Медсестра кивнула и пошла к двери, а я с удивлением обнаружила, что юбка у форменного платья не только длинная, но наверняка еще и с подъюбником: слишком пышной она казалась, хотя само платье не производило впечатления праздничного. Но тут я сообразила, что думать мне нужно совсем не о форменной одежде в этом заведении.
Управление? Я перевела вопросительный взгляд на целителя.
Сыскное управление, пояснил он. Видите ли, Елизавета Дмитриевна, они хотели вас допросить.
Я совершила что-то нехорошее? испугалась я до холодной испарины, сразу представив, как меня, без признаков сознания, находят с окровавленным ножом в руке рядом с мертвым телом.
Вы не помните? Он прищурился. Вы, Елизавета Дмитриевна, сядьте, если уж лежать не хотите.
Я помотала головой, чувствуя там непривычную тяжесть. Кажется, раньше у меня не было столько волос. Или было? На краешек кровати я все же присела, чтобы не упасть, если слова Владимира Викентьевича окажутся слишком неожиданными.
Я не помню, что было до того, как я здесь очнулась. Совсем ничего не помню.
Агата Михайловна сказала, что вы не помните даже своего имени.
Не помню.
Елизавета Дмитриевна
Я точно не Елизавета Дмитриевна.
Он взял меня за руку, и место соединения опять осветилось зеленым. Да что за чертовщина здесь творится? Это все совершенно ненормально. Но заволноваться я не успела: пришло странное спокойствие, явно неестественного происхождения, поскольку помрачением сознания не сопровождалось. Наверняка Владимир Викентьевич поспособствовал. Я взглянула на него внимательнее. Обычный дедушка, ничем не примечательный. Но способности у него необычные. Непонятные способности, пугающие.
Пока вы не вспомнили, давайте пользоваться привычным Елизавета Дмитриевна, миролюбиво предложил он. Должны же мы к вам как-то обращаться?
Вы так и не ответили, зачем я сыскному управлению. Я кого-то убила? бухнула я, сразу желая определенности.
Врач, нет, целитель помялся, явно не горя желанием отвечать, и спросил:
Вы считаете, Елизавета Дмитриевна, что могли кого-то убить?
Нет, в ужасе помотала я головой. Но я совсем ничего не помню. Ничегошеньки.
Я всхлипнула, он прикоснулся к моей руке, вздохнул. Опять зеленое свечениеи рыдать резко расхотелось.
Вы никого не убивали, Елизавета Дмитриевна. Покушение было на вас и вашу маму.
Мою маму?
Увы, ее спасти не удалось. Когда вызвали полицию, Ольга Станиславовна была уже мертва. Он виновато посмотрел на меня. Поверьте, Елизавета Дмитриевна, если бы это было в моих силах, я бы ее вытащил.
Я кивнула, соглашаясь с его словами. Почему-то целителю было необычайно важно, чтобы я поверила: он сделал все что мог. При словах о том, что моя мама умерла, в груди ничего не шелохнулось, никакого образа не появилось перед глазами. Я не помнила ее так же, как и всего остального. Возможно, потом, когда я все вспомню, осознание утраты накроет меня с головой, но сейчас это всего лишь смерть человека, которого я не знала.
Я ее не помню. Я совсем никого не помню. И ничего. Совершенно.
Такое бывает. Он участливо похлопал по моей руке. Организм сам отгораживается от шока. Возможно, для вас это и к лучшему.
Не к лучшему. Лучше помнить все и всех, возразила я. Вы говорите, на меня покушались, но я не знаю ни кто, ни из-за чего.
Здравое размышление. Мне показалось, что Владимир Викентьевич заколебался, не зная, уступить ли, или это не пойдет на пользу моему состоянию. Но вы пока слишком слабы, чтобы забивать себе голову подобным.
Возможно, он бы долго упорствовал, но тут в палату в сопровождении Агаты Михайловны вошел еще один врач? Целитель? Темноволосый, кругленький, как колобок на ножках, в халате, при взгляде на который в голову пришло выражение «чехол для танка». И пер он так же напролом, как танк. Подскочил к кровати, не здороваясь, цапнул меня за руку, которую отобрать оказалось не так просто и которую почти тут же окутало зеленое сияние, и заговорил, чуть картавя и растягивая гласные:
Агата Михайловна говорит, здесь работа по моему профилю? Барышня, не дергайтесь, вы мешаете проводить диагностику.
Да, по вашему, неохотно ответил Владимир Викентьевич. Елизавета Дмитриевна не помнит ни себя, ни окружающих. Но я не уверен, что для нее это не благо.
Они с Агатой Михайловной переглянулись этак понимающе, отчего мне только сильнее захотелось вспомнить хоть что-то.
Разумеется, благо, возмутился пришедший. Лучше помнить все, чем мучиться от незнания, не так ли, барышня?
Конечно.
Я оживилась. Подозреваю, что профиль этого целителявозвращать утраченные воспоминания. А это именно то, что мне сейчас жизненно необходимо. Но радовалась я ровно до того момента, как его руки засветились подозрительным фиолетовым. К зеленому я уже почти привыкла и поняла, что этот цвет несет исцеление, а вот фиолетовыйне уверена. Руку я выдернула.
Что случилось? удивился целитель.
Мне не нравится цвет. Фиолетовыйслишком тревожный.
Обычный цвет для работы с менталом. Привычные целительские сейчас бессильны. Не волнуйтесь, барышня, не наврежу и обещаю лишнего не смотреть, он хохотнул так, что колыхнулся всем туловищем, но тут же посерьезнел и спросил: Постойте, вы видите цвет?
Видит, вместо меня ответил Владимир Викентьевич. Это тем более странно, что в ее карте указан весьма низкий уровень, только для базовых заклинаний.
Сильные потрясения иной раз вызывают непредсказуемый скачок. Непременно нужно будет измерить заново. Ну-с, барышня, успокоились? Продолжим?
Не дожидаясь моего ответа, он опять ухватил меня за руку, мягко, но уверенно, вызвал неприятное фиолетовое свечение и прикрыл глаза. Видно, чтобы сосредоточиться. Прикрыла глаза и я, но отнюдь не пытаясь что-то вспомнить, просто собственная рука в этом свете выглядела пугающе неживой, а она и без того казалась чужой. Внезапно пришло в голову, что я понятия не имею, как выгляжу и сколько мне лет. И это было куда страшнее, чем то, что творил второй целитель.
А он точно что-то творил. Каша в голове колыхалась, мерзко булькая, но не выпуская из себя никаких воспоминаний. Почему-то опять всплыло имя Светка, не принеся с собой никакой картинки, но зато захватив дополнительное слово-ассоциацию «договор».
Потрясающе! неожиданно восторженно сказал целитель. Полное стирание личности! Я с таким сталкиваюсь впервые. Похоже, Владимир Викентьевич, душа слишком долго пробыла в отрыве от тела, нарушились точки привязкии вот результат. Нет, случай не единственный, но настолько редкий, что я и читал только о двух, и тодавнишних. А здесь еще и все базовые навыки сохранены. Он радостно потер руки этаким моющим движением, потом поднес щепоть ко рту и причмокнул. Какой вкусный материал для статьи. Потрясающе!
И что же здесь потрясающего? проворчал Владимир Викентьевич. Разумеется, кроме того, что вы получили материал для статьи?
Как это? А развитие личности? Пойдет ли оно по тому же пути, или что-то изменится? Барышня, ваша жизнь сейчас как чистый лист: что напишете, то и будет.
В открытой двери появился новый персонажмужчина в высшей степени старомодном костюме-тройке. Уверена, таких не носил даже мой дедушка. Вошедшему это не мешало иметь весьма высокомерный вид. Впрочем, смешной головной уборпамять услужливо подсказала название «котелок» он снял сразу же, как вошел.
Господин Звягинцев, могу я побеседовать с вашей пациенткой?
Это был не вопростребование, так что я сразу поняла, что появился представитель того самого управления, в которое должна была сообщить медсестра. Быстро они собрались.
Можете, не без ехидства ответил целитель, но она вам ничего не скажет. Видите ли, любезнейший, у Елизаветы Дмитриевны наблюдаются проблемы с памятью. И не просто проблемы, а полное стирание личности. Она не помнит ничего из того, что с ней было до попадания сюда.
Похоже, они виделись не впервые и не слишком друг друга жаловали. Более того, не жаловала пришедшего и медсестравон с каким недовольным видом принялась оглаживать сестринский фартук, словно только одно появление нового действующего лица измяло и испачкало ее безупречную одежду. Второй целитель утратил жизнерадостный вид и неприязненно поглядывал на пришедшего.