Когда с воем пронеслись над головами самолеты и глухо задрожала земля от взрывов, переглянулись.
— Видел, Лукич? Наши.
— Наши. Звездные.
Нашли открытое место. Увидели плывущих в небе бомбардировщиков. Видели, как отделялись от самолета черные большие капли бомб.
— Ты знаешь, они ведь войска крошат, — шепотом сказал Ипат. — Те, которые мы встретили.
— Удивительное дело, — не слушая друга, сказал Лукич. — Кажись, над нами летят, а кидают куда-то в другое место.
Целый час с перерывами летели самолеты и бросали страшный груз. Над лесом поднялись густые клубы дыма.
— Не хотел бы я быть в том месте, — заметил дед.
— Н-да, — согласился Лукич. — Землю вспахали глубоко. Пожалуй, деревню задели.
Рядом с большими самолетами летели маленькие, опережая их, уходя в сторону и вновь возвращаясь.
— А эти-то что делают? Смотри, как кружит.
— Эти охраняют, — уверенно ответил Ипат. — Они называются ястребители. Видишь, выглядывают себе добычу. Ежели германец сунется, так они его всей стаей клевать зачнут. Вёрткие.
— До чего люди дошли. Раньше лучше воевали. Стенка на стенку.
Улетел последний бомбардировщик. Стихло.
— Кончилось, — сказал Ипат, прислушиваясь.
— Надо бы сходить посмотреть, чего они там натворили.
— Успеем. Пройдем еще до болот.
Вынув из мешка по лепешке, закусили и опять тронулись вдоль шоссе. Было непонятно, почему на мощеной дороге не видно никакого движения. Почему-то немцы предпочитали двигаться стороной, по проселочным дорогам. Скоро это разъяснилось.
Далеко впереди, на дороге, копошились люди.
Старики свернули глубже в лес. Осторожно стали пробираться к работающим. Начали попадаться воронки от бомб. Чем ближе подходили партизаны к работающим, тем чаще встречались громадные ямы. Дорога изрыта, лес повален. По краям дороги валяются исковерканные танки, пушки, машины. Судя по следу, их оттаскивали в стороны, освобождая дорогу. Молча, переглядываясь, старики приближались к месту работ.
— Наши, — прошептал Ипат, разобрав несколько русских слов.
Работающих они еще не видели. Голоса становились все ясней. Мужской бас на кого-то кричал.
— Ты у меня поговоришь! Это тебе не советская власть. Хватит, пограбили. Давай живей, корова, так твою…
— Да ведь это, никак, Мельник? — сказал Лукич, узнав раскатистый бас.
Ипат приложил палец ко рту, пригнулся и, прячась за сломанные деревья, осторожно пошел по направлению крика. Лукич не отставал. Наконец они выбрались на открытое место, откуда было все видно.
Тысячи женщин работали на дороге с лопатами, кирками, ломами. Мужчин почти не было. Несколько немецких солдат сидели в стороне у костра. В большой миске у них что-то варилось. Недалеко от спрятавшихся стариков стоял высокий мужчина с черной широкой бородой и распоряжался. Могучий голос его был слышен далеко. Поминутно ругаясь, не сходя с места, он подгонял работающих. По всему было видно, что люди устали.
— Ты что копаешься, так твою так… Выворачивай, — крикнул бородач на высокую худую бабу, пытавшуюся вытащить какую-то железную часть.
— Тяжелая, Иван Афанасьевич. Подсобить надо, — ответила она.
— Я те подсоблю. Я те подсоблю. Давай живей. Лодыри. Работать разучились при советской власти. Может, тебе трудодень записать. Долго ты еще канителиться будешь?
Он медленно зашагал к бабе.
К счастью, исковерканное железо вывернулось, перевалилось через край, поползло в канаву.
— Так. Запомним, — прошептал Ипат.
Иван Афанасьевич переехал в этот район в 1932 году, откуда-то с севера. Ходили слухи, что бегал от раскулачивания, а раньше имел свою мельницу. Прозвище «Мельник» так за ним и осталось.
Спрятавшись, партизаны наблюдали некоторое время. Узнавали знакомых. В конце дороги работали машины: дробилки, катки.
Солнце быстро катилось вниз.
— Чего ждешь-то? — спросил Лукич друга.
— Темноты подождем, — ответил Ипат. — Надо спросить.
Кровавым светом залил закат картину подневольного труда. На немцев работали бабы. По восстановленной дороге пойдут новые танки, пушки, войска и повезут смерть мужьям, братьям. Думал ли кто-нибудь об этом? А если и думали, что они могли сделать.
Ипат узнал в одной из работающих Арину, колхозницу из соседней деревни. Бойкую, молодую женщину знал с детства. Она всегда нравилась деду за независимый нрав. Арина никогда никого не боялась, ни перед кем не заискивала, никому не спускала. Если было нужно, выкладывала на собраниях всю правду в глаза. Многие работники из района боялись ее языка. Сейчас Ипат не спускал с нее глаз, наблюдая за каждым шагом. Он решил повидаться с ней и поговорить.
Сумерки сгущались. Тенями бродили люди, еле различая окружающие предметы, а конца работы все нет. В лесу, по левой стороне шоссе заблестели костры.
«Лагерь у них там, что ли?» — подумал Ипат, и, дернув за куртку приятеля, направился в сторону огней. Арину из вида потерял. В полверсте от дороги места были болотисты… Там же протекал ручей. «Где-то они берут воду. Такую ораву напоить надо», — подумал старик. Догадка его оправдалась. Заняв позицию на тропинке между кострами и болотом, они скоро услышали приглушенные голоса. Группа баб с ведрами шла за водой.
— Останься, — шепнул Ипат и двинулся наперерез идущим.
Провожатых не было. Одна из женщин отстала. Дед тихо пошел за ней. Нагнав, окликнул:
— Бабонька!
От неожиданности перепуганная баба бросила ведра.
— Сгинь, пропади!
— Не пугайся. Свои… Не признала, что ли. Ипат из старой деревни.
— Что там, Саня? — крикнула одна из группы.
Женщина уже пришла в себя. Узнала старика.
— О корень споткнулась, будь он неладен, — ответила она и, когда услышала, что остановившиеся пошли дальше, зашептала: — Ой, напугал ты меня, дедушка. Мы теперь такие стали… всего боимся. Как тени ходим… словно и не на земле.
— Ты Арину знаешь с Семеновки? — перебил ее Ипат.
— Арину? Ну как же. Знаю.
— Шепни-ка ей, чтоб сюда пришла.
— Ой, не знаю уж как. За ней этот живодер следит. Убьют они ее… Я скажу.
— А про меня никому. Язык-то у вас долгий…
— Да что ты, дедушка. Это когда раньше, а теперь…
— Ну ладно, иди, — сурово сказал дед, заметив, что баба хочет затеять длинный разговор.
Женщина покорно направилась вслед ушедшим бабам. Дед вернулся к Лукичу.
Долго ждали старики. Вернулись с ведрами бабы. Проходили еще партии с ведрами. Костров стало больше. Видимо, кончили работу. Наконец, услышали шорох шагов. На фоне мелькавших между деревьев огней скользнула одинокая тень женской фигуры. Старики беззвучно пошли за ней. Арина смело шла в глубину леса, оглядываясь и прислушиваясь. Гул голосов стихал. Огней уже не видно, а Ипат все еще не выдавал себя. Женщина остановилась.
— Арина?
— Фу, а я уж думала — не туда пошла, — вздохнула с облегчением женщина.
— Мы нарочно себя не показывали, — сказал Ипат, подходя вплотную к ней. — Здравствуй, голубушка.
— А там кто? — спросила Арина, заметив спутника.
— Лукич. Из нашего же колхоза.
— Здравствуй, дедушка. Довелось свидеться перед смертью.
— Неужели помирать собралась? Давай-ка сядем.
— Мне нельзя долго-то… Проклятый следит.
— Пускай сюда приходит. Обратно не выпустим, — заметил с усмешкой Лукич.
— Нельзя. Одного старосту придушили, так за него двадцать баб перебили. На глазах у всех остальных. Сказано, что в другой раз по полсотне будут отвечать, — сказала Арина, присаживаясь на упавшее дерево.
— Ну ладно. Ты, Арина, страхи из головы выкинь. Мы еще поживем. Ты молодая. А в случае чего, если заметишь что дело к концу пошло, приходи ко мне.
Ипат подробно рассказал, как найти овраг. Арина обрадовалась, узнав, что Настя жива.
— С радостью ушла бы с тобой, дедушка, да боюсь. Мы все круговой порукой связаны. — Подумав, прибавила: — А уйти я могу, есть куда, да видишь ли… дело мне поручено.
— Вот, вот, про дело-то я и хотел тебя спросить. Мне бы надо кого-нибудь разыскать. Где мужики-то?
Арина оглянулась. Старики догадались и замерли. Прислушались. Если сами попадутся — полбеды, но подвести других — хуже быть ничего не может. Шорохов не было.
— Не опасайся. Уши-то у нас звериные.