— Скажу маменьке, что ты ставишь грязную посуду.
И действительно, очень скоро на входе в зал появляется Матильда. Она мрачна, как грозовая туча и почему-то слегка напугана.
— Ты, змеюка подколодная, решила меня извести? — шипит мачеха и едва не тыкаясь носом в расставленную посуду идёт вдоль стола. Тарелки и бокалы блестят, но Матильде удаётся-таки отыскать крохотное тёмное пятнышко на одной из вилок. После этого мачеха с довольной улыбкой наматывает мои волосы на свой кулак и очень долго дёргает. Так долго, что от боли у меня начинает темнеть в глазах. Когда пытка заканчивается, я не могу удержаться на ногах и падаю на колени.
— Я тебя научу чистоплотности! — кричит Матильда и выплёвывает ругательства одно за другим. Такое ощущение, будто у неё изо рта прыгают омерзительные бородавчатые жабы. — Ты у меня будешь знать, что такое чистота и порядок, мерзавка! Всё делаешь для того, чтобы вывести меня из себя, да? А ну встала и как следует вытерла всю посуду! Ещё раз увижу грязь — шкуру с тебя спущу, ясно тебе, бездельница?
Молча поднимаюсь. Сквозь алую дымку перед глазами вижу Жанну и Анну, стоящих в дверях. Обе улыбаются, а Жанна показывает мне язык. Ненавижу всех троих. Ненависть настолько сильная, что красный туман в глазах становится почти непроницаемым. Я хочу, чтобы они умерли. Почему хорошие люди умирают, а эти твари продолжают топтать землю, изрыгая жаб из своих грязных ртов?
— Как она смотрит! — хихикает Анна. — Так бы и кинулась, да, дурында?
— Глаза опусти! — Матильда бьёт меня по затылку. — Приучай себя к хорошим манерам, иначе я за себя не отвечаю. Заботишься об этой мерзавке, думаешь о ней, а она зыркает своими гляделками, что тебе бешеный пёс.
К полудню всё готово и остаётся лишь выставить на стол горячие блюда. Только теперь Матильда благоволит объяснить причину сегодняшней суеты. Оказывается, нас должен посетить король. Не то, чтобы это был визит конкретно к нам, просто Его Величество едет в отремонтированный замок и посетит вдову своего верного лесничего по пути.
Всем велено надеть лучшую одежду и собраться во дворе. Виола в панике шепчет, что у неё ничего нет, кроме того, что на ней и я веду старушку к себе. У меня ещё осталась крохотная комнатка, в которой нет места для кровати, но зато имеется сундук с одеждой. Вещей мне оставили не так, чтобы много, но кое чем я ещё могу поделиться. Виола долго благодарит и ощупывая ткань котты шепчет, что ещё никогда не носила ничего подобного. В глазах старушки стоят слёзы. Ну что же, я рада, что хоть кому-то смогла помочь.
Сама надеваю лиф и юбку из бродклосса, чудо, как мне удалось спрятать это платье от цепкого взора Матильды и её дочерей. Это — папин подарок на мой последний день рождения и, как сказала папа, это красивое красное платье привезли из Британии. Цену он не сказал, но думаю, что она оказалась немалой. Рукава цепляю на заколки и приходится просить, чтобы Виола мне помогла.
— Ты — настоящая принцесса! — восторженно шепчет старушка, рассматривая меня. — Не то, что эти уродины, чтобы их черти всех забрали.
На голову надеваю серебряный обруч, украшенный разноцветным бисером. Достаю зеркало, которое прячу на дне сундука, под одеждой и рассматриваю себя. Действительно, неплохо и уж куда лучше, чем Жанна и Анна в своих дорогущих платьях, которые сидят на них, как обноски на огородных пугалах.
Когда с Виолой выходим во двор, там уже собрались все остальные. И я ощущаю, что взгляды собравшихся прикованы исключительно ко мне. Матильда долго смотрит, молчит и наливается темнотой, как чернеет грозовая туча перед тем, как закрыть небо. Потом мачеха переводит взгляд на своих дочерей, и я вижу, как она кусает губы.
Матильда произносит что-то неразборчивое, после чего подходит ко мне и срывает обруч с головы.
— Ты украла это у меня, — губы мачехи дрожат, как всегда, когда она находится в ярости. — Только приезд Его Величества сдерживает меня от того, чтобы как следует выпороть воровку.
— Я не крала, — гляжу ей прямо в глаза. Я не позволю обзывать себя воровкой. — Этот обруч подарил мне папа и все про это знают.
— Неважно, — Матильда несколько раз бьёт украшением о стену дома отчего обруч превращается в кусок изогнутого металла. — Ты не имеешь права носить такие вещи.
Она отшвыривает испорченное украшение, после чего наклоняется. Рядом с нами стоит деревянное ведро, которое не успел убрать Луи. В ведре чернеет зола. Её Луи использует, чтобы удобрять землю в саду. Мачеха запускает руку в ведро и набрав полную пригоршню, мажет мне лицо. После этого вытирает ладонь о моё платье.
— Вот то, чего ты заслуживаешь, — шипит Матильда и поворачивается к дочерям. — Милочки. Вы знаете, что нужно делать.
Мерзко ухмыляясь, Жанна и Анна подходят ближе и по очереди мажут моё лицо. Потом тщательно вытирают грязные руки о ткань моего наряда.
— Золушка! — смеётся Анна. — Да это же — Золушка!
— Так мы её и будем называть, — кивает Матильда, а после толкает меня. — Иди к слугам. Там твоё истинное место. И не вздумай открывать рот, когда появится Его Величество.
Бреду, почти не осознавая, на каком свете вообще нахожусь. Это — преисподняя, по-другому просто не может быть! Как так вышло, что ещё при жизни я угодила в ад? И главное — за что? Что я такого успела натворить, за что бог наказывает меня?
Констанц берёт меня за руку и прижимает к себе.
— Держись, девочка, — шепчет повариха и гладит по голове. Потом достаёт из кармана передника тряпку и вытирает лицо. — Страдания не вечны и когда-нибудь счастье найдёт тебя.
Я в это не верю. Счастье навсегда отвернулось от меня в тот миг, когда ушёл папа.
Звонкий протяжный звук возвещает скорое прибытие короля. Это похоже на то, как если бы ангелы намеревались спуститься на землю и сигнал их труб серебряным звоном повис бы под безоблачными небесами. А на небе действительно — ни облака. Странно, а мне почему-то казалось, что с самого утра было пасмурно.
Сначала прибывают королевские гвардейцы. Они заезжают во двор на красивых белых лошадях, неторопливо спешиваются и занимают места вдоль ограды. Никто из гвардейцев не подаёт виду, будто кроме них во дворе есть ещё кто-то. Каждый стоит неподвижно, сжимая рукоять палаша и в этот миг они больше напоминают статуи, нежели живых людей.
Потом во двор заезжает большая белая карета, запряжённая шестёркой чёрных лоснящихся скакунов. На дверцах кареты — блестящий золотом королевский герб, на крыше — золотые украшения, а борта колесницы сверкают от множества драгоценных камней. Даже кучер и грумы больше похожи на какие-то красивые игрушки.
Вновь звучат трубы, и карета останавливается посреди двора. То ли наш дворик слишком мал, то ли экипаж — велик, но свободного места практически не останавливается. Откуда-то издалека слышен глухой лай Фора — старого пса заперли в сарай, чтобы не путался под ногами. Матильда яростно машет руками и показывает, что нужно склонить голову. Ну да, когда мы с папой были в королевском дворце, то пришлось едва не касаться лбом пола. Правда после король сказал: «Какая прекрасная малышка» и подозвав, посадил на колени. Едва ли сейчас меня, такую грязную, кто-то решит подозвать.
Скорее — посмеётся.
Из кареты выходят двое — это я вижу, даже склоняясь к земле. Один — грузен и стар, а второй — определённо молод. Вот только, в таком положении очень сложно разглядеть подробности.
— Ваше Величество, — в голосе Матильды слышится такая радость, будто на неё снизошла небесная благодать. Но я-то чувствую фальшь, звучащую в каждом слове мачехи. — Это — невероятная честь для меня и моей семьи! Когда я узнала, какой гость намеревается посетить наш дом, то моё сердце едва не разорвалось от счастья. Позвольте пригласить в дом вас и Его светлость.
Я немного поднимаю голову, так что теперь могу рассмотреть гостей. Король действительно сильно постарел с того момента, когда я видела его последний раз. Поседела короткая клиновидная бородка. Появился большой живот, который не в состоянии скрыть даже золотистая одежда свободного покроя. Его Величество ступает так осторожно, словно у него плохо работает левая нога.
На голове монарха — золотистый же берет, а на ногах — высокие белые сапоги. Его Величество держит в руке деревянную трость с золотой ручкой и непрерывно проворачивает в пальцах. На Матильду монарх не смотри, всё внимание уделяя дому. На нас Его Величество глядел лишь раз и очень недолго.