А вот соседи? Чужой человек в деревне заметен сразу, это не Москва или Питер, где жильцы подъезда не всегда знают соседей. Если сказать, что родственник, то почему живет на сеновале, а не в избе?
Александр перебирал один вариант за другим, пока не остановился на дезертире… Уклонился, мол, от призыва в Красную армию, не хочет служить ни Сталину, ни Гитлеру. Вот и подался к дальней родне в глухомань, от любых властей подальше. Учитывая, что в Западной Белоруссии, не так давно присоединенной к СССР после известного договора Молотова – Риббентропа, жители еще не очень верили Советам, это могло пройти.
До самого вечера Александр обдумывал свою легенду, поведение и будущую деятельность. Не такой он представлял себе войну – в отрыве от своих, без боевого задания, и самое паршивое – без поддержки и сроков возвращения.
Но и преимущество у него в отличие от пехотинца или танкиста было. Его этому учили! Для рядового любой армии попасть в окружение – стресс, ситуация нештатная, из которой нужно выбираться. А для диверсанта – норма.
Одно уязвимое место, правда, в его плане есть – Богдановка. Спецназ ГРУ – это разведка тактическая, армейская. Забраться в ближний тыл, километров за сто-триста, навредить посильнее и уносить ноги.
Это первое управление КГБ, переросшее затем во Внешнюю разведку, занимавшееся разведкой стратегической, с агентами под прикрытием – теми же дипломатами, журналистами, торговыми представителями. И агенты-нелегалы тоже у них – вроде небезызвестной Анны Чапман. Скрупулезная работа, подготовка годами ведется, и работать нелегалу приходится в чужой стране десятилетия, а то и всю жизнь. Изучать страну внедрения надо тщательно, знать все мелочи, на которые в обыденной жизни внимания не обращают, а внимательный взгляд меж тем сразу заметит: ботинки не так зашнурованы, сигарету не так затушил, швейцару чаевых много дал, машину припарковал не как, скажем, француз.
В каждой стране свои особенности. Если итальянец, то почему пасту не любишь? А парень, может, и слово-то это впервые услышал в разведшколе – вырос на картошке. Откуда ему знать, что паста бывает с сыром разных сортов и с прочими приправами? Нет, стратегическая разведка – иной уровень, своего рода высший пилотаж при максимальном самоотречении и самопожертвовании. И построена она фактически на патриотизме, поскольку оплачивается не по результату. Кто припомнит хоть одного разведчика, ставшего олигархом? И славы там не заработаешь. Только единицы из них становятся известными, да и то после громких провалов. Спецназ же – другое: своего рода боевики, кулак, бьющий в уязвимое место врага. Ударил – отошел. В положении же Александра отходить некуда. Родни нет, документов нет. Для немцев он однозначно враг, для своих – неизвестно кто, человек ниоткуда. Ни одну серьезную проверку среди своих в НКВД он не выдержит. Такого лучше в лагерь определить или расстрелять.
Потому по мере размышления его убеждение остаться в немецком тылу только окрепло. Но вот проблема – где развернуть свою деятельность? Ведь даже волк не режет овец вблизи своего логова. Так и ему надо вести боевые действия вдали от Богдановки.
И опять вставала масса вопросов: где хранить оружие, взрывчатку – не на сеновале же? В том, что он быстро обзаведется необходимым, Саша просто не сомневался. Ведь что такое спецназ? Профессиональные убийцы! Точно так же в других странах. Война и разведка с диверсиями не делаются в белых перчатках. Это – тяжелый, грязный, кровавый труд.
Долго вертелся на дерюжке Александр, думы тяжкие в голову лезли. Начать с того, как он здесь оказался. Почему именно он? Или это связано со взрывом в аэропорту? Жив ли Антон или не успел дойти к месту взрыва? Эх, подойди он немного попозже – ну хоть на минуточку, сейчас бы уже сидели с Антоном за столом, в однокомнатной Сашиной квартирке, что в проезде Соломенной Сторожки, вспоминали молодость.
Все-таки сон сморил. Саша всегда следовал золотому армейскому правилу: солдат спит – служба идет, ведь неизвестно, когда еще удастся поспать вдосталь.
Утром он проснулся от незнакомых звуков, пытаясь понять, что это. Как оказалось – Олеся доила корову, и тугие струи молока били в подойник.
Все-таки Саша до мозга костей горожанин. Научили его в спецназе многому: ходить бесшумно по лесу, маскироваться, сливаясь с местностью, выживать, питаясь съедобными растениями да разными жучками-червячками. Но живую корову он видел только издалека, из окна машины, а как доят – не видел никогда.
Встал быстро, сложил в узел подушку и одеяло. Выскочил во двор, по-быстрому сделал физзарядку, обмылся у колодца. Водичка чистая, вкусная, но ледяная – аж зубы ломит.
Из коровника Олеся вышла с полным подойником молока.
– Доброе утро, Олеся!
– Доброе, Саша! Идите в избу, завтракать пора.
Они поели вчерашней вареной картошки, попили парного молока с домашним караваем.
– Вот что, Олеся. Если в деревне кто спросит про меня, говори – дальний родственник, от призыва в Красную армию скрывался. А теперь – и от немцев. И называй меня на «ты» – родственник все-таки, если ты, конечно, согласна.
– Хорошо. Теперь – в лес. На сеновале веревки на стене висят, возьми.
Саша сходил, снял со стены сеновала связку коротких веревок, поискал глазами топор – не нашел. Странно: идти в лес за дровами – и без топора и пилы. Однако Олеся лучше знает – она местная. Как говорится, в каждой избушке свои погремушки. Его дело – хозяйке с дровами на зиму помочь. Впрочем, печь топится и летом, готовить-то надо на печи… А газа в деревне отродясь не было. К тому же вылазка в лес ему полезна – подходы к деревне запомнить надо, на местности сориентироваться. Карты, даже самой захудалой, ведь нет, и придется все запоминать.
Далеко идти не пришлось, лес был рядом.
Олеся и Саша собирали валежник. Потом они увязали его в две вязанки, причем для себя Саша связал прямо-таки огромную, едва поднял.
– Смотри не надорвись, беженец, – пошутила Олеся, – лечить я не умею.
Однако Саша отмолчался и продолжал тащить вязанку. «Лучше бы пилу взять, – подумал Саша, – валежник нести неудобно – широкий, цепляется за кусты, а в печи прогорит быстро. Не то – попиленные деревья: и жару больше, и горят дольше. Еще бы тележку для перевозки не мешало. Ага, еще бы грузовичок тебе», – усмехнулся своим мыслям Александр.
Поход в лес занял полдня. Еще часа два Саша рубил валежник, чтобы в печь вошел. Куча дров получилась изрядной.
– Да здесь на неделю хватит! – радостно всплеснула руками девушка, увидев результаты его труда.
Довольный похвалой, Саша оглядел кучу дров и солидно сказал:
– Пилу бы да тачку или тележку какую-нибудь – на зиму дров запасти надо, валежником не натопишь.
– Отец еще угля на зиму брал, да где ж его сейчас возьмешь? Война! Мой руки, кушать будем.
Пока Саша рубил валежник, Олеся приготовила драников, выставила на стол розоватое, тонкими ломтиками порезанное сало, малосольные огурчики.
Когда Саша уселся за стол, Олеся обвела глазами угощение и горестно вздохнула:
– Эх, был бы отец дома!
– Не горюй, – отозвался Александр, – вернется еще твой батька.
– Когда-то это еще будет…
– Погоним немца – вернется!
– Боюсь я! Вон, война только началась, а немцы уже куда продвинулись! Вот ты взрослый – объясни мне, почему Красная армия отступает?
– Врасплох они нас застали, – привел ставший потом расхожим аргумент Саша.
Не мог же он, в самом деле, рассказать ей о чистках в армии 37—39-го годов, когда были репрессированы командиры армий, дивизий, полков, а также о том, что на их место встали неопытные, малообразованные партийные выдвиженцы, ничего не понимающие в тактике и тем более в стратегии. И о многих других причинах вроде сталинского приказа «не поддаваться на провокации». В ангарах стояла боевая техника, но горючего и боеприпасов к ней не было. Мало того, военнослужащие не умели с новой техникой обращаться: в баки дизельных танков заливали бензин, коим питались Т-26 и БТ. Таким образом, много техники было выведено из строя.