ПРЕДИСЛОВИЕ
Дорогие читатели!
Вашему вниманию предлагается произведение, в котором переплетаются исторические факты, изложенные в Библии, теории апокрифов, не вошедших в Ветхий Завет, и художественный вымысел автора.
Книга побуждает всерьез задуматься над наиболее важными и сложными для человечества вопросами: о вере, сущности добра и зла, событиях мировой истории и истории каждой отдельной личности.
И если ответы на них для вас уже найдены, данный труд призовет к размышлению над собственной жизнью и поступками. А значит, цель, которую ставил перед собой автор, несомненно, будет достигнута.
ИСКУШАЕМЫЙ
Все, что ни приключится тебе, принимай охотно
и в превратностях твоего уничижения будь долготерпелив,
ибо золото испытывается в огне, а люди, угодные Богу, —
в горниле уничижения.
Веруй Ему, и Он защитит тебя; управь пути твои
и надейся на Него.
Сир. 2:4–6
1
Солнце скрылось за горизонтом. Последний луч света, приласкав холмы, словно попрощался с Вифлеемом навсегда. Стояла мертвая тишина, воздух был наполнен удушливым и томным молчанием, поглотившим всю красоту города. Оливковые рощи и виноградники, еще недавно украшавшие округу, превратились в безликие мрачные тени. Родники со сладкой водой, растекающиеся по окрестностям, словно наполнились ядом. Будто невидимое зло отравляло все прекрасное и живое, к чему только прикасалось.
Оно было предвестником того кошмара и хаоса, что несли в себе сотни мечей и копий, которые надвигались на город вихрем гнева и безумия. Источником этого зла был всего один человек.
Рахиль пела колыбельную своим детям, но на душе у нее было тревожно. Материнское сердце сжималось от едкого воздуха и непривычной тишины, царившей за окном.
Непреодолимое желание сбежать, бросить родные места прочно засело в сознании. Казалось, само время наполнилось каким-то вязким веществом, которое растягивало каждую секунду бытия.
Первые крики и звон металла всколыхнули тело Рахиль ледяной дрожью. Лишь хрупкая стена жилища отделяла ее от того хаоса, что творился повсюду.
Схватив пастушью палку, женщина бросилась к детям в надежде защитить их от неведомого зла, пришедшего неизвестно откуда.
– Двоих в этот дом, женщин не убивать, мужей усмирять, чтобы не сопротивлялись, но не калечить. И быстрее, без колебаний. Нам еще целый город зачищать – чертова перепись некстати.
Голоса слышались все ближе. Наконец в крытый двор ворвались двое солдат и устремились к колыбели, где спали младенцы.
Поняв, в чем дело, мать кинулась к безумцам с отчаянным воплем загнанного зверя.
– Нет! – воскликнула она.
Убийца вмиг остановил эту бессмысленную попытку, отточенным движением резко толкнув женщину плечом в грудь. Второй солдат, схватив ее за волосы, потащил на улицу – туда, где совершалась невиданная жестокость.
Столбы пыли, поднимавшиеся от лошадиных копыт, скрыли ужас происходящего. Видны были лишь кровавые пятна на песке. Эти жуткие пятна и раздирающий душу плач, что доносился со всех сторон, свидетельствовали о великой трагедии Вифлеема.
Невольно всматриваясь в то, что творилось вокруг, Рахиль вскрикнула, увидев неподалеку изуродованное детское тело. Ребенку не было и двух лет. Чуть поодаль лежало еще одно тельце, а рядом вопила обезумевшая женщина, скрючившись от боли утраты и невыносимой муки…
Приступ тошноты от запаха, наполнявшего воздух, сменился резким головокружением. Рахиль теряла сознание от мысли о том, что больше никогда не увидит своих малышей, которых вскармливала последний год, окружала заботой, любовью и материнской лаской…
2
Услышав отчаянные крики, Елеазар вскочил с теплой постели и, накидывая рубаху, выбежал на улицу. Но, не успев понять, в чем дело, он сразу попал в руки солдат.
– Этого к остальным, и глаз с них не спускать, – дал указание военачальник, и солдаты потащили Елеазара к небольшой группе людей, среди которых были одни мужчины. В их глазах читались ненависть и презрение вперемешку со страхом и отчаянием.
Повсюду были кровь, рвота и тела – маленькие, пронзенные копьями, проколотые мечами, побитые лошадьми…
Отказываясь верить в происходящее, некоторые из мужей закрыли глаза, беспомощно съежились и молились. Другие с гневом смотрели на убийц, но не решались им воспротивиться.
– Остановитесь, безумцы! – не выдержал Елеазар.
– Молчи и встань к остальным, иначе отведаешь клинка, – рассердился воин, стоявший неподалеку, и толкнул Елеазара к другим мужчинам.
– Что вы творите? Смилуйтесь! – не унимался тот.
– Антипа, чего ты с ним возишься? Преподай урок, другим пример будет, – сказал старый солдат, сидящий на коне. Антипа молча кивнул и что было сил ударил Елеазара по лицу рукояткой меча.
В это мгновение раздался очередной крик. Женщина, вцепившись в своего ребенка, отмахивалась кинжалом от окруживших ее солдат.
– Оставьте, прочь! – взревела она. – Прочь!
Один из воинов ударил несчастную наотмашь, и та повалилась на землю. Другой вырвал из ее рук младенца и одним взмахом меча разрубил хрупкое тело.
– Боже, нет! Безумцы, вы все безумцы! – прокричал Елеазар и, еще не оправившись от удара, рванулся в сторону безутешной матери и ее мертвого дитя.
От неожиданности Антипа выбросил вперед меч и одним резким движением пронзил Елеазара.
Острая боль сменилась огненным жаром, в глазах у него потемнело, а затем стало холодно, как в самую ледяную ночь октября.
3
Очнувшись, Елеазар обнаружил себя парящим над бездной, где столбы огня, вопреки земным законам, низвергались бесконечным потоком.
Поодаль проявилось движение, словно тысячи муравьев сновали в трудах. Муравейник этот оказался морем трупов, шевелящихся и корчащихся, гниющих и свежих. Среди них были и те, что слегка светились, – новые души. Словно пульсирующий сгусток тьмы, к одному из таких трупов подошла безобразная тварь. Она обвила светящееся тело черным хлыстом, и жуткий скрежет разнесся эхом по неведомому и кошмарному месту. Потянув тело на себя, тварь вытащила из него огонек, и оно рухнуло, продолжая биться в конвульсиях. Душа была отделена.
Над морем мертвых величественно и грозно сияли светила, похожие на звезды. Они источали бледное сине-зеленое смертельное мерцание, отчего тела словно обжигало невидимым огнем. Отовсюду слышался плач. Ветра не было, но смрадный запах гниющей плоти разносился по всей округе.
Одна из тварей заметила Елеазара и, оторвавшись от своего увлекательного занятия, оскалилась, изображая улыбку, в которой читалось безумие и неимоверное наслаждение от причиненной душе боли.
Елеазар ужаснулся и попытался бежать, но тело его помимо его воли стремительно понеслось в сторону горного хребта, возникшего словно из ниоткуда.
Между гор была глубокая впадина, в которую вихрем неведомой силы затянуло Елеазара. Одно мгновение, и он уже стоял посреди равнины. Ни деревьев, ни зверей, ни птиц – ни живых, ни мертвых. Только огромная и идеально плоская равнина. Она была настолько мрачна, что, если бы не единственный источник воды, виднеющийся вдалеке, и тусклый свет над ним, Елеазар пал бы духом от печали и страха, которые поедали его изнутри.
В сознании бушевал океан смятения и роились тысячи вопросов.
– Я… умер? Да, так и есть, – Елеазар попытался оглядеть себя, но плоти не было – лишь призрачная дымка, очертаниями напоминающая мужской силуэт. – Мой собственный голос… Он как будто звучит в моей голове. Боже, Господи, спаси меня, услышь молитву грешника, забери меня из этого места, прошу!