Вторник 14 октября 1975 года, день
Первомайск, улица Карла Либкнехта
Дом был огромен и запущенкирпичный куб за мощной оградой. Двор зарос травой по пояс, выбитые окна заколочены досками. Пара обитых железом ворот на первом этаже прятали гараж и мастерскую, а каменная лестница с вычурными коваными перильцами уводила на высокое крыльцо, где угрюмо чернела стальная дверь, пупырчатая от заклепок, из пушки не пробьешь.
Ну, как вам? Николай Ефимович потер руки с видом ловкача-маклера, готового надурить легковерного квартиранта.
Впечатляет затянул я. Прямо Дворец пионеров!
Лет двадцать назад здесь прописалась заготконтора межрайбазы Райпотребсоюза, выдал второй секретарь, как скороговорку. Уф-ф! Запомнил же Потом они куда-то переехали, а здание пустует. Батареи перемерзли, конечно
Починим, решительно заявил я.
Местное хулиганье малолетнее повыбило стекла
Застеклим.
Виштальский хмыкнул и поднялся на крыльцо. Вынув из кармана здоровенный ключ, отпер дверь, но та не спешила отворяться.
Зар-жа вела! пропыхтел второй секретарь, рывками открывая тяжелую облупленную створку. Та поддавалась неохотно, жалобно взвизгивая и скрежеща. Чешуйки облезшей краски сеялись шелухой.
Смажем, обронил я. Покачав шаткие перила, добавил: Приварим.
Мне очень хотелось, чтобы наш Центр справил новоселье в этом «отдельно стоящем здании», вот и старался быть убедительным.
Прошу! выдохнул Николай Ефимович, пропуская меня в широкую щель.
Войдя боком, я осмотрелся. Темный коридор сходился к забитому окну, цедившему свет на щелястый пол.
Осторожно! закряхтел Виштальский, тискаясь в узком проходе. Доски кое-где прогнили.
Заменим, кивнул я, не замечая однообразия своих ответов.
В бывшей заготконторе пованивало застарелой прелью, но сквозняк помаленьку-потихоньку вытягивал затхлость и унылый запах пыльных бумаг. Отовсюду шли тихие стуки и скрипы, шелесты и щелчкидом словно оживал, сбрасывая многолетнее оцепенение и радуясь людям, заполнившим его бессмысленные пустые пространства.
Внутренние двери почти не пострадали, пропуская нас в обширные комнаты. Повсюду валялась брошенная или сломанная мебельстулья, раскуроченные шкафчики и тумбочки, поведенные от сырости стеллажи. Выцветшие плакаты и графики до сих пор висели на стенах, а полов не видно под россыпями перфокарт, бланков, путевых листов и накладных.
А намусорили ворчал второй секретарь, ступая осторожно, носком ботинка брезгливо разгребая бумаги, устлавшие скрипучий паркет «в елочку». Свинтусы
Уберем.
Гляньте-ка, Миша, кактус оставили. Засох, конечно
Я чуть не брякнул: «Польем!», но вовремя прикусил язык.
Вы где? гулко донеслось из коридора.
Это Арсений Ромуальдович! оповестил я Виштальского и громко крикнул: Здесь мы! Вторая дверь!
Бодрый топоти Вайткус возник на пороге. Был он в замысловатом кожаном полупальто с многочисленными молниями и в шапочке, которую позже назовут «чеченкой».
Как моя внучка говорит: «Нарисовалсяфиг сотрешь!» расплылся в гагаринской улыбке директор Центра НТТМ «Искра». Ефимыч, здорово!
Виштальский крепко пожал мозолистую руку.
Ты чего не заглядываешь? Зазнался, поди?
Всё в трудах, аки пчела! хохотнул Ромуальдыч. Я гаражи гляну?
Давай, а мы тут, поверху
Глядя вслед удалявшемуся Вайткусу, второй секретарь доверительно сказал:
Если честно, Миша, то я пекусь не только о научно-техническом творчестве молодежи. У меня много друзей и в Киеве-батюшке, и в Москве-матушке, поэтому я в курсе свежих веяний. То, что вы продвигаете, Миша, совпадает с новым курсом партиида, неустоявшимся, колеблющимся, но я чую перспективу! Помогая вам, я помогаю себе.
Николай Ефимович, отозвался я понятливо, из вас выйдет отличный первый секретарь райкома КПСС. Нам такие люди нужны!
Виштальский рассмеялся, шутливо погрозив мне пальцем, и направился обратно в коридор, где слышна была неясная возня. Из закутка, куда спускались дырчатые ступеньки с чердака, выбрался Ромуальдыч, отряхивая свою кожанку.
Кровля нигде не течет, доложил он с живостью, только хламагоры.
Николай Ефимович пару раз озадаченно моргнул:
Так ты ж вроде вниз спускался!
Ефимыч, там все просто замечательно-о! напел Вайткус. В мастерской даже кран-балка есть, только тельферйок. Будем станки искать списанные, подшаманими в строй!
Второй секретарь отмел ладонью растрепавшийся пробор.
Вы вот что Он смолк, соображая. Где-то после октябрьских соберитесь в Одессу. Там, на Пересыпи, будут сносить мехмастерские. Станочный парк старый, конечно, но у вас руки откуда надо растут
Справимся, выдал я.
Там и тельфер найдете, и кучу инструмента Я позвоню кому надо, бумаги оформлю, а вы Мм Грузовик сыщете?
Школьный «газон» займем, бодро отозвался Ромуальдыч.
Какая-то мысль вертится в голове Лоб Николая Ефимовича нахмурился, образуя на переносице складочку. А! Вам надо обязательно потолковать с особистами ээ с чекистами. У вас же наверняка какие-то документы хранятся по всяким разработкампротоколы опытов, журналы наблюдений? А то, знаете Он посерьезнел. Можно сколько угодно не верить в шпионов, но научно-техническую разведку никто пока не отменял!
Потолкуем, твердо сказал я, чуя неприятную зябкость.
Да-а Работенки вам подвалило, конечно, завертел Виштальский головой, бросая взгляд то на застекленные двери с пыльной табличкой «Актовый зал», то на перекошенный стенд «Профсоюзная жизнь». Зато будет где толкать прогресс!
И кому, поддакнул Вайткус.
Прорвемся! заключил я со всей беззаботностью юности.
Тот же день
Восточный Берлин, Рушештрассе
Маркус Вольф ослабил галстук и приблизился к окну. Что-то не работается сегодня. С самого утра никак не наберет темп.
«Обленился ты, Миша Волк!»качнул головой Вольф.
Опершись о подоконник, он глянул вниз. Машины-букашки ползли по Рушештрассе до угла, суетливо перестраиваясь, мигая подфарниками, накаляя красные «стопы», и шустро разбегались по широкой Франкфуртер-аллее.
«Модель нашей жизни, философически подумал Миша-Маркус. Один рискует и вырывается вперед, мешая ближним, а другой осторожничает, вечно уступаети последним добирается до цели. Но кто из них счастливей?..»
Требовательно замигал селектор, призывая хозяина кабинета.
Да.
Геноссе Вольф, прошелестел секретарь, к вам Райнер Кёнен.
Просите.
Щелкнул замок, тихонько скрипнула тяжелая дверь из полированного дерева, и порог переступил один из замов Вольфав Главном управлении «А» Кёнен отвечал за политическую разведку в ФРГ и Западном Берлине.
Рядом с огромным начальником Райнер выглядел хрупким и тщедушным подростком, но его быстрому уму мог позавидовать любой крупный ученый.
Шеф, интересные новости, с ходу начал Кёнен, уткнувшись в открытую папку. Ага
Вольф улыбнулсяРайнер в своем репертуаре. Ни «здрасте», ни «до свиданья» сразу к делу, не теряя ни секунды. И то правда, ведь времяне деньги, это сама жизнь. А что может быть дороже грешного бытия?
Слушаю. Маркус позволил себе вольностьприсел на краешек письменного стола, но зам даже этого не заметил.
Помните, в прошлом году была утечка из Моссада? быстро заговорил Кёнен, не в такт языку сонно моргая. Кто-то в израильском МИДе нашептал директору ЦРУ о молодом человеке из Советского Союза, обладающем невероятными способностями. Ага
Постой поднял палец шеф ГУР. Миха? «Хилер»?
Так точно! Райнер резко кивнул, словно бодая воздух. Михе-де и ядерные секреты Тель-Авива ведомы, и будущее он предсказывает с такой погрешностью, что В общем, ею можно спокойно пренебречь. Ага Вы тогда еще сказали, что неважной информации не существует. И вот, пожалуйста! Донесение нашего человека с Кляйн-аллее.
Он сообщает, что Миха якобы согласился сотрудничать с американцами, и те его тайно вывезли в Штаты. Ага