Ну что, в самом деле, этот хлыщ бегает себе на свежем воздухе, здоровье сохраняет, а жена самостоятельно с засором борется! И даже если она ему не жена, то тем более…
Тут в глазах у него неприязнь уступила место самому настоящему изумлению.
– Какой вантуз? – Он даже попятился, хватаясь за ручку двери. – Вы вообще о чем?
Все ясно, удрал с утра пораньше, знать не знает, что его жена соседей заливает.
– Ваша жена… – начала я.
– Какая жена? – Он повысил голос. – Вы что – издеваетесь? Нет у меня никакой жены! Я один живу!
И столько подлинного чувства было в его голосе, что я поверила. Точно, передо мной женоненавистник. Так что ни жены, ни другой какой женщины с ним рядом нет.
– Простите, – буркнула я, – я ошиблась, думала, она в этой квартире живет…
Он не сказал, что ничего страшного, не спросил, в чем суть, только отвернувшись, буркнул что-то вроде «дура». Да сам такой! Что он о себе воображает?
Сев в машину, я велела себе успокоиться, потому что за рулем нужно быть предельно внимательной, чтобы не попасть в аварию. Это мама твердит мне бесконечно, хотя сама авто не водит.
Но, однако, неудобно получилось. Вот с чего я взяла, что та девица снимает квартиру Геннадия? Она ведь ничего конкретного мне не сказала, только головой мотнула в ту сторону. Но, опять же, в дверь она постучала, вот я и подумала, что она с нашей площадки. Да, странно…
А Генка, значит, этому мужику квартиру сдал. Неприятный какой тип…
Тут мне засигналил какой-то нервный водитель, и я сосредоточилась на дороге.
В офис я, разумеется, опоздала, так что приготовилась уже смиренно принять нагоняй от начальника, но его, к счастью, вызвали куда-то с утра, поэтому у нас царили тишина и покой. И я даже выпросила у секретарши Милки чашку кофе.
– Варю как начальнику! – приговаривала она. – Помни мою доброту!
Кстати, кофе Милка варит плохо, непонятно за что ее наш шеф вообще на работе держит.
Возвращаясь с работы, я встретила во дворе Антонину. Ну правильно, где ей еще и быть-то. Витя, муж ее, как всегда в рейсе, ей неохота домой идти, там дети всю квартиру вверх дном перевернут, так уж пускай во дворе хулиганят.
– Слышь, Алинка, – обрадованно сообщила она, едва увидев меня, – у Генки новый жилец.
– Тоже мне, новость, – отмахнулась я, – видела его утром.
– Познакомились? – оживилась Антонина.
– Да нет, так, парой слов перебросились…
– Ты присмотрись к нему, вроде мужик приличный. Аккуратный, спортивный. Опять же, кто квартиру снимает на недолгое время? Генка ведь надолго никогда не сдает, сама знаешь, поругается с очередной женой своей, да и вернется сюда. Так что этот, небось, сейчас находится в стадии развода. И как только они с квартирой разберутся – так бери его сразу тепленьким.
– Почему сразу? – поддразнила я. – Пускай человек малость передохнет от семейной жизни.
– Только сразу! – ответила она твердо. – Пока он вкус свободы не почувствовал и не понял, как ему хорошо одному жить. Потом уже поздно будет.
Да, соседка моя Антонина, конечно, баба простая, и умом особым не блещет, однако по-житейски соображает. И у нее один пунктик: хочет меня замуж выдать. Но в данном случае все ее умозаключения неверны, поскольку новый сосед явно женоненавистник. Мне он тоже не понравился, но Антонине я про утренний эпизод рассказывать не стала, а то и домой не попадешь, замучает разговорами.
Однако в квартире я задумалась, кто же такая была эта девица, которая явилась утром. И где ее теперь искать. Не то чтобы мне нужен был вантуз, просто странно все как-то…
Размышляя так, я поставила на плиту кастрюлю с водой, чтобы отварить пельмени. Не подумайте, что я питаюсь магазинными пельменями каждый день, просто замороженные пельмени прислала мама. Она любит готовить, и налепит столько, что в морозилку не помещаются, и раздает потом знакомым и родственникам.
Это я, конечно, преувеличиваю, но мама вбила себе в голову, что если меня не кормить, то я вообще о еде забуду. Или стану питаться гамбургерами. Это утром, когда торопишься, калорийная еда в горло не полезет, и днем некогда рассиживаться, съесть что-то быстро, да и бежать обратно на работу. А вечером, считает мама, человек должен есть вкусную домашнюю пищу. Причем не спеша и не отвлекаясь. Тогда со здоровьем все будет в порядке.
Тут, кстати, замечу, что мама весит без малого девяносто килограммов, но ни капельки по этому поводу не расстраивается.
«Зато морщин не видно», – утверждает она.
И правда, у нее прекрасный цвет лица, и морщин почти нет, и волосы гораздо лучше, чем у меня.
В общем, вода закипела, и я бросила в нее пельмени. А сама тем временем пошла в прихожую, потому что забыла в сумке купленную по дороге сметану.
И тут в мою дверь снова постучали.
Ну, кого там еще черти принесли?
Вспомнив утреннюю историю с неизвестной девицей, я не открыла сразу дверь, а выглянула в глазок.
И что вы думаете?
Перед дверью стояла она, та самая девица, которая утром позаимствовала у меня вантуз, а потом пропала.
Конечно, дверной глазок ее здорово изменил, растянул рот, как у лягушки, и уменьшил глаза, но узнать можно. Девица вроде как улыбалась, а в руках у нее была большая, яркая коробка конфет.
Видимо, принесла ее в качестве извинения. Ну ладно, конфеты так конфеты…
Я открыла дверь. Вот сейчас и узнаю, из какой она квартиры. И если она не с нашей площадки, то как, черт возьми, она открывает ту, первую дверь?
Девица действительно улыбалась виноватой, извиняющейся улыбкой. И конфеты в руках – большая коробка с каким-то средневековым замком на крышке.
– Простите, что задержала, – проговорила она смущенно.
– Да ладно, ничего страшного…
– Вот, конфет коробку принесла… вроде хорошие… к чаю…
– Да не стоило… – я машинально отступила внутрь квартиры.
И остановилась, потому что заметила странную вещь – коробка-то у нее была, а как раз вантуза не было.
– Засор-то удалось прочистить? – спросила я.
– Да, все в порядке.
Я хотела спросить, где же тогда вантуз, но не успела.
Девица протянула мне коробку – и вдруг у нее в руке мелькнуло что-то небольшое, блестящее, и у меня в глазах потемнело, и больше я ничего не помню.
Я пришла в себя от холода, и еще от того, что кто-то сильно хлопал меня по щекам.
Открыв глаза, осознала, что холодно мне от того, что я лежу на полу перед открытой дверью, а надо мной склонился незнакомый молодой мужчина, и собирается снова ударить меня по щеке.
– Не надо… – пролепетала я, отстранившись. – Больно…
Говорить было трудно, такое чувство, что в горле поселился больной еж. Больной, потому что вкус во рту был отвратительный.
– Вы как – в порядке? – проговорил мужчина озабоченно.
– А вы кто? – ответила я вопросом на вопрос, и тут же узнала его – это был тот самый человек, который поселился в квартире Геннадия.
Я же его видела утром, только тогда он был в спортивном костюме, а сейчас – в куртке, и костюм под этой курткой тоже имелся приличный, даже галстук выглядывал.
– Сосед ваш, – ответил он. – Вернулся, вошел в общий тамбур – и тут смотрю, ваша дверь открыта, и вы лежите… вам плохо? «Скорую помощь», может быть, вызвать? – Он помог мне приподняться и сесть, привалившись к стене.
– Спасибо, все в порядке. – Я вымученно улыбнулась. – Просто вдруг сознание потеряла…
– Просто? – у него удивленно поднялись брови. – Может быть, вы…
Он не договорил, но я и без того поняла – хотел сказать, что я пьяная. Или больная.
– Нет, ничего подобного! – Я собрала волю в кулак и поднялась на ноги. – Спасибо, я уже в порядке!
Как ни странно, голова не кружилась. И не хотелось снова упасть на пол. Хотя, конечно, общее состояние оставляет желать лучшего.
Я сделала шаг в сторону зеркала и снова пошатнулась, так что ему пришлось подхватить меня за плечо. Показалось мне или нет, что в лице его мелькнуло отвращение?