168 часов. Гиперпанк - Викберг Алекс

168 часовГиперпанкАлекс Викберг

Часть I Убийство мецената

Глава 1 Падший ангел

Горячий сухой ветер раскачивал ковыль, одна из травинок неприятно щекотала лоб. У Ленара ныл каждый атом тела, даже кончики волос начали кричать о ненависти к безумной метрополии. Он повернул голову: «Сколько прошло времени с тех пор, как я сделал последний вздох, перед тем как прыгнуть в пропасть, перед тем как начать ползти? Кстати, где я нахожусь? И почему так нестерпимо печёт солнце? Хорошо, я не могу передвинуть своё израненное тело вперёд на несколько сантиметров, тогда назло судьбе вытяну руку. Это будет мой самый настоящий ответ Холодному Космосу на очередную попытку отнять у меня право распоряжаться собственной судьбой».

***

Неудачно как-то всё получилось с этим Морозовым. Ну кто мог предположить, что невинная просьба сделает кровавую драму. Маэстро уже забыл, когда в последний раз посещал людей. Теперь с ужасом понял, что самолично придумал себе коридор внутри плацкарта. Вокруг, совсем рядом находились потные организмы, которых не хотелось видеть ни разу и никогда. Ужас Космоса! Невозможно угадать, что они себе вообразят от совершенно безобидных слов. Слепое поклонение вытверженным ритуалам делало любой разговор опасным приключением. Безнадёжная задача  выучить все приёмы, оттого что их такое же множество, как и мест, откуда приехали их предки в городские кварталы.

Вообще, идея отправиться на Землю без денег ревела, словно упрямый осёл в густом тумане. Нет, спонтанный поступок не был пошлым желанием сверхчеловека ощутить свою исключительность в мире смертных, нет! Внутренняя опустошённость заставила покинуть возлюбленные мангровые болота для путешествия. Ленар захотел самостоятельно без помощи империи добраться из точки А в Версаль, оттого что дом перестал быть крепостью после бесцеремонного вторжения обер-камергера. Требовалось совершить что-то экстраординарное, чтобы снова поверить в мексиканские кактусы вдоль бронебойных стёкол. Как можно спокойно поливать нежные колючки, когда знаешь, что высокородный граф может без церемоний отправить к бывшей жене или вовсе выкинуть в холодный космос? Ленар захотел изменить вектор, чтобы не обстоятельства делали указатели, а он сам открывал нужную дверь. Здесь мог помочь опыт землян с их невероятной беспечностью. Эти хрупкие создания умудрялись радоваться жизни, зная, что в любой момент могут умереть от совсем безобидных вещей, какой-нибудь травмы или скоротечного гриппа.

Когда после марсианских приключений маэстро вернулся в поместье и увидел в окно беззвучный полёт стерхов, то внезапно ощутил ноющий холод в душе. «Всё,  решил про себя,  надо идти к людям!» И чтобы не размазаться в клюкву, попросил Семёна забрать его из Парижа ровно через неделю, через 168 часов, точно в срок, ни секундой раньше, ни минутой позже.

Можно спросить, почему он выбрал именно Армавир? Ткнул, отвернувшись, пальцем в крутящийся глобус. Такие пироги-ковриги. Объяснять что-либо никому не стал. Взгляд дышал максимальной ненавистью ко всем сразу и к каждому в отдельности, за неимением всех к Семёну персонально.

Когда после приземления в хрустящую степную траву, маэстро увидел над горизонтом полоску рассвета, то обрадовался доброй звезде. Семён, как опытный дальнобойщик, поинтересовался: «Кеб, земные графы взял?» На что получил исчерпывающий ответ в виде удара ладонью по обшивке. От боли в запястье стало совсем всё обидно, тогда Ленар нашёл булыжник и запустил внутрь корабля. Испугавшись, что мог угодить в пульт управления, качественно выругался. Семён с каменным лицом захлопнул люк, мгновенно отделив мир арнов от примитивной цивилизации землян. Корабль, обернувшись в мерцающую плазму, исчез в лучах начавшейся зари.

Общеизвестный факт, что арны умирают исключительно от несчастных случаев. Но не каждый знает, откуда они берутся, эти самые случаи. После пятидесяти лет беспечной жизни души бессмертных охватывает неистребимая тоска, от которой невозможно укрыться ни в каменных городах с новейшими изобретениями, ни в просторах космоса. Разве можно сбежать от самого себя? Многие от скуки начинают играть на «Магнето». Особой машины, внушающей землянам дальнейшую жизнь. Чтобы развлекаться подобным образом, Ленару не хватало усидчивости, к тому же он ничего не мог поделать с наследственной сентиментальностью. В общем, никудышный из него получался штурман человеческих судеб. Ленар считал ненужным отнимать у людей возможность совершать глупые, а иногда и беспощадные поступки. Хотя вполне может статься, что и он занимался совсем никчёмным делом, организовывая концерты для уставших от развлечений бездельников.

Внимательно осмотрев бескрайнюю степь, маэстро пришёл к выводу, что необходимо раздобыть транспорт. Действительно, ну не пешком же двигать изнеженное тело импресарио в Париж, коль поставил себе такую цель. Хоть что-то должно быть в жизни неизменным, к примеру, дорога. Странно звучит, не правда ли. Разве может быть неизменной дорога?

«Иногда маленькие победы заставляют поверить в большую мечту,  сверкнул пошлятиной и тут же исправился Ленар:  Стоп, о чём это я? Какая такая мечта? Добраться до Парижа? Так, и где искать этот звезданутый транспорт?»  в раздражении ткнул вопросом в сухой ветер Кубани. Не услышав внятного ответа, маэстро на приличной скорости отправился к выползающему с востока золотистому диску.

Из-за холмов на горизонте раздался длинный гудок паровоза. Далеко оказалось действительно далеко. Через пару километров бодрого шага по грунтовой дороге среди пепельно-жёлтых холмов, Ленар начал понимать грандиозность поставленной задачи, просто космический масштаб вселенской пустоты, угнездившейся в организме после имперских баталий. Жалеть себя начал почти сразу. Вот что делает обыкновенная физкультура с расстроенной личностью: начинает отвлекать от душевных переживаний на вполне обычные вещи, например, усталость от утреннего моциона.

«Что-то всё скрипеть начало с непривычки»,  констатировал маэстро с неудовольствием. Когда летел в неизвестность то даже не подумал, как связаться с поместьем, если внезапно топор ударит в печень или другие плюшки обрадуют организм. Впрочем, будь такая возможность, то уже сейчас бы летел на родные болота. Особенного страха перед новыми испытаниями не было, да и какой мог быть страх, когда всё это уже происходило сотни раз в той или иной форме: нервный срыв, дорога, обязательное раскаяние, ремонт повреждений, счастье жизни. Только счастье ли? С каждым новым взбрыком впечатления теряли остроту. Нужно точить гвозди, но для чего? В конечном счёте здоровое чувство самосохранения шепчет в ухо горячим воздухом, что мол хватит, и так вся шкура в сетку. И так до следующего психоза.

Но только не в этот раз, нет, не в этот. Тело, которое до сих пор исправно служило, благодаря удобствам цивилизации, внезапно дало сбой. Вот что значит оказаться не в своём времени. Обыкновенная пешая прогулка превратилась в невероятную пытку. И здесь так часто выручавший цинизм оказался бесполезным. Наоборот, именно он начал предлагать совсем вредные вещи. Например, «Нечего скулить, ляг и сдохни достойно». «Ага, сто тысяч раз! Разбежался!»,  процедил Ленар, с трудом передвигая вялые ноги по спёкшемуся от жары суглинку.

***

Ридикюль из плотной тафты, шитой серебряной нитью, с грохотом упал на пол, когда изящная барышня, по виду актриса, принялась расстёгивать жакет из английской ткани. В просторном кабинете с монументальным дубовым столом и коваными решётками на стрельчатых окнах витал особенный запах больших денег, от которого легко кружилась голова у непривычного к подобным амброзиям человека.

 Морозов, у тебя невозможно дышать! Ты когда-нибудь проветриваешь?  упрекнула барышня, которая и в самом деле находилась на гастролях в Армавире.

 Незачем. Хочешь, чтобы меня ограбили?  ответил господин средних лет в костюме из заграничной ткани. Такие себе заказывают мещане, внезапно получившие богатство, или их наследники, за неимением собственного вкуса доверившие гардероб модным портным. Причёска указывала на человека делового, но никак не на прожигателя жизни. Рассиживаться в парикмахерских у него не хватало времени, оттого делал стрижку без выкрутасов, тоже относилось и к чахлой бородке, которую проще было сбрить насовсем, чем держать в подобном виде.