Поймав отскочивший сначала от его головы, а затем от асфальта снаряд, Роберт кинул взгляд в ту сторону, откуда он прилетел, и по гулу детских голосов понял, что в здании, рядом с которым он оказался, располагался детский сад. А значит, там должны были находиться и воспитатели, обязанные, черт их побери, следить за тем, чтобы вверенные им дети не бросались своими игрушками в ничего не подозревающих бизнесменов и миллиардеров, к такому обращению не привычных!
Недовольно сведя на переносице темные брови, Роберт шагнул за ограду, оказываясь на детской площадке, где куча спиногрызов носилась как взбесившиеся страусы в брачный период, а какая-то бесцветная девица – судя по всему, та самая воспитательница, которую он искал, стояла посреди этого дурдома, явно не зная, как справиться с такой оравой. Но ему, в общем-то, было насрать на ее проблемы, более того – он собирался добавить ей новых.
– Это ваше? – поинтересовался Роберт у нее холодно, указывая на мяч, который держал в руке.
– Н-наше… кажется, – пробормотала девица, поправляя очки, съехавшие на нос.
– Ну, если вы сами не уверены, сообщаю вам, это – ваше, – язвительным тоном произнес Левицкий и, сунув мяч ей в руки, добавил, не скрывая вновь накатившего раздражения:
– Так какого хрена вы не следите за тем, чтобы ваши дети не кидались мячами в прохожих?!
– Извините… – начала было говорить девица, но он резко ее прервал:
– Работать надо лучше! – после чего, чувствуя себя окончательно не в духе, развернулся и пошел прочь.
Дедушка снова не ночевал дома. Раньше меня это беспокоило, сейчас – привыкла. Впрочем, когда единственному близкому человеку далеко за восемьдесят – это в любом случае повод для беспокойства, хоть ночует он дома, хоть нет. Но Александр Константинович даже в свои почтенные годы жил активной жизнью, и я смирилась с его похождениями. Порой ещё и чувствовала себя какой-то ущербной – у него на личном фронте всё было прекрасно, а вот у меня…
– Танюх, ты чего опять в сером?
Лена Ершова, моя заядлая подруга, отодвинула меня в сторону и вошла в прихожую с самым решительным видом, разулась, после чего направилась в кухню. Мне осталось только закатить глаза, потому что я напрочь забыла за утро о наших общих планах на этот день.
– Лен… тут дело такое…
Ершова уже вовсю расставляла на столе посуду – два бокала, пластиковые коробки с принесёнными с собой суши, ну и бутылку мартини.
– Я ничего не хочу слышать…
– Меня попросили о замене.
– Баринова!
– Что?
– А для кого я аперитив принесла?
У меня совершенно вылетело из головы, что мы с Леной уже договорились провести сегодняшний вечер вместе. Прогуляться по центру города, сходить в кино. И когда утром позвонила Вера Николаевна, которая, зайдя издалека, в очередной раз попросила меня подменить её на полдня в детском садике, где я работала воспитателем, согласилась.
– У меня есть целый час, – проговорила я с виноватой улыбкой.
– Час у неё есть, ну надо же. А потом опять к своим спиногрызам, за которых тебе платят копейки?
Ершова разочарованно вздохнула и, усевшись за стол, принялась открывать мартини с самым невозмутимым видом.
– И явно не пьёшь сегодня?
– Неа. Прости.
Лена пожала плечами, но от лекции удержалась, хотя обычно меня в таких случаях ждал пространный комментарий относительно моей отсутствующей личной жизни, и о том, что я слишком позволяю на себе «ездить». И нельзя было в такие моменты сказать, что Ершова неправа.
– Ладно. Константиныч опять не дома?
Подруга принялась за суши, пододвинув второй ланч-бокс ближе ко мне, и я поняла, что аппетита у меня нет.
– Неа. Ещё вчера вечером уехал. К очередной своей пассии.
– Вот! Вот как надо, Баринова! А не киснуть сидеть с детьми по песочницам.
– Лен, да я всё знаю. Но… сейчас деньги нужны особо. В ванной вон сам чёрт ногу сломит. Плиту надо новую покупать, у старой три конфорки полетело.
– Всех денег не заработаешь. К тому же, – Ершова с самым невозмутимым видом закинула в рот ещё один кругляш Филадельфии, прожевала и запила мартини, – глядишь познакомились бы с кем сегодня, может, чего серьёзное бы у тебя закрутилось. А мужик в доме, он, знаешь, и ванную отремонтирует, и плиту новую прикупит.
– Лен, тебя послушаешь, так принцы прямо на дороге валяются, – усмехнулась я, всё же принимаясь за суши. Вечером явно придётся довольствоваться чаем и бутербродом, потому что после «спиногрызов» мне обычно хочется просто лечь и не двигаться.
– Ну, на дороге-не на дороге, а уж явно в детский сад принц не забредёт. Так что…
Она довольно откинулась на спинку стула и взяла бокал со спиртным. Иногда я ей даже завидовала. К жизни Ершова относилась легко, к многочисленным неудачам на личном фронте – тоже. Казалось, её ничто не способно огорчить или сбить с пути. Лена считала, что весь отрицательный опыт – это бесценно, и лучше, чтобы он всё же имелся, чем отсутствовал. Я с ней в этом была согласна, однако перенять её образ жизни и мышления не получалось.
Да и жизнь моя была очень далека от того, чтобы в ней происходила бесконечная череда лёгких романов и приятных знакомств.
– Ну и пусть не забредает. У меня там и без него дел полно.
– Ну, ещё бы.
Лена покачала головой и, допив мартини, отставила бокал.
– Ладно. Я пойду. Если вдруг что изменится, звони. Буду ждать тебя в центре.
Ершова ушла, а я отправилась прибраться на кухню. Разговор с подругой в который раз разбередил то, о чём я и сама часто задумывалась. Мне уже двадцать семь, а в моей жизни нет никакого намёка на то, чтобы в ближайшее время обзавестись парнем. Даже не мужем, который и ванную отремонтирует, и счастливой сделает. И да – Лена была права. Вероятность встретить свою судьбу в детском саду была равна нулю. Впрочем, это совсем не отменяло необходимости собираться и идти на работу. Чем я и занялась.
– Коля, перестань! Ты же Вере полные глаза песка насыплешь! Маша, скажи Толе, чтобы с мячом играл подальше от забора. Ира… Мишке так больно, тебе не кажется?
Изобразив строгую воспитательницу в десятый раз за последние двадцать минут прогулки, я посмотрела на часы. Скоро детей начнут разбирать по домам – это внушало мне оптимизм. Сегодня малышня как с цепи сорвалась – то ли магнитная буря, то ли преддверие выходных, когда каждый ребёнок, ну и я впридачу, понимали, что впереди целых два дня на отдых.
– Марина! Да что ж ты делаешь?
Подскочив к особо ретивой девочке, которая тащила за капюшон самого маленького из мальчишек группы, я буквально силой высвободила несчастного. Шапка у него съехала набок, очки покосились. Выглядел он взъерошенным, но, кажется, был цел и не придушен.
– Марина, иди на качели. Вон там Люба тебя зовёт.
Она убежала, а я принялась отряхивать от грязи Пашу, который выглядел вполне довольным жизнью.
– Татьяна Баисовна, вы испугались?
Маленький капитан Очевидность. Разумеется, я испугалась. Мне потом за каждую травму, если таковую получит хоть кто-то из них, отвечать по всей строгости.
– Конечно. Я думала, Марина тебя задушит.
– Не задушит, я выживучий.
– Иди играй… выживучий.
Паша убежал к другим мальчикам, а я оглядела поле детского боя. Вроде все на местах, даже относительно угомонились, а это означало, что пока у меня есть время на передышку. Я снова взглянула на часы, поправила очки, которые постоянно норовили оказаться на кончике носа, после чего перевела глаза на ворота садика. И обомлела. Прямо ко мне, с мячом в руке шёл мужчина, и он настолько не вписывался в окружающую обстановку, что это… даже пугало. Одетый с иголочки, высоченный и красивый. Я таких видела только в кино. Даже на улице подобных экземпляров мне не встречалось. И он, конечно же, был совсем не одним из родителей, я бы такого запомнила.
Причина его нахождения, правда, очень быстро стала ясна. Видимо, Толя всё же выкинул мяч за забор, откуда его и принёс этот незнакомец. Я уже хотела улыбнуться и поблагодарить его за то, что вернул игрушку, когда поняла, что мужчина зол. Зол, как три тысячи чертей. Из-за мяча? Видимо, да. Потому что именно его он сунул мне в руки с таким видом, будто готов лично переубивать всех детей в округе, не разбираясь, кто именно из них запульнул в него игрушкой. А сам начал меня отчитывать, будто бы имел на это полное право!