Удлиненный овал лица, пухлые губы, высокие скулы и большие, чуть раскосые янтарные глаза, опушенные черными ресницами и подчеркнутые темными бровями, выделяли ее среди круглолицых, светлоглазых и беловолосых старожил.
Некоторые из них шептались, что она колдунья и извела родителей, а сама только притворилась болящей. Ну да что поделаешь? На каждый роток не накинешь платок. Люди всегда сторонятся не похожего, да незнакомого. Главное, чтобы слова не превратились в стрелы и камни.
Для себя Ирбисса уже давно решила, что лучше будет дядьке Лиграну помогать как работница, чем пойдет батрачить жинкой к человеку, который станет ее использовать только как безмолвную скотину. Да и служить Богам, уйдя к сестрам жрецов, она не готова.
И то, что ее сердечко замирает при встрече со старшим сыном кузнеца, вовсе не при чем. Пусть и сладки девичьи мечты, но сирота им не верила и не ждала никакого чуда. Насмотрелась за восемнадцать лет уже на домострой.
Что далеко ходить: кузнец ей денег в руки не дает, но ест она сейчас три раза в день, в отличие от отчего дома. По чести сказать, она впервые наелась только в дороге, когда ее отцов соратник отпаивал бульоном. Родители, по наказу жреца, держали дочь постоянно полуголодной и в строгости. Мать поднимала Ирбиссу несколько раз в течение ночи, чтобы вознести хвалу Богам.
Хотя их сейчас гневить этими воспоминаниями не следует… Ей повезло, что после того как открыли город, дядька Лигран не поленился приехать проведать друга и однополчанина, а нашел в разоренном доме умиравшую от истощения девочку.
Все, что можно было выменять на еду, она к тому времени уже израсходовала. Все, что соприкасалось с заразными родителями, сожгли. Все остальные вещи, в том числе и богатые одежды, что нашлись в ее старом доме, кузнец сложил в тяжелые сундуки, оценил и раздал в погашение родительских долгов перед людьми и жрецами. Провел обряд удочерения да забрал девчонку с собой.
Жена Лиграна постоянно грустила, что Боги им только двоих сыновей подарили, а дочку не дали. Детей они народили много, но все помирали еще младенчиками. И за каждым его жена убивалась, как за единственным. Вот и решил — будет у них девочка. Где двое растут, там и третьему место найдется. Однако не успел он порадовать свою ненаглядную. Пока был в пути, беда приключилась в его доме.
Младший сынишка, пока бабы белье выполаскивали, полез на дерево, что росло на обрыве над самой рекой, да не удержался на ветке — сорвался в воду. Видимо, падая головой, шибко ударился, потому-то не вынырнул, не побарахтался. Пока мать поняла, что произошло. Пока кинулась в реку. Пока вытащила маленькое тельце. В общем, откачать ребенка не получилось. Да и супружницу его от излучины уволакивали еле живую.
Еще на берегу бедняжка сомлела. Бабы ее саму практически волоком до дома тащили: у нее ноги, как у пьяной, заплетались. Сама криком кричит — убивается, а при этом хрипит — задыхается. Губы синие, вокруг глаз круги, за грудь держится, виноватится. За знахаркой послали, но она прибежала, когда мать ушла вслед за сыном.
Вот и получилось, что остался вдовец в тридцать восемь лет с двумя детьми. Старшему шестнадцатая весна — помощник и подмастерье, да приемыш горемычная — четырнадцати годов, принявшая на себя быт домашний.
Девочка быстро пообвыкла к местным порядкам, но нет-нет, да вспоминала старые привычки: то вскакивала ночью помолиться, то к жрецам просила ее отвезти, чтобы с Богами пообщаться, то плат искала, чтобы укутать не только волосы, но и все тело.
Это сейчас сирота одевалась, как местные жительницы: либо в свободный сарафан с рубахой, либо в юбку с блузкой. Про фартуки говорить не будем, ни одна уважающая себя хозяйка не начнет без него работать, и ни одна девица не забудет напялить нарядное украшение, что вышито ее белыми ручками, на гулянье.
Девушка понимала, что сироту, да бесприданницу, рассматривать в жены будет только вдовец какой или совсем пропащий, негожий хозяин. Был тут один такой.
Однако сегодня, когда она полоскала белье на реке, прямо болью пырнуло сердце, руки задрожали от страха, а перед глазами возник образ умиравшего Парда.
И практически сразу она услышала дружный гогот пяти луженых глоток и бахвальство здоровенного детинушки:
— Я ему сказал, что если сделать навес из зачарованного дерева, то и прохлада под ним сохранится в знойный день, и тепло не уйдет в лютый мороз.
— Брешешь! — недоверчиво протянул еще один голос. — Не мог он тебе поверить! Никогда Пард не был тугодумом.
— Я никогда не брехал! Эту байку я услыхал от знахарки! — вызверился Иссил.
Этот детина был не просто знаком Ирбиссе. Он пару лет назад начал делать ей непристойные предложения. Конечно, получил отказ, да еще отхватил по шее от Парда за оскорбление названой сестры. Видимо, затаил злобу. Все ходил и шипел, разнося сплетни о семье кузнеца.
Дальше Ирбисса не слушала, а помчалась со всех ног к лесу. Подбежала к опушке в тот миг, когда секач уже практически вынес незваного гостя из зачарованной чащи.
Визг хряка, треск веток и эмоциональные выкрики Парда заставили девушку схорониться за стволом векового дуба, с испугом вглядываться в направлении приближавшегося шума.
Ужас сковал все ее тело, когда она увидела, как ломается тело любимого, как искореженным и практически мертвым он падает на траву, как струйка крови сбегает по лбу на бровь, а потом каплями падает на землю.
Сколько она стояла застыв? Век? Миг? Пришла в себя лишь, когда он захрипел и, как ей показалось, перестал дышать.
Бросилась, обезумев, Ирбисса к искалеченному телу и, упав перед ним на колени, заорала-запричитала:
— Да на кого же ты меня покинул? Открой глазоньки свои ясные! Встань, поднимись на ножки свои резвые! Не могу без тебя! — рыдала она, обнимая любого. — Свет не мил без твоей улыбки! От горя сердечко разрывается! Вернись, друг мой любезный! Лягу рядом с тобой, да не спасет это тебя, не согреет.
Стонет и шепчет, и криком исходит девушка. Бьется о землю, боясь причинить боль уходящему. Обнимает и теребит мужчину в надежде несбыточной, что вернет ему жизнь, поделившись своей.
***
Земля чуть ранее
Ирина Владимировна Бисквитова немного задержалась на работе…
Женщина сидела за компьютером и уже ничего не понимала из той информации, что выдавали ей сухие строчки отчета. Холодный искусственный свет заливал небольшое помещение, в котором, кроме ее рабочего места, все остальное пространство было обставлено стандартной мебелью. Вдоль стен стояли: закрытые стеллажи для документации, шкаф для одежды и два сейфа для трудовых книжек.
Пальцы крутили колесико мышки, и перед глазами мелькали числа, но ей что-то не нравилось. Она то вновь всматривалась в монитор, то искала информацию в бумагах, что были разложены на ее рабочем столе. Однако нужный ей результат еще не был достигнут.
Усталые зеленые глаза щурились, брови были нахмурены, и между ними пролегли отчетливые складки мимических морщин, а губы — поджаты так сильно, что превратились в тонкую линию. Рыжие волосы непонятной длины заколоты в какой-то странный пучок, а косая челка, что, по идее, должна аккуратно обрамлять высокий лоб, от постоянного подергивания нервными пальцами уже взбилась и разлохматилась.
Кабинет, в котором работает Ирина Владимировна, находится на первом этаже трехэтажного офиса строительной компании, и если бы не поздний вечер, то мы бы разглядели ветки кустарника, которые сейчас слабый ветерок заставлял стучать в стекло, пытаясь напомнить припозднившейся работнице, что давно пора собираться домой. Но она игнорировала все посторонние звуки и продолжала вновь и вновь вчитываться в ровные столбцы финансового отчета.
Ирина, сколько себя помнит, была упрямой, или, если хотите, упертой. Тетя Поля часто рассказывала, как в три года вредная шмакодявка не отреагировала на призыв новой воспитательницы, потому что она сказала не обычное: "Ребята, убираем игрушки, и за стол", а назвала деток малышами.
Вся группа кушает, а Иришка, не обращая ни на кого внимания, продолжает играть. Пока ее нянечка, та самая тетя Поля, за руку не взяла, да не повела обедать, даже голову не повернула в сторону звавших ее взрослых.
Ох, как тогда всполошилась директор детского дома, прозевали глухоту у ребенка. Девочка молчит и общается только жестами? Так думали, что просто позднее развитие, а оказывается…