– Так ты ожидал моего побега… – прошептала я негромко, обращаясь к птице на своем плече.
«Если желаешь уйти, уходи. Я могу подождать еще…» – вновь вспомнила я наше прощание. Это воспоминание заставило смутиться, и взгляд мой заметался по витринам магазинов в поисках того, на что можно отвлечься.
И я нашла. Остановилась у лавки портнихи, где за широким окном на натянутых веревках висели длинные отрезы ткани. Напротив же находились готовые изделия – в основном повседневная одежда, что-то понаряднее обычно шили на заказ. Мантии даэвов же всегда изготавливали в столице, порою даже в королевском дворце, хотя это всегда зависело от благосклонности нынешнего правителя.
Я вошла внутрь. Под ногами скрипнули половицы. Из окна под потолком лился свет, которого хватало, чтобы швеи занимались своим делом. Сами работницы сидели за длинным, занимающим половину помещения столом, на котором покоилось полуготовое изделие.
Одна женщина – самая взрослая – отложила работу и быстро подошла ко мне, шурша юбкой. Поприветствовав, спросила, чем может помочь. Все это время она косилась то на меня, то на птицу на плече, что и не думала покидать своего места.
– Вы шьете перчатки? Меня интересует готовый товар, – спросила я, ни на что не надеясь. Перчатки носили разве что аристократы. А в Сороле только управляющая семья принадлежала к высшему сословию.
Женщина задумалась, разглаживая незаметные складки на юбке. Ее сотрудницы, на время прекратив работу, вытянули шеи, наблюдая за происходящим. В лавке воцарилась звенящая тишина.
Но, заметив мой взгляд, женщины стремительно вернулись к шитью. А лицо главной портнихи вдруг оживилось, на нем отразилось нетерпение и взбудораженность. Она кинулась к стеллажам, где хранились темно-серые коробки разных размеров. Длина нескольких достигала половины человеческого роста, а другие были едва больше раскрытой ладони.
Она некоторое время копошилась, перекладывая их, пока не достала одну, уже успевшую запылиться. Сдувая пыль, кинулась ко мне и, открыв крышку, положила изделие тонкой работы на стол.
Я смотрела на перчатки, испытывая смешанные чувства. Сшиты они были аккуратно – длинные, почти до локтя, но из неплотной дышащей ткани, так что в них не должно было быть жарко. Взяв их в руки, я внимательнее их разглядела. На одной из перчаток с внешней стороны начиналась вышивка серебряной нитью – миниатюрные виноградные листья вились по направлению к запястью и оплетали его.
Они выглядели так, точно шились в пару к Туманному. Очередная случайность.
– Белых у вас нет? – спросила, и так зная ответ.
– К сожалению, нет. Остались только такие, серые, – ответила женщина растерянно. Было везением уже то, что у них отыскалась хоть одна пара. Но серые?..
Как и вышитые виноградные листья, оттенок ткани нес в себе особый смысл. Бытие словно говорило мне: «Привыкай и смирись. Теперь света и тьмы в тебе ровно поровну».
– Хорошо, – вздохнула. – Я возьму их. Не заворачивайте.
Расплатившись, я сразу же надела перчатки, на время передав карамельное лакомство портнихе, и лишь потом покинула лавку. Кольцо теневого дива спряталось под материей.
Когда я оказалась в своем теле, вернулась проблема прикосновений. Как когда-то мне тяжело было отгородиться от чужих эмоций, так теперь моя душа так и норовила упорхнуть, поменявшись местами с новой жертвой.
И менее всего на свете меня прельщала перспектива оказаться в мужском обличье. Но в то же время в голове не раз промелькнула мысль: как быстро кто-нибудь распознает обман?
– Я возвращаюсь к карете. И тебе лучше не показываться им на глаза. В отличие от простых людей они сразу поймут, что ты такое, – произнесла я.
Птица некоторое время упрямо сидела на моем плече и вспорхнула, лишь когда на другом конце улицы показалась карета. Точно призрак. В какой-то степени она им и была.
Я проводила взглядом черную точку, что стремительно исчезала в небе, и направилась к экипажу, окруженному несколькими даэвами на лошадях. Эскорт, которому мог бы позавидовать даже король Исонии.
Светлые даэвы. Воины, защищающие мир. В детстве я считала их героями, а потом сама стала одной из них.
Но остались ли они героями? Это вопрос.
Дверца кареты отворилась, а я, скидывая капюшон, зашла внутрь.
Внутри на бархатных подушках глубокого синего цвета сидел див в белом. Фредерик отнял ладонь, которой задумчиво подпирал подбородок, и взглянул на меня. Проницательные глаза цвета корицы будто постоянно искали что-то во мне. Но, к лучшему или нет, пока не находили.
Каждый раз, когда я смотрела в его лицо, что стало старше, мое сердце тяжелело. Я постоянно подмечала изменения в мужественных чертах – возраст отточил его красоту. Глаза, губы, скулы… А из-под ворота его мантии выглядывал краешек звезды – видимо, на ключицах уже не оставалось места, и знаки отличия теснились к шее.
Фредерик проследил за моим взглядом. Улыбнулся, когда заметил, что я вновь, как в былые времена, прихватила сладость с рынка. Спросил:
– Ты в порядке?
– В порядке, – отозвалась я, перед тем как сесть напротив, по старой привычке передавая яблоки брату. Осеклась, вспомнив, что передо мной глава светлого ордена, а вовсе не тот молодой парень, которым он был раньше. Но прежде чем я убрала руку, див принял случайный подарок. – Спасибо за остановку. Мне было это нужно.
Он понимающе кивнул, а я вспомнила, как мы бродили по лесу еще подростками. И что именно Фредерик первый показал мне, как правильно держать меч. Долорес, его бабушка, уже тогда была слишком слаба, чтобы обучать меня бою.
«Как я могу в нем сомневаться?» – в который раз спросила я себя, чувствуя угрызения совести. Но в то же время отделаться от сомнений не могла, да и не собиралась. Пока не пойму, что на самом деле произошло двадцать семь лет назад.
Нет ничего глупее на свете, чем из-за трусости закрывать глаза, предпочитая правде слепоту.
Экипаж тронулся с места, а я непроизвольно достала из-под одежды кулон.
Полумесяц загадочно сверкнул. Косой луч солнца, проникший в экипаж между шторок занавешенного окна, заставлял серебро сиять, тогда как на цепочке, наоборот, не появлялось ни одного блика.
Зажав украшение меж пальцев, я задумчиво рассматривала его. Мой взгляд постоянно перетекал к худым изящным запястьям, что каждый раз напоминали – я вернулась. Вернулась в свое тело.
– Не волнуйся, – произнес Фредерик.
Он заметно расслабился с тех пор, когда мы пересекли границу с Феросией и Исонией.
– Я не волнуюсь, – ответила я, и не соврала, хотя это уже перестало быть редкостью. Скорее, я была напряжена. Прошло почти три десятка лет.
И больше всего меня настораживало то, как сильно порою брат напоминал своего отца. Тон голоса, которым он разговаривал с остальными… Беспристрастный, жесткий, немного высокомерный. Я всегда считала, что он станет иным главой. Хотя все еще мало видела, чтобы судить.
Но со мной он обращался совершенно иначе. Его взгляд теплел, навевая старые воспоминания. И тогда все сомнения казались глупостями.
Фредерик пригладил золотые локоны, отодвинул край занавески и сложил руки на груди, пряча ладони в широких рукавах мантии. Его лицо стало серьезным.
– Мне жаль, что все так произошло. Если бы я с самого начала знал, что ты жива… – в который раз заговорил он, будто коря себя.
– Фредерик, мы уже говорили об этом. Зачем вновь себя мучить? – почти прошептала я, вспоминая его речи в гостином дворе в Тронге.
На самом деле за эти дни выдалось мало времени для разговоров, мы либо гнали лошадей, либо рядом постоянно был кто-то посторонний. До тех пор пока мы оставались на вражеских землях, даэвы охраняли главу ордена, не отходя от него ни на шаг.
Я отпустила кулон, ощущая, как кольнуло холодом кольцо на пальце. Оно холодело всегда, когда Фредерик говорил. Будто выражая презрение своего настоящего хозяина.
– У тебя появились жена и дети? – вдруг спросила я.
Фредерик сглотнул и, выдохнув, сухо подтвердил:
– Да.
– Что-то не так? – Его реакция показалась мне странной.
– Да нет. Все хорошо, Сара. Просто есть более важные вещи, о которых нам стоило бы поговорить.
– Возможно. Но и о своей племяннице или племяннике я бы тоже хотела знать.