Был час прилива, и море неслышно колыхалось среди камней далеко внизу, вздымалось и вновь опадало. Джон постоял, посмотрел вниз, потом повернулся и вошел в комнату.
В бутылке оставалась последняя солидная порция виски. Джон налил стакан и залпом выпил. Элизабет внесла ужин, сели за стол. На душе у него понемногу становилось спокойнее. Ели они, как обычно, молча. Наконец он спросил:
– Элизабет, почему ты сказала доктору, что я хожу во сне?
Она спокойно поставила тарелку, которую держала в руках, и с любопытством на него поглядела.
– Почему? – мягко сказала она. – Да потому, что я беспокоилась, разумеется. Я не думала, что ты это знаешь.
– Я в самом деле ходил?
– Ну да, несколько раз… и в Лондоне, и здесь. Я сначала думала, это неважно, а позавчера ночью застала тебя на балконе, около этой ужасной дыры. И уж тут испугалась. Но теперь все уладится. Доктор Маккензи назвал мне специалиста…
Вполне может быть, подумал Джон Верни, очень похоже на правду. Десять дней он день и ночь думал об этой бреши в перилах, о выломанной решетке, об острых камнях, торчащих из воды там, внизу. И вдруг он почувствовал, что надежды его рухнули, все стало тошнотворно, бессмысленно, как тогда в Италии, когда он лежал беспомощный на склоне холма с раздробленным коленом. Тогда, как и теперь, усталость была еще сильней боли.
– Кофе, милый?
Он вдруг вышел из себя.
– Нет! – Это был почти крик. – Нет, нет, нет!
– Что с тобой, милый? Успокойся. Тебе плохо? Приляг на диван у окна.
Он послушался. Он так устал, что насилу поднялся со стула.
– Ты думаешь, кофе не даст тебе уснуть, дорогой? У тебя такой вид – кажется, ты уснешь сию минуту. Вот, ложись сюда.
Он лег и, словно прилив, что, медленно поднимаясь, затопил камни внизу, под балконом, сон затопил его сознание. Он клюнул носом и вдруг очнулся.
– Может быть, открыть окно, милый? Впустить свежего воздуха?
– Элизабет, – сказал он, – у меня такое чувство, будто мне подсыпали снотворного.
Точно камни внизу, под окном, которые то погружаются в воду, то из нее выступают, то погружаются вновь, еще глубже, то едва показываются на поверхности вод, – всего лишь пятна среди слегка закипающей пены, – сознание его медленно тонет. Он приподнялся, точно ребенок, которому приснился страшный сон, – еще испуганный, еще полусонный.
– Да нет, откуда снотворное, – громко сказал он. – Я ж не притронулся к этому кофе.
– Снотворное в кофе? – мягко, будто нянька, успокаивающая капризного ребенка, переспросила Элизабет. – В кофе – снотворное? Что за нелепая мысль. Так бывает только в кино, милый.
А он уже не слышал ее. Громко всхрапывая, он крепко спал у открытого окна.