Позже в родовом поместье Гарванов следователи найдут немало тёмных артефактов, большая часть которых запрещена в Славии.
***
После смерти все души должны присоединиться к роду. Там в Ирии живут все предки, покинувшие мир живых. Как и предки Гарванов, все, начиная от самого прародителяЭрика Гарвана Ночного.
В детстве, глядя на родовое древо, на его раскидистые ветви с разноцветной листвой, я всегда думал о Ночном Эрике, о том, что когда-нибудь обязательно попаду в Ирий и познакомлюсь с ним. И тогда великий чародей Ночной Эрик обязательно расскажет, как он посадил родовое древо, поделится секретом, которые знали все праотцы, основавшие собственный род и родовую магию.
Но сейчас я меньше всего думал о Ночном Эрике. Я умер, это я точно помнил, и теперь я хотел увидеть отца и мать.
Тёмный ночной лес, приятная прохлада, запахитак много запахов, и все они в одночасье ударили мне в нос. Запах опавшей листвы, хвои, прелой травыздесь недавно шел дождь. Никогда бы не подумал, что в Ирии идет дождь.
Я бежал, лапы мягко пружинили, отталкиваясь от земли. И запахи, и скорость, и сила не оставляли сомненийя был в шкуре волка. Вот только страннов Ирии проклятие ромалов не должно было действовать, почему же после смерти я остался оборотнем?
Я резко затормозил. Что-то не сходилось лес был слишком знакомым, и запахиэтот букет запахов я не мог спутать ни с чем. Это был мой родной лес в Варгане.
И еще я вдруг почувствовал то, чего не чувствовал очень и очень давносилу рода и ноющую боль по всему телу, которая сопутствовала обращению в первые годы после пробуждения проклятия.
Озадаченно и насторожено еще раз осмотрел знакомые деревья и теперь неуверенно засеменил к тропе, которая вела к Воронову Гнезду. Нужно было убедиться. Вот только, в чем именно я собирался убедиться, я ещё и сам не знал.
Могло ли так случиться, что после смерти проклятье оставляет своих жертв волками навеки? Этого я не исключал, предания гласят, что некоторые души усопших чародеев могли обращаться в зверей, птиц и рыб.
Могло ли это произойти со мной сейчас? Вероятно. Мало кто может сказать наверняка, что происходит с человеком после смерти. Но я предчувствовал, что это все не так, все мои предположения неверны. Не сходится, все не сходится
Яр! Вот ты где, сынок!
Я оцепенелсловно ледяной водой окатили. Шерсть встала дыбом, а сердце заколотилось так, что вот-вот возьмёт, да и выпрыгнет из груди.
Яр, ласковый голос матери, ее красивое лицо, кажущееся в ночи светлым, как сама луна. Она присела рядом, прямо на листву, не боясь запачкать белой шелковой ночной сорочки. Ее черные тугие кудри выбились из косы и теперь обрамляли красивое лицо, а зелёные колдовские раскосые глаза излучали сочувствие и одновременное умиление.
Мать почесала за ухом, погладила по загривку, улыбнулась:
Яр, с ласковым укором протянула она, я ведь просила не убегать так далеко. В лесу опасно, тебя могут принять за простого волка и убить. Почему ты не слушаешься, Яр, почему не гуляешь у поместья? Отец злится. Мы волнуемся, слышишь?
Мать погладила меня по холке и застыла в задумчивости, глядя так, словно бы ждала, что я ей отвечу. Ответить я, конечно же, не могволки не разговаривают, но от переизбытка чувств и растерянности лизнул ее в щеку, хотя в жизни едва ли себе бы такое позволил.
Мать весело рассмеялась, вытирая рукавом ночной сорочки щеку, а я изумлённо, где-то даже ошарашенно смотрел, пытаясь понять, что происходит. Мозг сам подкинул ответ.
«Это сон», с уверенностью решил я. Мать умерла давным-давно, ее убили, как и отца. Я волк, значит, я не в Ирии. Значит, все простоэто сон. Я все ещё умираю там, на лужайке у Нерны, а это видение не более чем воспоминания. Не зря ведь говорят, что перед смертью у человека проносится вся его жизнь перед глазами. Вот и я сейчас вижу одно из своих воспоминаний.
Идем, дорогой. Скоро рассвет. Пора домой, мать порывисто поднялась на ноги, отряхнула с сорочки листву и как закричит:Савелий, он здесь! Нашла!
Зашуршала листва, снова знакомые запахи. Сено, терпкий пот, свежая сдоба, совсем немногоалкоголь. И вот сквозь чащу, неуклюже ломая ветви, словно медведь, ломится наш работник Савелий.
Громадный мужик с седой короткой бородой и одутловатым лицом. На вид грозный, в душе же совершенно безобидный и простодушный. Его встревоженное лицо, освещенное фонарём, уставилось сначала на меня, потом на мать:
Нашелся, с какой-то неуверенной радостью констатировал он, затем посерьезнев, добавил:Князю нужно доложить, он поехал прочесывать лес.
Мать качнула головой, давая разрешение Савелию доложить отцу. Савелий спешно полез в карман куртки, достал маленькое потертое с облезшей краской зеркальце связи.
Игорь Богданович, нашелся Ярослав, госпожа Злата уже домой его ведет, на выдохе выпалил он торопливо.
Он обернулся уже? спросил отец.
Нет, еще волком ходит. Но он не злой, вроде, с ним все в порядке.
Донесся короткий ответ отца:
Хорошо, еду домой.
Я снова замер, с подозрительностью окинул взглядом округудо боли знакомые просторы, вдали виднеется родовое поместье, в окнах горит свет. Перевел взгляд на своих спутников: матькак живая, Савелий Я даже не знаю, что с ним случилось потом. После смерти родителей семья, а точнее бабуля, отправила меня в Императорскую военную академию. За поместьем должны были присматривать дядя Олег и бабушка, но насколько я знал, никто там не жил, кроме домработников. Неужели Савелий сгорел тогда вместе с Вороновым гнездом?
Яр, идём, поторопила мать, нужно вернуться раньше отца. Он и так сердится на тебя.
Слишком реалистичный сон, слишком затянуто даже для воспоминания. Я начал всерьёз нервничать. С одной стороны, мне очень хотелось, чтобы это все происходило на самом деле, но с другойтак не бывает, чересчур хорошо, поэтому я ждал подвоха.
Ждал, что иллюзия развеется, что я вновь открою глаза и опять окажусь на лужайке, где меня застрелили. А быть может, я попал в руки революционеров или мятежников, или метрополийцев, или темных чародеев, и они зачем-то мучают меня иллюзиями, показывая прошлое. Может, хотят выведать какую-то военную или государственную тайну, возможно, ищут информацию об императоре. Я готов был поверить и предположить многое, но вот только сил проверить в то, что это не сону меня не оказалось.
Если бы родителей не убили, моя жизнь сложилась бы совсем иначе. Да и не только моясудьба всего рода была бы другой. И я бы стал другим: не Псом Императора, не Непобедимым Ярославом, а князем Ярославом Гарваном, возможно инженером или артефактором, как хотел отец, или алхимиком, как мечтал когда-то я, будучи ребенком.
Родовое поместье встретило ярким светом в окнах, массивными древними каменными стенами и четырьмя высокими остроконечными башнямиокна каждой выходили на одну из сторон света, их так и называли: северная, восточная, южная и западная. В восточной башневоронятня, а во внутреннем дворе еще стоит родовое древо, ветви которого видны даже отсюда. И я ощутил то, чего не ощущал давным-давно, а возможно и никогда. То чувство, когда после очень долгой, сложной дороги, наконец, возвращаешься домой.
Может обернешься обратно, пока отец не вернулся? спросила мать, когда мы прошли через старую осадную стену и вошли во внутренний двор. Анфиса только полы помыланаследишь, мать словно и не мне это говорила, а так, размышляла вслух.
Савелий! вновь воскликнула она. Накинуть что-нибудь нужно на Ярослава, а потом повернулась ко мне и пригрозила пальцем:Я тебя в таком виде в дом не пущу.
Савелий опрометью кинулся к парадному входу, а мать, уперев руки в боки, с напускной строгостью уставилась на меня.
Хочет, чтобы я обернулся человеком. И я попытался. Но ничего не вышло. Силу рода я чувствовал в полную мощь, но обернуться быстро, как обычно я это делалпо одному желанию, с небольшим усилием волине получилось.
Сколько же мне здесь лет? Тринадцать? Четырнадцать? Такие трудности в обращении я испытывал лишь в первый год, когда проклятие только пробудилось. Обычно волчья суть дает о себе знать в период активного полового созревание и имеет совершенно бесконтрольный характер. Я мог обернуться как рано утром, так и ночью. В юности днем не перекидывался волком ни разу. Пока не обуздал проклятие и не сумел подчинить животную ипостась.