* * *
Дед, с облегчением вздохнул, увидев, что, наконец, Колибри вышел из библиотеки и сел в свою «мазду», и завёл автомобиль. В последнее время Женя всё чаще стал заезжать туда после учёбы, объясняя это тем, что ему там удобнее заниматься. Причина же, конечно, была не в этом, ему просто хотелось быть поближе к Владику, который, в свою очередь, вроде бы и радовался, а, с другой стороны, самого себя, стыдя за это, злился. Уж очень ему не хотелось, чтобы Настя или Вэвэ заподозрили истинную природу их взаимоотношений. Впрочем, Женя вёл себя совершенно обыденно и старался ничем не отличаться от других посетителей. Правда, не бросать время от времени далеко не индифферентные взгляды на Скрепкина всё же не мог. А кто такой Дед, Колибри вообще не знал.
Владик же, наверное, узнал бы в нём одного из нечастых, но щедрых клиентов «порта», хотя никакой особой информацией о нём не обладал. Знал только, что тот руководит фирмой по поставке и обслуживанию холодильных установок. Дед же среди «своих», то бишь клиентов «Жемчужного порта», был фигурой не совсем обычной. В миру Степан Андреевич Хвыля, он уже несколько недель присматривался к этой, с позволения сказать, библиотеке и её сотрудникам. Вначале его интересовала только фигура босса, Владика, с которым он намеревался в дальнейшем завести деловые отношения. Но, основываясь на солидном прежнем опыте, справедливо полагал, что его предложение о сотрудничестве не вызовет у того восторга. Хотя кого волновало его мнение? Дед умел быть убедительным. Но случилось нечто непонятное, и некоторые личные соображения заставили его отказаться от прежней идеи. И Дед, если точнееДед Мороз, не стал на Владика наезжать. Более того, начал по-тихому «крышевать» это учреждение, удивляя корешей незаинтересованностью в каком-либо «наваре». То есть делать это «безвозмездно», как сказала Сова в известном мультике.
Своё странноватое «погоняло» Дед получил на зоне, когда какой-то чересчур продвинутый начальник по воспитательной работе решил показать своим подопечным фильм «Морозко». А роль Деда Мороза в нём сыграл то ли народный, то ли заслуженный артист Хвыля, известный всесоюзный Дед Мороз, которому, естественно, было и невдомёк, что он имеет честь быть однофамильцем тогда ещё мелкого криминального авторитета. Смеху на зоне, понятно, было много, но в результате Стёпа, вполне уважаемый человек, своё прежнее, довольно заурядное «погоняло» Колода потерял и обзавёлся новым, которое со временем превратилось из иронично сказочного во вполне респектабельное«Дед». О своём прежнем криминальном прошлом Степан Андреевич вспоминать не любил и настоящие безотказно действующие связи не афишировал, так как всем сердцем стремился к «натурализации» среди современной, пережившей смутные времена, внешне законопослушной элиты.
В «библиотеку» он попал случайно. По зову тела, но случайно. Ему рассказал о ней один из его новых знакомых, немолодой, покрытый вислыми морщинами развратник, бывший инструктор райкома партии, отвечавший за работу с молодёжью. Прямо-таки вибрируя от распиравшей его новости, он нашептал на ухо, что есть, мол, такое местечко с хорошими, ещё не затисканными и не затасканными мальчиками. Оазис, так сказать, в пустыне. Да ещё и с необычным антуражем. И Дед это заведение посетил. Остался доволен. Не побрезговал и выкурить косячок. Но только на треть. Оставшуюся часть аккуратненько положил в карман и затем отдал на исследование своим ребятам в лабораторию соответствующего подразделения ФСБ. Очень ему хотелось узнать происхождение «травки». Выяснилось, что это «самосад», не совпадающий по составу ни с каким из известных источников. Его пацаны потом чуть лоб не расшибли, пока выяснили, откуда идёт конопля. И только по чистой случайности, заглянув в мусорный бак «порта» и обнаружив остатки сухой, не пошедшей в дело травы, догадались, что библиотека-то сама и занимается растениеводством. И Дед понял, что напал на золотую жилу. То, что до сих пор на них никто ни из братков, ни из ментовки не наехал, было вообще чудом. Вот уж воистину новичкам везёт. И, как уже было сказано, Дед поначалу возымел к «библиотеке» чисто деловой интерес. Захотел, как нормальный человек, за приличную плату стать её «крышей». Но не стал. По двум соображениям. Первое, как ни странно, он их пожалел. Уж больно они были необычными. Дед, как никто другой, прекрасно понимал, что «крышевание», несмотря на свои преимущества, может запросто «спалить» подопечного. В этот требующий определённой организации процесс приходится вовлекать большое число разных людей. Надо делиться с ментами, прикрывать точку от конкурентов, пожарных, санэпидемстанции и прочих халявщиков. Неминуемы риски утечки информации и конфликты денежных интересов. Кончилось бы всё заурядным образом, заведением уголовных дел или, хуже того, членовредительскими разборками. В результате пострадали бы не только материальные интересы Деда, но и, самое главное, «Жемчужный порт», который бы наверняка прикрыли. Конечно, его можно было бы потом и восстановить, и доходы он снова начал бы приносить. Но разве дело только в деньгах. Это был бы уже не настоящий «порт», а так, имитация. Не тот «Мулен Руж», в котором сидел Тулуз-Лотрек.
Второй же причиной того, что оазис продажной однополой любви остался нетронутым, как ни парадоксально, оказался Колибри. Дед увидел его случайно вечером у библиотеки. Женя вышел вместе с Владиком и, прощаясь, окинув быстрым вороватым взглядом окрестность, легонько чмокнул того в губы. И Дед вдруг возжаждал заполучить этого юношу себе. Он стал за ним следить и скоро понял, что Колибрисовершенно чистое неиспорченное создание и никакого отношения к мальчикам «порта» не имеет, что живёт он вместе с Владиком, и у них самые настоящие серьёзные отношения. А проще говоря, любовь. И когда Дед это осознал, то понял и другое, нечто новое для себя: ему не просто хочется Женю, а он в него влюблён. И был уверен, что достоин взаимности. А что же делать со счастливым соперником? При опыте и связях Деда вопрос в принципе решался легко. Скрепкин мог попасть в аварию, на него могли напасть бандиты, его можно было просто сдать ментам за содержание притона, вовлечение в проституцию, в производство и сбыт наркотиков. Но всё это было как-то не «по понятиям». Колибри сам должен был сделать правильный выбор. Хотя об этом пока ничего не знал.
* * *
Настя тоже обратила внимание на знакомого Владика Женю. Тот был такой забавный. Небольшого роста, шустрый и улыбчивый, он одним своим появлением благоприятно влиял на атмосферу читального зала. В его присутствии каким-то мистическим образом становилось хорошо. Да, есть такая категория людей, которым достаточно появиться, чтобы стало спокойнее, чтобы вдруг спало висевшее до этого напряжение, и те, кто ещё минуту назад хотели поубивать друг друга, находили причину повременить и даже, возможно, совладать со своим низким желанием. Колибри был таким. Хотя ничего особенного для этого не делал, был самим собой.
Каждый раз, размахивая сумкой с учебниками, он вольно вваливался в библиотеку и, бросив эту сумку на ближайший стул, кланялся, громко приветствуя присутствующих. Что заставляло тех, кого с улыбкой, кого с недоумением, оглядываться, а Вэвэ или Владик, как всегда, делали ему замечание. На этом ритуал заканчивался. Когда Колибри не грыз гранит науки, он с восторженно распахнутыми глазами болтал о чём-нибудь с Настей. Та безошибочной женской интуицией распознав, что у Владика ей ничего не обломится, вначале от скуки, а потом не без интереса обратила взор на Женю, которого Скрепкин представил как двоюродного брата и друга, поселившегося у него на время учёбы. Колибри, которому, несмотря на роман с Владиком, не могло не льстить внимание хорошенькой девицы, начал с ней всё более заигрывать, чем запутал до того абсолютно невинные взаимоотношения сотрудников библиотеки. Слава богу, хоть Вэвэ ни в кого не была влюблена, но, на беду, и та желала поучаствовать в регулировании их личной жизни. Она же ведь мечтала сосватать Настю за Владика, и никакой Женя, который вообще, может, безродная «лимита», в расчёты не брался. А Кравчук вместо того, чтобы, как хотелось бы Вэвэ, грамотно повести кампанию по завоеванию Скрепкина, повелась на всё более явное «охмурение» Колибри. Что не могло не поставить на повестку дня терзавший Владика вопрос: кто мог дать гарантию, что лживая и переменчивая человеческая природа не потеснит его образ в сердце Жени? И Скрепкин начал самым постыдным образом ревновать и даже мелочно придираться к Колибри. Тот же, верно догадавшись о причине такого поведения Владика, и зная, что страхи того беспочвенны, вместо того, чтобы просто объясниться, то ли из шалости, то ли по глупости продолжал кокетничать с Настей. А та, в свою очередь, всё больше принимала эти их отношения всерьёз.