Палачи с шелковыми шнурами, потому что ни капли султанской крови, крови правящей династии, не должно пролиться ни на землю, ни на мягкие ковры, устилающие пол Кафеса, – вот его смертельный страх. Леденящий и убивающий мозг и душу. Он давно уже разучился спать, поэтому его воспаленный мозг теперь чутко реагировал на каждый шорох…
И в самом деле идут! Они даже не таятся! От звука их шагов у него заложило уши. Дико заболела голова. Он затрясся, сполз с кровати на пол и, стуча зубами, отполз в самый дальний и темный угол своей золотой клетки. Это идет его смерть!!!
Но потом опомнился и вскочил. Еще хотя бы минуту… Лишнюю минуточку жизни… И он торопливо, задыхаясь и покрываясь потом от натуги, потащил к дверям тяжелый кованый сундук. Отчаяние удесятеряло его силы. За сундуком последовал диван, а после почти уже бьющийся в припадке шехзаде лихорадочно стал сдирать с пола своей золотой клетки мягкие ковры. И наваливать их на диван, на сундук, приставленный к двери, чтобы заглушить эти страшные шаги в гулком дворцовом коридоре. Шаги его палачей.
– Да здравствует восемнадцатый султан Великой Османской империи Ибрагим хазретлири первый!
– Слава султану Ибрагиму!
– Слава!
Он захохотал: врете! Вы меня не обманете! Вы хитрые, но я хитрее!
– Откройте, о великий султан!
– Повелитель, примите нашу клятву верности!
Он с трудом заполз под свисающий с сундука ковер, спрятав под ним голову, сжался в комок и зажал ладонями уши. Еще хотя бы минуту…
– Ибрагим, сынок, открой!
Мама?! И она с ними заодно?! Предательница! Вокруг одни предатели!
– Убирайтесь! Я хочу жить! Жить!!!
– Сынок, ты будешь не только жить, но и править! Твой старший брат Мурад только что скончался. Теперь ты султан. Восемнадцатый султан Османской империи.
– Слава новому султану!
– Слава Ибрагиму хазретлири!
– Врете! Вы хотите, чтобы я вышел! Но я не выйду! Нет! Потому что вы меня убьете!!
За дверью затихли. Потом он услышал, как мать спросила у его палачей:
– Что будем делать? Не ломать же дверь. Он теперь правитель. Наш султан.
– Как прикажете, валиде. Дверь надежная, но сломать ее можно.
Мать молчала, видимо, раздумывала. Кёсем-султан недаром столько лет держала империю в своих маленьких, но цепких руках. Она была очень умной, его мать. Умной и хитрой. Ибрагим насторожился. Мать сейчас попытается его обмануть. Так и есть: она заговорила вкрадчиво, как в детстве, когда убаюкивала его, еще малыша:
– Ибрагим, сыночек мой, выйди к своим подданным. Мы все коленопреклоненно ждем, когда новый султан объявит нам свой сиятельный лик. Отныне мы все верны тебе и готовы тотчас исполнить любой твой приказ.
– Тогда принесите мне труп моего брата! Если вы не врете и он и в самом деле умер!
За дверью зашушукались. Он ясно слышал каждое слово, с его тонким слухом ничей другой во всем огромном дворце не мог сравниться. Они и в самом деле говорят о Мураде. Что он умер. Лжецы!!!
– Сынок, ты что, не веришь мне, своей матери?
– Нет!
– Что делать, Кёсем-султан?
– Несите моего сына. Мурада.
– Но…
– Вам приказывает сама валиде-султан! Живо!
Он услышал в коридоре топот ног. Часть из тех, кто толпился под его забаррикадированной изнутри дверью, удалилась. Он затаился под душным ковром, слушая дыхание матери. Она взволнованна. Но не зла. Мама…
Как же хочется прижаться к ее груди! Мама, мамочка… Он отогнал от себя эти трусливые мысли. Там, где его мать – там смерть! Сколько его единокровных братьев умерло, пока правил старший, Мурад? О, жестокое чудовище! Мехмед… Баязид… Сулейман… Или Мехмеда задушили не по приказу Мурада? Это было гораздо раньше, когда правил Осман. Их сводный брат.
Ибрагим уже этого не помнил. Много лет с ним никто не говорил. Евнухи, немые и глухие, прислуживавшие ему, были похожи на тени. Тени с того света, куда он, шехзаде Ибрагим, мог отправиться в любой день, в любую минуту…
– Повелитель, взгляните. Под вашей дверью лежит ваш старший брат, султан Мурад. Он мертв.
Ибрагим заколебался. А вдруг они не врут?
– Отойдите все! Выйдите на улицу! Только тогда я открою дверь! И не вздумайте меня обмануть! Я слышу всё!
Он ждал, пока они все уйдут, чутко прислушиваясь. И лишь когда убедился, что коридор перед дверями его золотой клетки пуст, стал оттаскивать от нее сундук.
Султан Мурад и в самом деле лежал под дверью. Ибрагим не сразу вышел из своей тюрьмы. Какое-то время он думал, что брат притворяется. Решил его обмануть. Но Мурад не двигался и не дышал. Ибрагим, вжимаясь в дверь, чутко прислушивался, но дыхания брата не слышал. Мурад по-прежнему был огромен и ужасен. Но непривычно тих. Кровавый султан Мурад IV.
Умер?!
Ибрагим наконец вышел из клетки, комнаты с зарешеченными окнами, в которой его насильно держали с двух лет, и тронул тело брата острым носком своей домашней туфли. Мурад не шевелился. И тогда разозленный Ибрагим пнул его ногой, потом еще раз и еще. А после этого прыгнул на труп своего брата и яростно стал молотить по нему ногами…
– Ибраги-им!!!
К нему бежала мать.
– Стой! – заревел он. – Я, султан Османской империи, приказываю тебе: остановись!
И мать замерла, не осмелившись приблизиться к нему. Именно это его и убедило окончательно. Всесильная Кёсем-султан повинуется его приказам! Значит, он главнее! Он самый главный теперь во всей этой огромной империи! Повелитель!
Ибрагим хазретлири первый!
* * *
– Багра-ат….!!! – стонущая мать упала на колени и протянула к нему руки. – Сынок!!! Не-е-ет!!!
Он дернулся, было, но словно споткнулся о презрительный взгляд Ашхен. И, гордо вскинув голову, отвернулся. Только что староста, священник и кади записали его имя в реестр. Баграт отобран по системе девширме. Теперь ему сделают обрезание и дадут другое имя, мусульманское. И увезут в Стамбул.
Кади был необычайно доволен: мальчик умеет считать и писать! И даже читал Коран! Душа неверного сама потянулась к свету истиной веры. Надо будет отправить письмецо с агой в султанский дворец, чтобы этого тринадцатилетнего мальчика выделили особо. Он очень уж смышленый. И сильный. Из таких и получаются полководцы, паши и даже великие визири. Сколько их, отобранных так же, как и Баграт, по девширме добрались до самой вершины власти! И женились на сестрах султана, на госпожах. У мальчика большое будущее, если ему помочь. И довольный кади взялся за перо. Наконец-то он отправит в султанский дворец истинный алмаз. Неграненый пока, но дворцовое воспитание отшлифует характер мальчишки, и бывший Баграт превратится в настоящий бриллиант.
Ашхен была довольна. Мучило ее одно: только бы брат ее не забыл! Не оставил бы гнить здесь навсегда, как других своих сестер и братьев. Ведь это она подсказала ему путь к успеху.
Краем глаза она глянула на убитых горем отца и мать. Глупцы! Какой судьбы вы хотели для любимого сына? Прозябания здесь, в деревенской глуши, рядом с вами, простыми крестьянами, да еще и неверными? Вас в любой момент могут согнать с этой земли, уничтожить, обратить в прах. И только сильный сын, сумевший сделать карьеру в столице, сможет вас защитить. А вы ревете, будто он умер.
… Баграт уезжал. Она даже не знала, какое имя дали ему, обратив в мусульманство. С того самого дня, как кади записал Баграта в реестр как новообращенного по девширме мусульманина, мальчик больше не виделся со своей семьей. Потому что у него теперь другая семья: турки, янычары. О прошлой жизни ему надо поскорее забыть, с ней рвут раз и навсегда.
Баграт уезжал из их глухой деревни по дороге, которая наверняка будет выстлана для него золотом и покрыта славой. Ашхен об этом позаботилась. Три года она натаскивала брата, уча его интригам. Султанский дворец – это логово, где кишат ядовитые змеи. Противоядие одно: самому научиться жалить. И упреждать укусы гадюк.
– Мальчик мой, Баграт… – стонала мать, которая от горя слегла. Бесконечные роды ее подкосили. Шестеро детей выжило, трое умерло. Баграт, любимчик, красавец, отрада материнской души. И вот его забрали, увезли.
Гаспар боялся, что его Нана так и не оправится. В их дом пришло горе.
Девширме…
Господи, как это пережить? Как?!!
Четыре года спустя
В спальне у падишаха стоял удушливо-мускусный запах. Он витал во всех коридорах и галереях похожего на запутанный лабиринт огромного гарема, в убогих комнатах для рабов и в роскошных покоях у фавориток, в общей спальне многочисленных султанских наложниц и там, где жили неприкасаемые, его жены, оседая на плотных, непроницаемых для солнца занавесях и мягких ворсистых коврах. Вился из окон, мешаясь с ароматом цветущего сада, и даже в просторном дворе валиде, всесильной матери султана, никуда от него было не деться.