Верховный друид был сухощав, подвижен, со снежно-белой бородой и острыми чертами лица. Оттого что всю жизнь свою он пристально вглядывался в потустороннее, глаза его потускнели и подернулись мутной пеленой. Необычен был и его наряд: синий плащ под белой мантией. Жезл Нимайна покрывали могущественные огамические символы.
- Воистину удивительна опрометчивость твоих суждений, - начал он. - Ты не разбил врага - это так. Но ты вернулся домой. Вернулись домой твои воины. Почти все. И разве малую добычу принесли вы с собой? А ведь богиня Морригу могла бы оставить тебя там, у римской Стены. И кости твои расклевали бы вороны.
Друид помолчал немного, скорбно покачивая головой.
- Я прочитал знаки. В звездах, в земле и в тайных заводях. Знаки славных деяний, знаки мира в муках родовых схваток. Знаки нового рождения. Дай со щедростью, и воздастся тебе славой.
Ниалл подался к друиду, и глаза его блеснули.
- Война? Когда? Летом?
- Так прошептал красный ветер, но откуда он подул, мне неведомо.
Ниалл быстро взглянул на юг, в сторону лагини, на север, в сторону улатов, и задержал взгляд на востоке. Там за морем лежала Альба, которую римляне называют Британией. Растолкав советников, плотным кольцом окруживших короля, вперед выступил Бреккан, его старший сын.
- Ниалл, ты же возьмешь меня с собой, - выкрикнул он. - Возьмешь? Ты обещал!
Ростом Бреккан пошел в отца и среди сверстников верховодил: бегал быстрее всех, лучше всех держался на коне, плавал и дрался. И все-таки он был еще мальчишкой, тощим, голенастым, с подростковой жеребячьей грацией. Он еще не окреп и не налился зрелой мужской силой. Лицо его, нежное и овальное, с большими голубыми глазами, окруженное копной пшеничных волос, можно было бы назвать девичьим, если бы не нетерпеливый пушок, пробившийся над верхней губой.
- Мал ты еще, - сказал Ниалл сурово, но взгляд его засветился нежностью. - Наберись терпения. Придет твой день, и ты отправишься за своей славой.
Бреккан переступил с ноги на ногу и упрямо мотнул головой.
- Меня посвятили в воины в семь лет. Тогда ты сказал, что ждать мне еще столько же. Семь лет прошло! - Он повернулся к королеве. - Правда же, мама? Он обещал!
Королева улыбнулась. На самом деле она приходилась ему мачехой, но всегда была с ним ласкова.
- Ниалл, - сказала она мягко, - ты обещал показать ему мир. Ведь ты сам в его возрасте...
Королева напомнила Ниаллу о его собственной мачехе и о кознях, которые строила Монгфинд, чтобы не он, а ее сыновья наследовали отцу. Ниалл потемнел лицом. Не следовало ей говорить этих слов.
Лэйдхенн Мак-Бархедо угадал его настроение:
- Память о славных подвигах служит чести короля. Как и память о славных деяниях братьев, меж которыми царило доверие.
Ниалл мрачно взглянул на поэта, почетного гостя и ученика его приемного отца. Нет, в словах мудреца не было тайного укола. Сводные братья Ниалла никогда не замышляли против него. Они стали королю верными слугами. И подозревать жену в кознях против Бреккана, в пользу их общих сыновей, у него тоже не было повода.
Король смягчился.
- Посмотрим, - снова обратился он к сыну. - А пока учись терпеть. Это первое, что пригодится на войне. - Оглядевшись по сторонам, он вдруг усмехнулся. - Там придется терпеть холод, дождь, грязь, смрад, и натертые мозоли, и угрюмые рожи, и заплутавший обоз. И будут вечно урчать кишки, и будет вечно лить из носа, и никакая женщина не согреет твое ложе!
Напряжение спало. Гости принялись оживленно переговариваться, на лицах появились улыбки. Король казался в добром расположении духа. Впервые со дня возвращения в Эриу. Недаром сегодня канун Бригиты, Той, Что лечит тело и душу.
Приглашенные все прибывали. Мужчины вручали слугам оружие: никто не имел права переступить этот порог вооруженным.