Девушка останавливалась около каждого солдата, прикасалась белой гибкой рукой… Длинные стебли травы огибали ее ноги, как будто она шла по колено в воде. Никогда не видел Тенгиз ничего более прекрасного!
Наконец девушка коснулась последнего из солдат, повернулась и пошла вправо, в глубину леса.
Один из солдат двинулся следом, словно привязанный. Остальные остались. Фонари, зажатые в руках солдат, светили вниз, и Тенгиз не мог разглядеть их лица. Но почему-то был уверен: они совершенно спокойны. Вокруг царила почти абсолютная тишина. Словно всё живое в лесу было точно так же зачаровано, как эти люди. Даже запахи, даже воздух, которым дышал Тенгиз, стал другим.
– За ней, – шепнул Таррарафе.
Тенгиз сделал шаг, другой. Тело плохо повиновалось ему, требовалось усилие, чтобы заставить мышцы сокращаться.
– Погоди немного, – негромко произнес Жилов.
Тенгиз увидел, как Жилов наклонился к ноге масаи.
Таррарафе скрипнул зубами. Его ладонь, лежащая на плече молодого человека, стала влажной.
– Чепуха, – бормотал Жилов, ощупывая рану. – Осколок мышцу порезал…
Быстро соорудив из листьев и тонкой лианы нечто вроде повязки, он похлопал масаи по спине.
– Твоя кровь тебе еще пригодится, дружище, – сказал он. – А этих мы не потеряем, пока фонарь того парня горит. Только… Тарра! Ты уверен, что нам – туда?
– Да! – прозвучал твердый ответ.
Они двинулись вперед с быстротой, какую только допускало ранение масаи. И догнали девушку и ее добычу шагах в двухстах от западного берега. А через несколько минут увидели, как пятнышко света исчезло под землей.
– Пещера, – сказал Таррарафе и опустился на траву.
Они находились на прогалине, с четырех сторон окруженной кустарником. Со стороны океана заросли были пореже, и сквозь них можно было без труда наблюдать за берегом. И за площадкой перед входом в пещеру.
– Ждать, – проговорил Таррарафе.
– Как ты, старина? – спросил Жилов.
– Пока жив, – в темноте блеснули белые зубы масаи.
– И ты, сынок, молодец! – Жилов дружески пихнул Тенгиза в плечо. – Действительно молодец! Я – сейчас!
И нырнул в заросли. Тенгиз услышал негромкий шорох раздвигаемых ветвей – и они остались вдвоем.
Ненадолго. Жилов вернулся минут через пятнадцать и принес три кокосовых ореха.
– Заметил по дороге, – сообщил он, срезая ножом верхушку одного из орехов и протягивая его Таррарафе.
Затем ловко очистил второй орех от кожуры, надрезал и передал Тенгизу.
Только глотая кокосовое молоко, молодой человек понял, насколько он голоден.
– Таррарафе, – спросил он, когда с едой было покончено. – Кто она?
– Я не знаю, – ответил масаи.
– А мне показалось… – Молодой человек был уверен, что чернокожий знал, что делает.
– Я не знаю, но думаю: эта – из лесных духов. Мой отец, – добавил он не без гордости, – умел говорить с ними. Он был господином лесных духов. Только… – проговорил он с сомнением, – я не слышал, чтобы лесные духи жили под землей.
– Но ты уже видел таких? – возбужденно спросил Тенгиз.
– Видел, – спокойно ответил масаи. – Других. Но, – Таррарафе слегка понизил голос, – сила этой очень велика.
– Пожалуй, я принесу еще по ореху, – сказал Жилов, ни к кому не обращаясь. И, не дожидаясь ответа, нырнул в заросли.
– А что могут те, кого ты видел? – возбужденно проговорил Тенгиз.
– Многое могут. Заманить в чащу. Отвести дичь. Или – привести, если ты им по нраву. Могут повелеть тяжелой ветви упасть тебе на голову. Могут внушить любовь к себе или напугать так, что потеряешь память. Духи деревьев, духи вод, духи земли и ветра, они сильны… – Масаи замолк.
– И что же? – нетерпеливо спросил Тенгиз.
– Но духи предков и дух-покровитель племени – защита охотникам. А хорошая жертва умилостивит самых сильных.
– Твой отец приносил жертвы? – спросил Тенгиз. – Он был шаман, да?
– Мой отец, – ответил масаи, гладя на луну, – великий колдун!
– Он что, Вуду?
– Он повелитель духов! – отрезал масаи.
Похоже, вопрос обидел его.
Вернулся Жилов. С орехами. Бросил их на землю, посмотрел вниз и вдруг подтолкнул масаи.
– Гляди, – прошептал он.
На террасе, десятью футами ниже их прогалины, двигалась еще одна белокожая фея. Тенгиз не слишком удивился, когда увидел бредущего за ней солдата в пятнистой форме. Спустя минуту оба скрылись в пещере.
– Сегодня у них неплохой урожай, – пробормотал Жилов.
И, опустившись на траву, занялся кокосовым орехом.
Прошло меньше минуты, когда за спиной Жилова раздался шорох.
Тенгиз, который сидел лицом к нему, увидел, как над кустами поднялось белое прекрасное лицо. Вытянутая вперед рука, словно высеченная из белого мрамора, указала прямо на молодого человека.
– Ты…
…Жилов, в этот момент как раз срезавший верхушку с очередного ореха, не оборачиваясь, но с поразительной точностью метнул нож.
Рука девушки небрежно отбросила его в сторону.
Жилов, оценивший точность и быстроту движения ночной феи, невольно прищелкнул языком от восхищения.
– Не тронь нас, дух земли, злой дух! – произнес Таррарафе на суахили высоким вибрирующим голосом, с восходящей интонацией.
– Не надо противиться, – звонко произнес прекрасный дух тоже на суахили.
Звук был – как удар гонга.
– Оставь нас! – повторил Таррарафе. – Прочь!
Но из его голоса исчезли обертона. И уверенность.
– Не надо противиться! – повторила белокожая по-русски.
Рука Жилова незаметно подобралась к автомату.
У него были самые серьезные намерения…
Но они не осуществились.
Фея вытянула вперед обе руки, простерла их над мужчинами и пропела ту самую ноту, что слышал Тенгиз полчаса назад. И точно так же в животе у него стало пусто. Он попытался сопротивляться, но вдруг обнаружил, что уже стоит на ногах. Краем глаза молодой человек заметил, что и друзья его тоже встали. Даже Таррарафе больше не противился магической силе.
Тенгиз сделал шаг по направлению к обрыву, прошел прямо через кустарник (ветви царапали кожу, но Тенгиз ничего не мог поделать) и продолжал идти, пока земля не ушла у него из-под ног. Упав на песок, Тенгиз сильно ударился коленями и локтем. Но тело его, невзирая на боль, тут же начало подниматься. Тенгиз уже встал на колено, когда в шаге от него сверху промелькнули ноги девушки. Упруго коснувшись террасы, они распрямились и грациозным прыжком перенесли тело белокожей на несколько футов в сторону. То, что ноги эти оканчивались острыми раздвоенными копытами, совершенно не удивило Тенгиза. Он даже ощутил что-то вроде удовлетворения. Словно уже догадывался об этом и убедился в собственной правоте.
Дух леса, лесная женщина, женщина-сатир… все вставало на свои места. Если руководствоваться не реальностью, а мифологией.
«А что есть реальность?» – подумал молодой человек, пока его тело само поворачивалось по направлению к входу в пещеру.
Рядом упал Данила.
«Этой одного мало!» – мелькнула мысль в голове Тенгиза.
Потом он увидел, как падает Таррарафе.
Но ему фея не дала коснуться земли. Быстрое движение – и она поймала его на руки. Как ребенка.
Зрелище было невероятное: Таррарафе был в полтора раза крупнее белокожей. И тем не менее фея двинулась к пещере, неся его на руках. При этом стройное тело лишь немного откидывалось назад, а шаг был грациозен, как у балерины на пуантах. Но – легче, шире, свободней. Тенгиз, который еще помнил тяжесть руки охотника на своем плече, был потрясен. Однако важнее было то, что белокожая явно заботилась о раненом. Значит, чудесному созданию не чуждо милосердие? Значит, и он, Тенгиз, может надеяться на лучшее?
Пока молодой человек размышлял, ноги сами по себе преодолели расстояние до пещеры. Ночная фея уже исчезла в ее темном зеве. И Тенгиз последовал за ней. Позади, утратив обычную мягкость поступи, топал Данила Жилов.
Темнота окружила Тенгиза со всех сторон. Будто его завернули в одеяло. Воздух был суше и прохладней, чем снаружи. Слабый ветерок дул в спину, принося запах океана. Тенгиз двигался, механически перебирая ногами. Все чувства его были напряжены, как и должно быть у человека, идущего в абсолютной темноте. Тенгиз был уверен, что рано или поздно споткнется или ударится о что-нибудь. И не слишком удивился, когда твердый каменный пол кончился и он полетел в пустоту.