Войдя во двор, я обратил внимание, что у каретного сарая двери наглухо закрыты и сена не видно, а поленница дров уж очень хилая. Встретили меня вовсе не Антип с Глашей, а крестьянского вида тетка в низко повязанном платке. На вопрос, дома ли барыня и где прежние слуги, она сказала, что про слуг не знает, съехали, а вот барыня дома. Я велел доложить, что пришел ее младший сын Александр. Скоро тетка вернулась, пригласив меня пройти в дом. Во флигеле было грязновато и везде было запустение, кроме того, было холодно: судя по всему, печь не топили, тем не менее я отдал тетке пальто и, поёживаясь от холода, проследовал на барскую половину. Маменька встретила меня в гостиной, там тоже произошли изменения: в шкафу уже не было гарднеровского сервиза, подозреваю, что не было и столового серебра. Маменька куталась в теплую шаль и натянуто улыбнулась:
Сашенька, сыночек мой дорогой, тебя уже отпустили из лечебницы? с деланой заботой пропела она. Как ты себя чувствуешь?
Чувствую, конечно, не очень, ответил я со скорбью в голосе, но все же лучше, чем было, вижу только плохо и перчатки приходится носить, а то барышни пугаются, а они (перчатки то есть) быстро снашиваются, а стоят дорого. Что же вы не приходили больше в больницу, я так ждал
Да-а, неопределенно протянула маменька, что же ты от меня хочешь?
Я решил на службу поступить, в архив, помощником архивариуса. Вот, пришел за своими документами.
В архив, это, конечно, хорошо, протянула маменька.
Но тут из соседней комнаты раздался мужской голос: «Марыся, с кем ты там лясы точишь, поди сюда» Причем окрик был не брата Ивана, а человека постарше. Я услышал через открытую дверь: «Так это и есть твой пшеклентый байстрюк? С Иваном не знаю, что делать, еще и этот притащился, гони его в шею». Дальше разговор пошел по-польски, а вскоре маменька вернулась с тонкой пачкой бумаг.
Вот, Сашенька, все на месте: метрика, выписка из церковной книги и твой диплом, все сберегла, гордо заявила маменька, будто подвиг совершила, отстояв их у кого-то, кто хотел отнять. А живешь ты где?
Живу пока у Лизы, она в обители, и я дом сторожу, а то бы все разворовали давно.
В обители? услышав про бесхозный дом, что-то начала прикидывать в уме маман. Она же в сумасшедшем доме была, выходит, ее выпустили?
Значит, вылечили Лизу, она же от горя помешалась, а время лечит, ответил я, но дом и аптека скоро отойдут монастырюЛиза так распорядилась, поэтому можно я поживу здесь?
Дорогой Сашенька, елейным голосом протянула маман, я не успела тебе сказать, что я на днях выхожу замуж за Казимира Болеславовича. Пан Казимиротставной уланский ротмистр, и он сделал мне предложение, поэтому мы скоро обвенчаемся и уедем в Варшаву. (Интересно, а не тот ли это улан, с которым «застукал» маман Генрих, вот ведь точно говорят, что старая любовь не ржавеет.)
Марыся! вновь подал зычный командирский голос улан, будто командуя эскадроном (сейчас точно скомандует «пики к бою, рысью марш-марш»). Я еду на скачки, где мой цилиндр и монокль?
Сейчас, сейчас, Казимеж, захлопотала маман, выскочив из комнаты. (Ишь как забегала, небось, улан ее поколачивает.)
Да, и денег дай, грозно потребовал пан Казимеж, ассигнациями и серебром, что я, десятками да пятерками буду с извозчиком расплачиваться?
Казимеж, запричитала маман, у тебя же еще вчера были деньги! Ты опять играл?
Марыся, ну какой же я шляхтич, если не могу угостить товарищей, оправдывался отставной улан, да там и было-то денег всего ничегодесятка с мелочью. Дальше на повышенных тонах пошел разговор по-польски, после чего раздался звук пощечины, пан Казимеж (он оказался лысым, плюгавым и кривоногим), с цилиндром в руках и пальто внакидку, чуть не бегом выскочил из комнаты, пробежал по коридору, хлопнула дверь и ясновельможного пана и след простыл.
Из комнаты, где состоялся разговор, вышла, утирая кружевным платочком глаза, маменька, на щеке у нее краснел след пощечины. «А, так вот кому прилетело», подумал я и произнес:
Маменька, а покушать у вас есть, а то я с утра голодный
Милый Сашенька, мы печь топим раз в день, вечером, и тогда у нас горячий обед, а сейчас у нас нет ничего, ответила маман с некоторым смущением.
Маменька, раз вы дом продаете, ведь нам с Иваном тоже доля положена?
Ах, Саша, ну что вы все такие меркантильные! маман изобразила оскорбленную невинность. У нас полно долгов, только бы расплатиться. И я услышал длительные рассуждения про жадных ростовщиков и воров-скупщиков жилья, из чего сделал вывод, что не только мне, но и братцу Ивану ничего не обломится.
Ну что же, сказал я, встав и заворачивая в старую газету свои документы, если мне здесь в корке хлеба и мятой пятерке отказывают, я, пожалуй, пойду. Прощайте, маман, будьте счастливы со своим паном Казимежем, если сможете.
На следующий день я с дедом поехал на его фабрики в Купавне. Я не был там больше года, за это время особенно ничего не изменилось, лишь начинал строиться новый цех (как объяснил деддля ТНТ) в стороне от других строений.
Я спросил, когда он будет готов (здание строилось из деревянных балок, которые затем будут обшиты досками), дед ответил, что через месяц-полтора можно начинать выпуск продукта. Химиков уже подыскали в Московском университете, в основном из молодых выпускников, закуплена лабораторная посуда и оборудование. Дед хотел, чтобы я побеседовал с химиками и устроил им что-то вроде экзамена. Это мы отложили на завтра, их же еще пригласить сюда надо. Но дед ответил, что в конторе есть телефон и телеграф, поэтому сейчас протелефонируют в Московское представительство, они оповестят кандидатов, и назначим экзамен на завтра, в час дня.
Я согласился с предложением, и, переночевав в гостевом доме, мы с дедом устроили «смотрины» будущим сотрудникам лабораторий. В результате отсеялась почти треть, многие не знали про синтез анилина и не могли сказать, кто такой Зинин, и написать формулы его процесса, а уж кто такой Перкин знали только два человека из двух дюжин кандидатов. Хотя три-четыре человека произвели очень благоприятное впечатление своими знаниями и интересом к предстоящему делу.
Дед тоже задавал вопросы, похоже, что он уже расставлял людей по местам в предстоящей схеме процесса: кто потянет за начальника, а кто будет просто хорошим и грамотным исполнителем (такие даже более ценны для дела, так как специалиста еще поискать надо, а желающие «руками водить» всегда найдутся).
Так и оказалось: оказывается, у деда уже был готов штат для руководства лабораториями из опытных производственников, а требовались начальники среднего уровня и исполнители, каковых мы и нашли, еще двое были взяты кандидатами, остальным отказано. Мы объявили результаты и выбрали четверых лучших для стажировки в Петербурге: двоих в Военно-медицинской академии у Дианина и двоих в Михайловской артиллерийской академии на Ржевском полигоне у Панпушко (если там все будет хорошо). Почему я сомневался в возможности пройти стажировку в полигонной лаборатории? Да потому, что не был уверен в том, что после скандала с гранатой нам вообще разрешат там появиться. Ведь все не только замыкалось на Панпушко, с которым была предварительная договоренность о стажировке моих химиков, а зависело от начальстватого же генерала Демьяненко, что послал меня метать гранату в присутствии генерала Софиано и его свиты. Поэтому я все сначала узнаю, а потом дам деду телеграмму, и люди из Петербургского филиала дедовой компании встретят и разместят химиков как надо.
В воскресенье отметили мой день ангела (в прошлом году в это время я лежал в виде «мумия Игипетского», по выражению сиделки Агаши), а спустя год мог и закусить неплохо. Алкоголя на столе не было, но от всяческих вкусностей стол ломился, несмотря на то что был предрождественский постпросто вкусности все были постные. Были приглашены дедовы деловые партнеры, которым я был представлен как чиновник Главного Штаба, в чине коллежского асессора, дворянин, награжденный орденом и золотыми часами «За заслуги» дед заставил меня открыть крышку часов, на которой имелась внутри дарственная надпись, и с гордостью показал часы гостям. Дедовы партнеры, купцы-старообрядцы, только удивлялись тому, как у деда внук, еще в молодых годах, а уже в чинах и наградах.