– Так значит Рэм… сделал трансляцию? И выложил ее в открытый доступ? – наконец смогла выдавить из себя Лиза.
Аня с печальной мордашкой погладила ее по голове. Две анимационные слезы плюхнулись на прозрачный пол и растаяли в воздухе.
– Мне очень жаль, солнышко. Твой принц оказался последним ублюдком.
Глава 4
Таймер застал Александра Моисеевича Гиленсона свежим, гладко выбритым и одетым к выходу.
Мягкий кэжуал-пиджак в мелкую черно-зеленую полоску деликатно скрывал наметившуюся рыхлость его фигуры. Гиленсону было едва за пятьдесят, но выглядел он гораздо старше. В темных слегка вьющихся волосах проглядывала обильная седина, в уголках небольших, но очень внимательных глаз пролегли мелкие смеющиеся морщинки, а вдоль лба – две глубокие, задумчивые. Он сидел за столом у единственного в его квартирке узкого окошка, пил горячий какао и разглядывал колонию муравьев в прозрачном искусственном муравейнике, рассеянно слушая новостную ленту.
Сейчас его слабо интересовала и подготовка третьей смены колонизаторов Марса, и запуск новой модели воздушного такси. Огромная розовая коробка с бантом, примостившаяся на стуле в прихожей, занимала Гиленсона гораздо больше. Двадцать второе мая – день рождения Жданы.
Муравейник устойчиво ассоциировался у него с городом. Точно так же, как и муравьи: люди суетятся, решают насущные проблемы, появляются на свет, живут и умирают. Так же, как муравьям в кормовую нишу насыпают еду, людям дают ежемесячную дотацию: не слишком мало, чтобы они не начали пожирать сами себя, и не слишком много, чтобы не пресытились. Круглосуточное наблюдение со стационарных камер и полицейских дронов уже давно превратили любые стены в городе в прозрачные. Системе известны все маршруты каждого муравья: куда ходит, с кем общается, работает ли. По данным аккаунтов и посещаемым страницам можно установить, кто и чем питается, во что играет, услугами какого медицинского учреждения пользуется, какого размера одежду заказывал в последний раз.
Прозрачный город терпеть не может затемненных углов.
Право на «непрозрачную» жизнь есть лишь у тех, кто носит королевский статус.
Но Александр Моисеевич как раз очень любил тени. Они будили в нем исследовательский азарт. Он даже специально наклеил на некоторые участки муравейника затемняющие наклейки,чтобы время от времени отдирать их от пластика и рассматривать, какие секреты пытались там спрятать муравьи.
Александр Моисеевич был следователем.
После развода, случившегося десять лет назад, он арендовал квартиру в «крестах»: крошечная комнатка с четырьмя полутораметровыми нишами: под кухонные принадлежности, санузел, прихожую и гардеробную. Теснота жилья его не смущала. Добротную квартиру в центре Гиленсон позволить себе не мог, да он и не нуждался в ней. А вот каморка в одной из узеньких «крестовых» многоэтажек, втиснувшихся между старыми домами на Фрунзенской, пришлась в самый раз.
Когда электронный голос таймера сообщил, что уже восемь часов утра, Гиленсон нахмурился. Доставщик опаздывал. Сегодня Александр Моисеевич не планировал завтракать дома, но выкупленная подписка на домашнее меню и природная прижимистость не позволяли ему отказаться от еды, за которую он уже заплатил.
Полистав новостные каналы, Гиленсон вдруг остановился на утреннем шоу Славы Обухова: размеренные интонации Роберта Ледовских, назначенного на пост губернатора, обладали гипнотическим свойством. Его хотелось слушать. Поколебавшись минуту, Гиленсон развернул видео в большом окне и закрепил его на статичную точку реальности – на стену.
На своего предшественника, Третьяка, Ледовских не походил совершенно. Он принадлежал и к другому поколению, и другому типажу людей. Он всегда выглядел идеально. Подчеркнуто моложавый и атлетичный, несмотря на заявленный сорокасемилетний возраст, он явно не стеснялся использовать новейшие косметологические средства. Резкие черты лица, упрямый рот, довольно скупая мимика и уверенный тон выдавали в нем человека жесткого. Внимательный цепкий взгляд, богатейший словарный запас и умение без запинки отвечать журналистам правильными сложноподчиненными предложениями заставляли думать о нем, как о человеке неглупом. До сих пор Ледовских пребывал в тени своего начальника, и мало кто мог бы решительно сформулировать о нем свое мнение.
«Если бы человек, пробующий в первый раз в жизни взломать какую-нибудь самую простую функцию в игре, или школьный аккаунт, чтобы удалить плохую оценку, понимал, что за это нарушение его ожидают годы на «Стороже» или еще в какой-нибудь тюрьме строгого режима, он бы вряд ли пошел на этот шаг. Вы согласны?
И если бы взлом и перепрограммирование объектов специального назначения карался пожизненным заключением или смертной казнью, количество готовых на такое преступление хакеров тоже поубавилось бы. А если добавить к ужесточенным мерам против самого преступника, к примеру, жесткое обнуление социального рейтинга у всех его ближайших родственников и друзей, это удесятирит продуктивность работы по борьбе с информационными преступлениями. Сами родственники и друзья, понимая, чем грозит близость с социально опасным человеком, никогда не стали бы покрывать его незаконные увлечения! Понимаете?
Да, конечно, сейчас общественность гораздо больше интересует заказчик, а не исполнитель. Но лично для меня они абсолютно равноценны. Ужасная правда заключается в том, что мы вряд ли сможем найти их обоих. Потому что и наш исполнитель, и заказчик спрятались в тени «Shade»! Зовите меня параноиком, но я склонен считать, что все пользователи «Shade» в чем-то нарушают закон, потому что честному человеку незачем прятаться по углам – ему нечего скрывать!»
Мелодичный звук дверного звонка отвлек Гиленсона от просмотра трансляции. Он поспешно схлопнул видео одним жестом руки и поспешил к доставщику, чтобы забрать свою порцию яичницы с помидорами и фаршированные блинчики, которые привозили по вторникам. Сунув их в холодильник, не распаковывая, Александр Моисеевич отправился к дочери.
Высокие серые стены учреждения были напичканы камерами слежения, но так деликатно, что большинство случайных прохожих никогда не подумали бы, что это белое здание с раскинутыми в стороны крыльями зимнего сада – не какая-то обычная больница узкого профиля. Разве что отсутствие опознавательной таблички у входа могло бы натолкнуть на какие-то тревожные мысли, но кто всматривается в такие здания?
Конечно, учреждение обладало официальным статусом, регистрационным номером и, чисто теоретически, о его существовании могли узнать все, кто задался бы такой целью. Информация не являлась закрытой, просто она не выпячивалась без острой необходимости. Слушать о достижениях генной инженерии любят все. Размышлять о ее неудачах уже давно перестало быть трендом.
Гиленсон постучал в закрытое окошко контрольно-пропускного пункта, и через несколько минут жалюзи сдвинулись в сторону, а в окне появилась голова дежурного.
– Доброе утро, чем могу помочь? – спросил он, изо всех сил стараясь выглядеть доброжелательным.
– У меня сегодня посещение отделения Б. Вам должны были прислать пропуск на имя Гиленсона Александра Моисеевича.
Дежурный кивнул, открыл окошко и протянул посетителю квадратный сканер.
– Пожалуйста, прижмите…
Гиленсон знал, что делать, и без его инструкций. Он приложил к светящейся поверхности сканера большой палец, и дежурный на мгновение замер, отыскивая в своем почтовом ящике соответствующий пропуск.
Наконец он еще раз кивнул.
– Все в порядке, проходите в досмотровую.
Двери щелкнули и раздвинулись, впуская посетителя внутрь, и тут же снова закрылись. Прямо перед Гиленсоном стояла кабина досмотра. Он вошел в нее и замер, чтобы сканеры могли как следует изучить содержимое как розовой коробки, так и его карманов и даже кишечника.
– Готово, Александр Моисеевич, проходите, – сказал наконец дежурный, открывая турникет.