Позади раздался громкий шелест, и это точно был не свист ветра в вентиляционных отверстиях панамы. Яростный свист, по интонации похожий на мяуканье, оглушил. Сабыр вздрогнул, всхрапнул и попытался перейти на бег.
Шал резко обернулся, выхватывая из кобуры обрез и взводя курки. Его накрыло тенью и сильным потоком воздуха, сбив панаму с головы, и пусть готов он был к нападению кого угодно, но такого не ожидал совсем. Сверху спикировала громадная туша, обдавая шлейфом невыносимого зловония. Ягнятник-бородач.
Эти птицы и до войны были немаленькими, а за двадцать лет вымахали до еще больших размеров, что позволяло им изменить свои древние охотничьи повадки. Если раньше бородач питался в основном падалью, то сейчас мог позволить себе и свежак. Схватить любую жертву и поднять ее высоко от земли сил теперь хватало. Правда, любоваться в полете окружающими видами добыче предстояло недолго – на определенной высоте ее отпускали. А уж от того фарша, что получался из нее по приземлении, птичку не оторвать – и мясо мягкое, и косточки раздроблены. Вот только сам факт барражирования пернатой твари над голой степью немного удивлял. Предпочитали они в основном горную местность, где достаточно камней для того, чтобы жертву расплющило, и обитали восточнее. О том, что залетают и в эти места, сообщений еще не было. А может, потому и не было, что некому донести до людей?
Точности бородача можно только позавидовать. Гася крыльями скорость, он обрушился сверху и вцепился в левое плечо острыми, как кинжалы, когтями. Качнувшись от удара и чувствуя, как трещит куртка и рвется плоть, Шал закричал от боли и нажал на спуск, сразу оглохнув от выстрела. Перья в облаке пороховой гари полетели в стороны, и он получил удар в голову. Клюв скользнул по коже, рассекая ее практически до кости. На лице сразу стало горячо и остро, до тошноты, запахло кровью. По ушам резанул мяукающий свист и Шал почувствовал сильный рывок вверх. Благодаря стременам он удержался в седле и снова выстрелил, направив ствол повыше лапы, которая держала его за плечо. Брызги крови птицы смешались с его собственной, которая хлестала из раны на голове и заливала левый глаз.
Ягнятник, яростно взмахнув крыльями, но не разжимая когтей, снова ударил, метя в темя. Потом еще и еще. Шал, обезумев от боли, выпустил из руки обрез и потянулся к ножу. Все же не зря он пришил ножны к куртке, ох не зря. Расположенный там рукоятью вниз нож пришелся очень кстати. О том, что где-то на боку болтается новый пистолет, он и забыл. Хотелось в ответ так же рвать чужую плоть, как рвали сейчас его.
Извернувшись, он взмахнул рукой, всадил нож куда-то над собой и получил ответный удар клювом. В глазах, и так залитых своей и чужой кровью, потемнело еще сильнее. Сабыр испуганно танцевал под ним и все норовил скинуть седока, но Шал, сосредоточенный на битве, не обращал внимания на поведение скакуна. Голова гудела от ударов, по силе похожих на плюхи боксера, и он чувствовал, что сил остается все меньше – еще немного, и все, окажется в нокауте. А там уже его доклюют. К тому же птица при каждом взмахе крыльев все сильней сжимала лапы, и от впившихся когтей левая рука не чувствовалась совсем. Казалось, ее уже нет.
Сабыр все же встал на дыбы. Шал ощутил, как скользит из седла вниз и тянет за собой нависающую тварь. Зарычав, он стал наносить частые удары ножом, чувствуя, как рука пружинит от тела ягнятника, чей громкий свист перешел уже на жалобное мяуканье. Рухнув на землю, Шал оказался снизу, но все равно получил скользящий удар в висок, успел попасть ножом пару раз куда-то еще, после чего силы покинули его, и проваливаясь в темноту, он наконец почувствовал разжимающиеся на плече когти. Боль всколыхнулась с новой силой, пронеслась по всему телу и завершилась в голове яркой вспышкой. Жаль, не успел найти…
Кайрат заметил в зеркале заднего вида, что старший сын отстегнулся от кресла и исчез из поля зрения.
– Мейрам! Ты чего отстегнулся?
– Э! Ну-ка быстро верни ремень на место! – супруга извернулась и посмотрела назад.
– Да у Саулешки кукла упала! – послышалось из-за спинки.
– Сауле спит! Ей не до кукол сейчас! Быстро сядь и пристегнись!
– Я уже достал, – шестилетний Мейрам сел в детское кресло и стал возиться с ремнем.
Они уже выехали на алматинскую трассу из Капчагая, где у родителей Кайрата жил Мейрам. Несмотря на то, что по обычаю старшего ребенка отдают на воспитание дедушке и бабушке, настоящие родители о сыне не забывали и часто брали погостить в Алматы. Скоро у него день рождения, и они с женой решили устроить ему праздник. Аквапарк, аттракционы и мороженое, что еще нужно ребенку для счастья.
Фура впереди плелась словно черепаха. Кайрат включил поворотник и пошел на обгон, заметив в зеркале, что следом пристроились еще несколько машин. Что творят, не могли дождаться, пока он завершит маневр? А вдруг встречная?
Проскочив пыхтящий длинномер, Кайрат перестроился вправо, когда где-то впереди сверкнуло, больно резанув по глазам даже через темные очки. От неожиданности он зажмурился. Рядом закричала жена.
– Кайрат! Что это?
Он открыл глаза и замер. Далеко, в районе Алматы, вспухало огромное облако, как в кадрах кинохроники об испытаниях ядерного оружия. Приборная панель вдруг погасла, и Кайрат почувствовал, что двигатель заглох. Впереди показались застывшие на трассе автомобили, он резко нажал на тормоз, но тяжелый джип еще продолжал движение по инерции, когда они врезались в ближайшую машину. Подушки безопасности почему-то не сработали, и больно приложившись лбом о руль, он услышал, как вскрикнула от боли жена, и заметил боковым зрением, как что-то прилетело с заднего сидения и разбило лобовое стекло. Что-то, или кто-то… А потом потерял сознание.
Глава третья. Выживший
Июль 2033 года
Джамбульская область
Территория Шымкентского Каганата
Заунывное пение раздражало. Иногда оно смолкало, и тогда раздавался шепот – то еле слышный, то громкий, шипящий и такой же противный, как и пение. Слова разобрать не получалось, да и не особо хотелось. Потому что отвлекала боль. Она начиналась где-то в районе левого плеча, пробегала судорогой по всему телу и заканчивалась тупыми ударами в голове. Ударами, похожими на громкий стук сердца или бубна. Боль иногда замолкала, оставляя после себя сладостное облегчение, сопровождаемое темнотой, но потом снова возвращалась, уже в новом обличии – то тягучей, как смола, то острой, будто протыкающие кожу иглы. Из темноты постоянно таращилась лошадиная морда. Она норовила укусить за голову, скалясь при каждой новой попытке, и запах, отдающий смрадом гниения, шел не только из ее пасти. Казалось, он витает повсюду. Шепот, сменяемый пением, отгонял лошадь, и тогда слышался дробный стук копыт вместе со звоном сломанных подков и громким мяуканьем, совсем не похожим на кошачье.
Беспамятство сменилось глубоким беспокойным сном, но внешний раздражитель вывел его из долгого забытья. Большая толстая муха ползала по повязке, не добираясь до раны, и с противным, громким звуком перелетала на другое место на лице, принимаясь исследовать новую территорию. Пару раз даже укусила человека за щеку, но неуловимый сладковатый запах отмирающих и обновленных клеток манил сильней, и она неизменно возвращалась обратно. Где-то под белой пористой тканью скрывалось изумительное лакомство, до которого хотелось добраться раньше товарок, летающих на улице.
Неосознанно, еще находясь во власти кошмаров, Шал махнул рукой, пытаясь отогнать назойливое насекомое, и зацепил место, скрытое повязкой. Тупая боль пронзила лицо, и он закричал. Тотчас проснулся, не понимая, где находится. Его окружал полумрак, слабо разгоняемый столбом света откуда-то сверху. Казалось, мрак из сна не хочет его отпускать. В памяти еще держались какие-то образы и мелькали тени, которые хватали и тащили в антрацитовую темноту. И слышались непонятные слова, произносимые тихим голосом. Глаз, не скрытый повязкой, наконец стал различать предметы вокруг. Пока затухала пульсирующая боль, он разглядел кереге – решетчатые стены, означающие одно: это юрта, а не преддверие ада.