Своя одежда. Возможность гулять. Никаких решеток или овчарок. Но черноту на сердце легкие условия содержания никак не смягчали.
Кулаев продолжал всю жизнь, что его окружала, мерить по Костику. Печальный, кривой тополь во дворе – как бы сын его нарисовал? И как бы мальчик себя чувствовал, окажись – вдруг! – здесь рядом с ним?
Отец предположил: Костику бы в колонии даже понравилось. В душу никто особо не лезет. Монотонная, очень женская работа – шить перчатки – тоже пришлась бы сыну по душе. И бесконечную перловку – предмет постоянных причитаний прочих сидельцев – его ребенок любил.
По-хорошему, Кулаеву-старшему был нужен хороший психолог. А еще лучше – психиатр. Но подобных диковинок в штате колонии не имелось, и Константин с наслаждением продолжал растравлять свою рану. Каждый день после работы он уходил в укромный уголок. Подключал интернет, открывал поисковик. Вводил всегда одну и ту же фразу: «Расстрел в Центре реабилитации в Москве». Читал давно устаревшие новости.
Жадно разглядывал фотографии.
Он снова и снова возвращался в прошлое. Бесконечно представлял, как можно было бы изменить роковой день. И переживал, насколько быстро все забыли его сына – талантливого художника. При жизни мальчика всемирная паутина дружно трубила про «надежду русского искусства». А сейчас – ни единого упоминания.
С мужчинами танцовщице Ольге Польской не везло[2]. Пока училась в хореографическом, а потом танцевала в Главном театре – поклонников имелось немало. Балерин мужчины любят. Но дальше конфет с букетами и пары совместных ночей не заходило.
Оля всегда была, словно струна натянутая. Вечный страх (потерять форму, вылететь из кордебалета в миманс, а то и вовсе прочь из Главного театра) не давал расслабиться ни на секунду. Мужчины, видно, чувствовали ее постоянное напряжение. А еще она, как многие неудачливые в личной жизни девушки, даже в мимолетном поклоннике сразу начинала искать идеал – опору, защитника, глыбу. Но молодые люди – пусть и влюблялись в красавицу-балерину – брать ее под опеку не спешили.
Ситуация изменилась, когда девушка покинула Главный театр и начала работать в Центре реабилитации инвалидов. Отравляющая жизнь боязнь (что хуже других, сначала поставят в последний ряд, а дальше и вовсе уволят) ее покинула. На новом месте Ольгу уважали и ценили. Она расслабилась, стерла с лица испуганное выражение – и почти сразу встретила принца. Случайно, в супермаркете.
Красавец Георгий Климко был родом из древнего города Пскова. На первый взгляд – богатырь, защитник. Мужчина при деле – свой ресторан имеется. Плюс известный охотник – сходить с ним на лося или кабана со всей страны приезжали. Говорил вкусно, сразу стал звать замуж и клясться, что будет холить-лелеять.
Оля настолько обрадовалась нежданному счастью, что ей даже в голову не пришло как-то Гришу проверять, узнавать детали его биографии. Зачем, если любовь? Да и на работе форс-мажор случился.
Она придумала и осуществила дерзкий проект – поставила с артистами-инвалидами авангардный, яркий балет. Спектакль прогремел, о премьере писали и говорили.
Но не всем в России нравится, когда у иных – действительно равные шансы. На Польскую ополчились поборники «чистоты расы».
Подбросили под дверь дохлую крысу, угрожали по телефону. А когда она повела своих артистов в Главный театр страны – и там достали. Грозили убить – прямо в гламурном фойе, фактически напротив Кремля!
Девушка перепугалась до смерти и немедленно позвонила Георгию. Тот, верный рыцарь, примчался по первому зову. Оля к моменту его приезда уже собрала чемоданы.
И пусть Псков обернулся деревней Прасковичи в десяти километрах от города, ресторан, которым Гоша владел, – плохонькой столовкой, а сам принц оказался судимым, ей все равно было с ним хорошо. Даже когда Климко ее бил, Оля не обижалась и не страдала. Понимала: он – хозяин, имеет право. Сама виновата, что не всегда может удержаться: то посетителю улыбнется, то с соседом слишком долго болтает.
Но даже в относительном счастье долго пожить не удалось: случилась новая катастрофа. Ранним утром на берегу реки Великой Ольгу пытались убить. На всю жизнь теперь с ней нечеловеческий страх, когда голова в ледяной воде, и пытаешься вырваться, но сильные руки безжалостны, воздуха меньше, меньше, нет совсем…
Врач на происшествие по крутому и грязному склону реки Великой решил не спускаться, отправил фельдшера и водителя с носилками. Те сочли ее мертвой. На счастье, в машине доктор потрудился «покойную» осмотреть. Только тогда спохватились, взялись наконец за реанимацию. Но из комы вывели лишь спустя двое суток, потом неделю держали в реанимации.
И пусть руки-ноги остались целыми, последствия клинической смерти казались непреодолимыми. Легочная и сердечная недостаточность, снижение мышечной координации, спазмы, эпилептические припадки – ведь мозг почти пятнадцать минут оставался без кислорода.
Но самое тяжелое – как повел себя Гоша.
Пока Ольга лежала в коме, видно, страшно боялся, что умрет и в смерти обвинят его. Тем более местным полицейским версия чрезвычайно нравилась. Плюс врачи поджившие синяки на теле девушки обнаружили, и соседи подтвердили: да, Климко сожительницу бил.
Но Оля еще толком в себя не пришла – бросилась любимого спасать. Настояла, чтобы в больницу пришел следователь, и заплетающимся после наркозов-лекарств языком дала показания: Георгий ни при чем.
Тот сначала возрадовался – благодарил, утешал, от постели не отходил, держал за руку. Но с каждым днем улыбался все меньше, ее измученного тела касался реже и почти брезгливо. Явно пообщался с врачами, оценил перспективы. И очень скоро ухнул:
– Извини, Оля, но я всю жизнь у твоей койки сидеть не могу. Мне жена здоровая нужна.
И ушел.
Расписаться они не успели, и делить оказалось нечего.
Ольга впала в депрессию. Целый день лежала, уткнувшись носом в стену, отказывалась есть и отчаянно отбивалась, когда пытались кормить насильно.
Именно в этот наичернейший момент жизни из Москвы к ней в больницу явилась колоритная пара: помощница частного детектива Римма Парсунова и Ярик Дорофеев, безнадежно влюбленный в девушку аутист – из числа тех, кто принимал участие в ее балетной постановке.
Прежде балерина посмеивалась (про себя, а иногда даже вслух) над его чувствами. Но сейчас, полумертвая и безумно одинокая, с благодарностью позволила подростку-инвалиду быть рядом.
На парня ее благосклонность подействовала исключительно благотворно. Раньше вел себя как полный придурок: беспомощный, истеричный. Говорил с трудом и невнятно. А здесь, в больнице, – подвиг за подвигом. Оля и подумать не могла, что в Ярославе скрыто столько талантов.
Починил безнадежно умерший телевизор в палате, подключил к нему ее телефон (тоже старенький) и каким-то образом заставил древнюю технику демонстрировать любимые балеты, да еще и в приличном качестве.
Если ей хотелось холодной воды – подавал со льдом. Когда она просила не самый популярный в Пскове фрукт кумкват – приносил свежайший, с листочками.
Римма поражалась не меньше:
– Его мать уверяла: «растение», нельзя его куда-то везти, вы с ним не справитесь! А Ярик – один! – по всему городу рыщет, чтобы тебе лучшие фрукты купить.
Парень не просто говорить стал куда более разборчиво, но и мысли высказывал дельные.
Убеждал Ольгу – надо уезжать из Пскова, где она чужая, долечиваться в Москве.
Римма поддакивала:
– И доктора в столице лучше.
Бывшая балерина послушалась. Приехали в столицу вместе.
Ярослав активно помогал обустроиться: придирчиво выбирал квартиру, искал массажистку и физиотерапевта, заваливал духоподъемными историями. Именно с его подачи Ольга впервые прочитала «Повесть о настоящем человеке» Бориса Полевого и узнала историю Елены Бережной.[3]