30 утра
Перед морскими парадами набережная всегда преображалась. Прямо на проезжей части ставили скамьи для публики, натягивали тенты.
Императорские гости обычно наблюдали зрелище с высоты стен, там для них также старались создать все удобства.
Если бы кто-нибудь захотел узнать, как выглядел Константинополь, наблюдающий за морской битвой былых времен, ему нужно было бы посмотреть на Город с одного из кораблей парадной эскадры. Зрелище было потрясающим: весь склон огромного холма был усеян людьми, они наблюдали со стен, с крыш, с колоколен, из улочек, круто спускавшихся к морю.
Толпа народа стояла на сфенде ипподрома, в каждом окне видна была гроздь голов, на городских стенах были натянуты тенты, защищавшие зрителей от солнечных лучей, даже некоторые статуи и деревья были оккупированы любопытными. Молодежь сидела прямо у воды, на огромных камнях, защищающих набережную от штормов. Точно такие же толпы наверняка собрались и на противоположном берегу, но там ничего нельзя было разглядеть: из-за яркого солнца казалось, что Халкидон покрыт синеватой тенью.
Первыми, как обычно, появились тяжелые современные корабли – только что вступивший в строй ядерный ударный авианосец «Три святителя» со своей свитой – крейсером-вертолетоносцем «Трапезунд», двумя тяжелыми атомными ракетными крейсерами «Адмирал Эссен» и «Адмирал Ухтомский» и четырьмя эсминцами сопровождения. Они серой колонной вышли из Босфора и не спеша проследовали в Пропонтиду. Яркие флаги расцвечивания трепетали от морского ветра, медленно колыхались на мачтах андреевские стяги.
Строевые расчеты команд застыли вдоль серых бортов, в руках у офицеров поблескивали клинки. Когда гигантский флагманский «Эссен» поравнялся с дворцовым мысом, от его борта оторвался быстрый катер и, прыгая по волнам, понесся вперед – к императорской трибуне, что располагалась левее ипподрома, у пристани Сергия и Вакха. Царь стоял на ней в окружении высших военных чинов. На нем был эффектный черный мундир генерал-адмирала с серебряным шитьем. В руках императора был жезл генерал-адмирала Империи, над ним колыхался императорский штандарт.
Когда флагманский катер приблизился к берегу, повелительный голос глашатая раздался в сотнях динамиков:
– Просьба соблюдать тишину! – и глубокое молчание опустилось на Город, на пролив, на оба берега Империи.
Яснее стал слышен глухой гул двигателей в утробах громадных кораблей.
Эскадра, казалось, замерла на месте. Во всяком случае, ее движение стало почти незаметным.
«Как они умудряются удерживать против течения такие махины?» – подумала Хикэри. Она стояла на башне прямо над императорской трибуной. Впрочем, трибуной это сооружение можно было назвать лишь условно: небольшая платформа над волнами, откуда неширокий трап вел вниз, к самой воде. Она видела, как император начал спускаться по этому трапу навстречу командующему флотом. Они встретились на узкой площадке, мокрой от набегавших волн. Император смело ступил на нее пурпурными сапожками, командующий ловко перепрыгнул с борта катера. Теперь они стояли друг против друга, и видно было, как адмирал преклоняет колени, вручая автократору небольшое весло, сияющее золотом. В этот момент престарелый патриарх тоже начал спускаться к воде. Два бородатых иподьякона озабоченно поддерживали его под руки. Между тем адмиралу передали парусиновое корабельное ведро. Император с силой ударил веслом по синей волне, подняв целый фонтан брызг. Хикэри даже показалось, что она слышит, как разлетелись мелкие капли, и зажурчала вода, которую быстро зачерпнул ведром командующий флотом. Патриарх воздел руки к небу, что-то шепча. Олег сдвинул брови, он выглядел очень серьезным и сосредоточенным. Патриарху между тем поднесли большой корабельный компас, он благословил его двумя руками, крестообразно, не прерывая молитвы.
Тем временем несколько смельчаков прямо в одежде бросились с парапета набережной в воду. Окунуться в этот момент считалось доброй приметой, и, как ни усердствовали полицейские, стараясь предотвратить купание, искоренить традицию они были не в силах.
Только лишь катер с командующим флотом, ведром и компасом, который бережно несли два молодых моряка, отчалил, как корабельные оркестры грянули марш Российского императорского флота. По толпе, казалось, пронесся облегченный вздох. Первые ряды зааплодировали, многие осеняли себя крестным знамением.
– Это старинный византийский обычай, – услышала Хикэри над ухом деликатный голос японского морского атташе. – Он символизирует власть над морем. Воду по каплям раздадут на корабли, она попадет в праздничную трапезу.
Эскадра между тем прибавила ходу. Ракетный крейсер «Адмирал Ухтомский», поравнявшись с императором, отсалютовал ему из носового орудия. Выстрел разорвал воздух, как удар грома, его эхо запрыгало между берегами, постепенно затухая. Монарху салютовал каждый проходящий корабль. Суда двигались не спеша, давая возможность зрителям вдоволь налюбоваться своими прекрасными обводами и пропорциями. Взгляд невольно притягивали длинные стволы орудий с золотыми колечками дульных срезов и толстые сигары ракетных контейнеров, проплывающие мимо трибун медленно и грозно, держа равнение на сверкающую морскую даль.