Подобное пренебрежение сломило творческий дух господина Чернова, и он раз и навсегда поставил на занятиях живописью жирную точку. Художник уступил место критику и дельцу от искусства. Анисим Витальевич писал статьи в журналы, консультировал покупателей картин, наладил связи с коллекционерами и пять лет назад создал собственную небольшую фирму со скромным названием «Галерея».
Фирма эта занималась организацией художественных выставок на деньги авторов или спонсоров. При соответствующей ловкости, рекламе и, главное, щедрых финансовых вливаниях можно было расхвалить и продать любую мазню. Многие любители, которые не имели таланта, но заработали достаточно денег, решили наконец явить плоды своих трудов публике. Им-то и помогал Чернов и его «Галерея».
Продажа картин была делом второстепенным. Заказчиков интересовало другое – известность, возможность ощутить себя своим в творческой среде, окунуться в нее, вкусить лавров духовных, потому как денежные амбиции были давно удовлетворены и потеряли актуальность. Когда материальные потребности реализованы, наступает очередь потребностей души. Так что работы фирме «Галерея» хватало.
Анисим Витальевич прекрасно понимал своих клиентов, умел щадить их самолюбие, тонко лавировать в разговорах и без излишней, видимой лести выказывать свое восхищение их «самобытным, оригинальным творчеством». Он научился угождать этим людям так, что они не замечали его угодливости. Он делал для них то, в чем они нуждались, и «Галерея» процветала.
Очередной заказ свалился как снег на голову, когда господин Чернов собирался провести дней десять на берегу Средиземного моря. Билеты уже были куплены, жена уложила чемоданы, и тут планы Анисима Витальевича резко изменились.
Ему позвонил посредник, который назвался Геннадием, и назначил встречу в ресторане «Богема», где частенько обедал и ужинал Чернов. Бесстрастно-вежливый, с ледяным блеском в глазах, посредник произвел на хозяина «Галереи» жутковатое впечатление.
– У господина, интересы которого я представляю, есть поручение к вам, уважаемый Анисим Витальевич, – сказал Геннадий, слегка наклоняя прилизанную голову. – Нужно организовать выставку работ малоизвестного, но необычайно талантливого художника. Думаю, к концу августа вы справитесь.
– Я уезжаю в отпуск, – робко пробормотал Чернов, избегая смотреть посреднику в глаза. – В мое отсутствие делами занимается господин Шумский, мой заместитель и компаньон. Так что обратитесь пока к нему.
– Желательно, чтобы эту работу сделали именно вы, – блеснул глазами посредник, вытащил из кармана толстый конверт и придвинул по клетчатой скатерти к Чернову. – Это аванс, – пояснил он.
Толщина конверта поразила Анисима Витальевича. Стараясь сдержать дрожь в руках, он приоткрыл конверт, увидел пачку долларов и тут же опустил деньги в большой внутренний карман пиджака, предназначенный именно для таких случаев.
– Ну как, беретесь? – усмехнулся Геннадий. – Судя по всему, я могу доложить моему поручителю о вашем согласии.
Хозяин «Галереи» кивнул головой, изо всех сил сохраняя приветливо-деловое выражение лица. Ради такого заработка отдых придется отложить. Невелика беда, в октябре они с женой поедут куда-нибудь в Тунис, когда спадет ужасающая жара и опустеют переполненные туристами отели. Так будет даже лучше.
– Могу я узнать имя вашего поручителя? – приободрившись и обретая былую уверенность, поинтересовался Чернов. – Желательно знать, кому оказываешь услугу.
– Не все желания сбываются, – резко, без улыбки ответил Геннадий. – Господин, которого я представляю, будет общаться с вами через меня. Ведь самое главное – своевременная и щедрая оплата ваших усилий, драгоценнейший Анисим Витальевич, не так ли? Вы не пожалеете о нашем взаимовыгодном сотрудничестве, уверяю вас.
Чернов подавил комок в горле и судорожно кивнул. Явственно прозвучавшая в голосе посредника угроза парализовала его волю. С сильными мира сего лучше быть покладистым. В конце концов, какая ему разница, кто платит? Наверное, некий богатей «продвигает» свою любовницу или любовника. В последнем случае огласка особенно нежелательна. Если же заказчик имеет отношение к политике, тем более он будет сохранять инкогнито. Возможен еще один вариант: бизнесмен сам является автором выставляемых работ и хочет скрыть этот факт… по разным причинам.
– Меценатство может быть бескорыстным, – словно прочитал его мысли Геннадий. – Из любви к искусству.
Последняя фраза прозвучала с затаенным сарказмом.
– Я могу узнать хотя бы имя художника? Или автор тоже желает остаться неизвестным?
– Отчего же? – вскинул жидкие брови посредник. – Имя художника я вам сообщу. Это некий Савва Рогожин, проживающий в подмосковном поселке Лоза. Приходилось слышать?
Анисим Витальевич задумался. Где-то он слышал фамилию Рогожина, но в связи с чем? Кажется, художник ничем не выдающийся, работающий в какой-то редкостной манере, абсолютно непопулярной в богемных кругах столицы.
– А какого рода живопись э-э… господина Рогожина? – решил уточнить хозяин «Галереи». – Есть ли необходимость устраивать…
– Организуйте все по высшему разряду, – перебил его Геннадий. – И не экономьте средства, в этом нет необходимости. Кстати, переданный мной аванс предназначен лично вам, а деньги на устройство выставки будут завтра перечислены на счет вашей фирмы.
Анисим Витальевич еще больше удивился, но виду не подал. Щедрость заказчика казалась неслыханной. Мысли замелькали, путаясь и сбиваясь, опережая одна другую. Савва Рогожин любовницей неизвестного господина быть никак не мог. Значит, любовник? Не мешало бы посмотреть на него – «голубизну» не спрячешь, она накладывает определенный отпечаток на личность, который не заметить невозможно, особенно при наметанном глазе. А у Чернова был именно такой. Он привык к среде творческих людей, которые не признавали устоев и ограничений, ибо талант свободен в своем проявлении. Впрочем… возможно, художник Рогожин – внебрачный сын мецената или… «Что зря гадать? – одернул себя Анисим Витальевич. – Встречусь, пообщаюсь, тогда и сделаю выводы».
На следующий день позвонил Геннадий и передал пожелания заказчика.
– Мой поручитель просит устроить фуршет для всех желающих… посетителей выставки, разумеется, – сухо усмехнулся он. – И еще. Пригласите на вернисаж музыкантов: чтобы это непременно были флейтисты и… исполнители на старинных щипковых инструментах.
– Каких именно? – удивился Чернов.
– Ну, я не знаток… – лениво ответил Геннадий. – Вам виднее.
И положил трубку.
– Черт! – выругался Анисим Витальевич. – Странные прихоти, однако, у этого мистера Икс!
– Он платит, – заметил Шумский, партнер Чернова по бизнесу. – И весьма щедро. Ты сам поедешь к Рогожину или это сделать мне?
– Сам!
Анисим Витальевич не выносил переполненных электричек и отправился в Лозу на своей машине. Он долго петлял по пыльным, утопающим в садах улочкам. Солнце садилось. Верхушки деревьев горели в его закатном золоте.
Художник Рогожин проживал на втором этаже двухэтажного деревянного дома старой постройки. Двор зарос рябиной и высокими, отцветшими акациями; на крыльце дома сидел огромный рыжий кот, щурился и помахивал хвостом.
Чернов с опаской поднялся по темной скрипучей лестнице к обшарпанной, видавшей виды двери, постучал. За дверью стояла сонная, тоскливая тишина… Анисим Витальевич постучал уже не осторожно, а громко и решительно. Где-то в недрах квартиры зародились непонятные звуки, постепенно превращаясь в шаги по рассохшимся половицам.
– Кто там? – спросил хриплый, настороженный голос.
Анисим Витальевич почувствовал себя неловко.
– Я Чернов! – ответил он. – По поводу выставки ваших работ.
За дверью снова воцарилась тишина. Потом звякнула цепочка, со стоном открылся допотопный замок, и гостя обдали запахи масляных красок, растворителей, лаков, мела, угля, холстов и еще бог знает чего. Из темного проема на него уставился крепкий, приземистый, небритый мужик, стриженный по-старинному – в скобку, в простой рубахе навыпуск.