– Что с твоей машиной? – поинтересовался Влад, открывая передо мной дверь служебного Форда.
– Не завелась, – ответила я рассеянно, села на переднее пассажирское сиденье и прижала рукавами шубы сумочку к туловищу.
– Я говорил: не бери паркетный внедорожник! Это игрушка, а не автомобиль. Что теперь думаешь делать?
– Да ничего, – вздохнула я. – На Феденьку ещё гарантия действует, завтра должны отзвониться из техобслуживания.
– Никогда не смогу понять, зачем давать железке имя.
– Так уютнее, – ответила я.
О приключениях в метро я решила бывшему не рассказывать, ведь у нас оттого и не сложилось, что он всегда подчёркивает мою неправоту и занудно придирается к словам. Часами рассуждает, почему я выбрала неправильное выражение или допустила оплошность.
Этого я долго выдержать не смогла, несмотря на то, что Влад красив и импозантен, насколько только может быть представитель по ключевым клиентам крупной иностранной компании – КАМ. Он несёт себя по жизни, как рояль, следит за собой, три раза в неделю ходит в спортзал и до сих пор кривится, стоит при нём съесть лишнюю конфетку.
Кажется, он хотел превратить меня в свою Галатею, но колобки воспитанию не поддаются.
В одно сентябрьское утро я просто поняла, что это не «мой человек». А быть вместе лишь бы не одной я не привыкла, я по натуре боец, хоть маленький и местами круглый.
Влад сказал, что я всё неправильно поняла и дал мне время образумиться. Зато мы не закатывали при расставании истерических сцен и не били посуду, просто пожелали друг другу удачи и разъехались. При этом вполне можем созвониться и обсудить рабочие вопросы, хоть он непременно скажет, что открывать бизнес было с моей стороны самонадеянно и слишком рано, тем более неразумно было брать кредит на развитие бизнеса под залог квартиры. Но мне проще броситься в омут с головой и нахлебаться, чем потом всю жизнь жалеть, что так и не попробовала. Вот и сейчас он снова говорил об этом. И я по привычке не слушала.
– Тебя завтра в офис подбросить? – наконец, спросил Влад.
– А? – рассеянно переспросила я, отвлекаясь на серую сутулую фигуру какого-то бродяги, переходящего под ярко-жёлтыми фонарями дорогу.
– В офис отвезти утром? – с лёгким раздражением повторил Влад. – Что интересного в этом бомже?!
– Ничего… Да нет, спасибо! Утром сама доберусь, – пробормотала я, вспоминая огненный взгляд моего спасителя.
В груди ёкнуло. Выключенный бомж в метро вдруг оказался живее всех живых. И я со вздохом заёрзала на сиденье. Что-то в моей голове не складывалось: бомж не может быть профессиональным бойцом, каратистом, причём настолько крутым, чтобы непринуждённо расщелкать, как семечки, семерых молодых хулиганов. А если он не бомж, то кто?!
Влада к себе я приглашать не стала. Было уже поздно. Он чмокнул меня в щёку и на прощание ещё раз пожурил за мой «паркетник».
Я так и не бралась за ручки сумочки – они побывали в руках смазливого нахала и ниндзя-бомжа, кто знает, что те брали до моей сумки. Дома я аккуратно сгрузила сумку на тумбочку. Выдохнула, наконец, и разоблачилась.
У меня в квартире совсем не шикарно, а почти всё так, как досталось мне от Эрнестины Львовны, которая не доводилась мне даже родственницей. Двушка с высоченными потолками в сталинке на Смоленском проспекте мне и сейчас была бы не по карману. Но теперь я немножко тут обустроилась.
Я приехала в Москву из Ярославля, поступив после школы в Университет имени Мориса Тореза на иностранные языки и мыкалась по утлым жилищам, деля комнатки с другими девчонками и подрабатывая с первого курса, в том числе в кафешке неподалёку. Однажды я увидела древнюю сухонькую бабушку, плачущую над сумкой с порванными ручками. На тротуар выкатились пара красных яблок и пол булки хлеба. Молоко белой лужицей расплескивалось из треснувшей бутылки.
Такого моё сердце выдержать не смогло, и хоть я опаздывала на смену, пришлось остановиться и помочь бабульке отнести продукты домой. И молока купила по дороге. Эрнестина Львовна оказалась совершенно одинокой, но удивительно деликатной и интеллигентной старушкой. Она раз двадцать извинилась передо мной за отнятое время и случившийся конфуз, напомнив мою собственную бабушку, которой, увы, уже пять лет с нами не было. А в бабушках есть что-то уютное, даже несмотря на неприятный запах лекарств и старых вещей.
Я стала иногда заглядывать к Эрнестине Львовне с её разрешения. То молочка куплю, то картошки – не таскать же ей на пятый этаж пешком. Старушка была словоохотлива, как все одинокие люди, поила меня чаем и рассказывала истории из жизни.
Это даже и не дружба была, а просто сердечное знакомство. Сложно живётся одной на свете в девяносто пять лет. Случалось мне и лекарства покупать, и врача вызывать, получая каждый раз сотню извинений от Эрнестины Львовны. И в скорой с ней ездила, когда у старушки давление зашкалило. Пришлось наорать на врачей, потому что они сказали: «Зачем лечить? Такой возраст!» Ну, орать я умею, голос у меня громкий и не по росту командный – сразу возраст стал не при чём.
В общем, это и всё, что было между мной и старушкой с улицы. И вдруг однажды её квартира была опечатана, а соседка сказала, что Эрнестина Львовна умерла. Я даже всплакнула – привязалась к ней…
Каково же было моё удивление, когда спустя время мне позвонил нотариус и сообщил о необходимости вступить в наследство. До сих пор не могу поверить, за что судьба меня наградила таким подарком, но благодарна от всей души. Девчонки говорят, что так не бывает, но вот случаются порой аномалии вселенского добра…
Спала я беспокойно: ворочалась, вставала попить водички и заглянуть в холодильник. Всё из головы не выходил тот бомж. И взгляд его. Даже приснился. Почему-то мы гоняли на танке… Это очень странно для меня – думать о бомже! Даже не расскажешь никому – стыдно! Утром, невыспавшаяся и не сильно довольная жизнью, я отправилась на работу. В кои-то веки без особого удовольствия. Рассеянно читала почту, отвечала на звонки, выдала задачи немногочисленным подчинённым и на автомате подписала акты выполненных работ.
Хорошо выспаться и вкусно покушать – для меня почти равно счастью. Сегодня утром было только «вкусно покушать». И – о, кофе! Моя худенькая, как три швабры, помощница Лидочка заглянула со спасительной поллитровой кружкой кофе и поставила её передо мной:
– Любаш, ты чего-то не в себе сегодня.
– Плохо спала.
– А, ты тоже ночью новую серию Шерлока смотрела?
– Какого Шерлока? – сразу и не поняла я.
– Ну как же, нового, британского! По первому. Ты вроде собиралась. Там такой замут! Оказывается, жена Ватсона – спецагент под прикрытием, прикинь?! Не то, чтобы я была в восторге от подобной сюжетной линии, ты знаешь, я за логику в сюжете, но захватывающе…
– Спецагент? – моргнула я, мгновенно просыпаясь.
– Ага, очень интересно! – светло-серые глаза Лидочки сияли.
На её коротких рыжеватых волосах как всегда царил художественный беспорядок, который она почему-то называла укладкой. А так всё как обычно, свитер пастельных тонов, джинсы и сапоги. Я – властный, но довольно демократичный директор, пока не рассержусь.
– Спецагент, – повторила я, просветлевая умом. – Лидок, а набери-ка мне папу.
Дело в том, что папа у меня не такой, как все. Хоть и усиленно притворяется таким…
Глава 3
– Папуля, а ты сейчас где? – пропела я ласковым голосом, надеясь, что в ответ не услышу Абу-Даби или Камчатка. С моим папой станется. Чаще всего он таинственно промолчит. Да уж, у нас всё сложно…
– Дома, – словно это нормально, ответил папа, – как ты, моя Фарушка?
Почему я Фарушка, даже папа не знает, но с детства называет меня так. Может, потому что моим первым словом было far[1] с натуральным английским прононсом вместо «мамы» и «папы».