Вагнер нажал кнопку, задумался, обводя пальцем мелкие квадратики черепашьего панциря на задней стенке эксклюзивного малтфона, исполненного в единственном экземпляре и стоившего больше, чем его личный автомобиль. На самом деле он вообще не имел цены, потому что это – подарок Линды.
Время текло нестерпимо медленно, но обсуждать по телефону столь важный и мучительный для него вопрос он не решился. Осторожность превыше всего, тем более, когда тень брошена на одного из самых близких ему людей. От того, подтвердятся или развеются его опасения зависит больше, чем его жизнь – на кон поставлено дело всей его жизни, вернее его исход.
Вагнер с удивлением ощущал нарастающее беспокойство, совершенно нехарактерное для него, жёсткого и хладнокровного нормана, построившего могущественную промышленную империю. Но бизнес давно отошёл на второй план. В последние годы он, Олаф Вагнер вложил всего себя в дело, крайне важное для жизни этой небольшой планеты, облететь которую он мог без малого за 16 часов. Сейчас, для разговора с глазу на глаз, он пролетел добрую её половину. Из Нью-Йорка в Лиссабон, где его ждал самолёт, сразу выруливший на взлётную полосу. Теперь и этот рейс подходит к концу, и уже через считанные минуты он приземлится в Петербурге.
Откуда этот холодный парализующий страх? Вагнер тяжело сглотнул пересохшим горлом и посмотрел на стол: на недопитый стакан янтарного виски; на плоский и гибкий, как глянцевый журнал, планшет с детской фотографией смеющейся Линды; на старинное серебряное блюдо с инжиром и испанскими мандаринами.
Едва заметное шевеление в правой ладони обернулось судорожной болью, словно рука сжимала не малтфон, а сработавший электрошокер. Нервы сдавали. Обычный сигнал вызова. Но дёрнувшаяся рука больно ударилась о подлокотник, а вылетевший аппарат стукнулся о массивный квадратный стакан, перевернулся экраном вниз и уткнулся под бортик серебряного блюда. Словно плоская черепашка пыталась спрятаться под столовый прибор.
Одолев тревогу, Вагнер поддел его мизинцем и недоуменно уставился на экран.
Он! … Что это? Совпадение или закономерность? – подумал Олаф и понял, что в любом случае это недобрый знак. Затем уверенно нажал кнопку и поднёс аппарат, услышав знакомый доброжелательный голос, – Олаф, дружище, я не могу с тобой связаться. Ты куда пропал?
Вагнер молчал.
Зачем он спрашивает? Проверяет? Если он меня ищет, то наверняка знает, где я нахожусь. – пронеслось в его голове.
Он ещё немного помолчал, обдумывая, что ответить, или что спросить и произнёс глухим сдавленным голосом, – Ты?
– Я, – послышался невозмутимый ответ. Вагнер помешкал, раздумывая – продолжить, или прервать разговор, затем ответил, – Ты что-то хотел? У меня мало времени. Я перезвоню тебе позже.
Раздался лёгкий выдох усмешки, – Это вряд ли получится. Ты совершил непростительную ошибку, всемогущий Вагнер.
Магната прошиб холодный пот. Он завороженно глядел на свою руку, что на глазах бледнела, вычерчивая узор аристократических прожилок. Тон собеседника наполнялся тяжёлыми нотками. – Слушай внимательно. Моё прошлое – это только моё прошлое. А ты поплатишься за самоуверенную дерзость. Прощай, Олаф. Мне искренне жаль.
Лавина бессильного ужаса пронеслась в сознании Вагнера, сметая на своём пути ещё теплившуюся надежду. Сбывались худшие подозрения. Он понял всё. И хотел прокричать в трубку что-то сильное, важное, ранящее, оставляющее глубокий след, но подкативший к горлу ком выпустил наружу лишь бессвязный хрип, а из трубки послышался размеренный женский голос, – В связи с начавшимся снижением, система безопасности произвела автоматическую блокировку всех спутниковых линий связи на борту. Приносим свои извинения. Разблокировка будет произведена автоматически, по завершению снижения.
Система безопасности, в разы превышающая уровень защиты всех известных авиалайнеров, специально разработанная для трёх эксклюзивных самолётов корпорации, сыграла с ним первую злую шутку. Вторая, роковая, произойдёт в ближайшие минуты.
Он уже понял, что катастрофа неизбежна, но пугало его даже не это. Хуже всего, что он не сможет сообщить Линде о том, кто виновен в случившемся. Он мучительно искал выход. И нашёл. Теперь главное – вспомнить. И главное – успеть. Вагнер дёрнул головой влево, на противоположную сторону, где мирно дремал его секретарь, и заорал во весь голос:
– Эдд! Срочно разыщи старшего стюарда!
Подхватившийся испуганный Эдд, чей мирный сон был прерван диким криком шефа, вместо поиска стюарда вцепился в подлокотники и глупо моргал глазами. На крик примчался Янош, старший стюард, знавший Вагнера много лет и никогда не слышавший ничего подобного.
– Мистер Олаф?
– У Вас есть доступ в кабину пилотов. Срочно войдите и громко произнесите…
Взволнованный стюард позволил себе перебить, – Да, мистер Олаф, но началось снижение, а при снижении и взлёте вход в кабину разрешён только в экстренных случаях, при прямой угрозе безопасности полёта.
– Сейчас самый экстренный случай, – злобно проорал Вагнер, – Не смей перебивать. Быстро входишь в кабину и чётко произносишь несколько раз, но не меньше трёх: Код двенадцать. Тритон. Объект номер семь. Ещё раз: Код двенадцать. Тритон. Объект номер семь. Ты понял? Повтори.
Янош, белый как полотно, произнёс дрожащим голосом, – Да. Но что это значит?
Теряя самообладание, Вагнер заорал, – Повтори-и!!
И он повторил слово в слово сбивающимся голосом.
– А теперь – выполнять!!
Янош метнулся по проходу, едва не сбив появившуюся на шум стюардессу. Открыв дверь электронным ключом, он неуверенно вошёл и стал позади пилотов.
– Руль высоты, – рыкнул второй пилот.
– Вижу. Не отключилось автопилотирование.
– Выключи принудительно.
Янош неуверенно произнёс, – Код двенадцать. Тритон. Объект номер семь.
– Что ты мелешь? – бросил второй пилот, – Не отключается.
– Этого не может быть, – сухо и уверенно произнёс капитан. В это время самолёт качнуло вправо.
– Вот чёрт. Блокировка руля высоты.
Янош, поняв что происходит нечто нештатное, но почему-то известное президенту корпорации, решил выкрикнуть фразу, сказанную ему всемогущим Вагнером, словно она чем-то могла спасти теряющий управление самолёт, – Код двенадцать. Тритон. Объект номер семь! Код двенадцать. Тритон. Объект номер семь!
Пилоты косо переглянулись, и капитан спросил, – Он что спятил?
В это время самолёт дал резкий крен влево. Перебирая ногами, Янош ухватился за ручку двери кабины и выскочил в салон. Дверь захлопнулась, больно ударив плечо. Взору Яноша предстал Вагнер, прижавший к щеке малтфон, зацикленный в механическом повторе своей безумной фразы. У окна трясся секретарь, белый как молоко, с широко открытым ртом и совиными глазами. Две стюардессы пристегнулись ремнями к боковым креслам вдоль прохода, как и положено по инструкции.
Тут самолёт стало валить на другой борт. Стюард зашагал к ближайшему креслу, но его движения становились неверными и плавными, будто во сне. Он почувствовал, как отрывается от пола и медленно парит в воздухе. Заторможенный разум не поспевал за меняющейся реальностью. Пол медленно переворачивался и становился боковой стеной, а хвостовая часть уходила вверх. Истошно закричала одна из стюардесс. Янош медленно поплыл к окну, в сторону обвисшего на ремне Эдда. Он почувствовал кислый запах блевоты, но в этот момент его подбросило вверх – в хвост, ставший куполом нового, искривлённого ужасом пространства.
3. Осмотр в сквере.
– И зачем туда столько народу? Варёный и Тюрина уже на месте, и Ерохин туда едет, – прервал задумчивую тишину старший лейтенант Байкалов, единственный из троих, сидевший спиной к водителю служебного микроавтобуса.
Двое сослуживцев, – худощавый скуластый мужчина лет тридцати пяти и русоволосая дама со строгим хвостиком на затылке, словно только заметили его присутствие и медленно выплывали из собственных мыслей. Водитель заложил круг на эстакаду и сидящих склонило к двери.