Мозе подошел к буфету, достал коробку из-под сигар, почти доверху наполненную серебряными долларами, и расплатился с доктором. Добродушно подшучивая над его эксцентричностью, доктор опустил монеты в карман.
Мозе с редким упрямством держался за свои серебряные доллары.
- В бумажных деньгах есть что-то незаконное,- говорил он.- Мне нравится трогать серебро и слушать, как оно позвякивает. В нем чувствуется сила.
После ухода доктора Мозе пододвинул к кровати стул и сел.
Он смотрел на лежавшее в постели существо, и в нем внезапно вспыхнула почти безумная надежда на то, что оно выздоровеет и будет жить с ним. Теперь, когда его клетка так покорежена, ему, быть может, волей-неволей придется остаться. И Мозе надеялся, что так оно и будет, ведь уже теперь в доме не чувствовалось прежнего одиночества.
Сидя на стуле между плитой и кроватью, Мозе вдруг понял, как здесь раньше было одиноко. Пока не умер Тоусер, было еще не так плохо. Он попробовал заставить себя взять другую собаку, но не смог. Потому что не было на свете собаки, которая могла бы заменить Тоусера, и даже сама попытка найти другого пса казалась ему предательством. Он, конечно, мог бы взять кошку, но тогда он стал бы слишком часто вспоминать жену; она очень любила этих животных, и до самой ее смерти в доме всегда путались под ногами две-три кошки.
С тех пор он остался один. Один на один со своей фермой, своим упрямством и серебряными долларами. Доктор, как и все остальные, считал, что, кроме как в стоявшей в буфете коробке из-под сигар, у Мозе больше серебра не было. Но ни одна живая душа не знала о существовании старого железного котелка, доверху набитого монетами, который он спрятал под досками пола в гостиной. Мозе много бы отдал, чтобы посмотреть на лица соседей, если бы им удалось это пронюхать.
В конце концов старый Мозе так и заснул, сидя на стуле, с опущенным на грудь подбородком.
Когда он проснулся, в предрассветном мраке слабо мерцала на столе лампа, догорали в плите дрова, а пришелец был мертв.
Его смерть не вызывала сомнений. Существо похолодело и вытянулось, а поверхность его тела стала жесткой и уже начинала высыхать - так с концом роста засыхает под ветром в поле стебель кукурузы.
Мозе прикрыл его одеялом и, хотя было еще рано начинать обычную работу по ферме, вышел и стал работать при свете фонаря.
После завтрака он согрел воды, умылся и побрился - впервые за много лет он брился не в воскресенье. Потом он надел свой единственный приличный костюм, пригладил волосы, вывел из гаража старый полуразвалившийся автомобиль и поехал в город.
Он отыскал Эба Деинисона, городского клерка, который был одновременно секретарем кладбищенской ассоциации.
- Эб,- сказал Мозе,- я хочу купить участок земли на кладбище.
- Но у вас же есть участок,- запротестовал Эб.
- Так то семейный участок,- возразил Мозе.- Там хватит места только длят меня и Молли.
- А зачем же вам еще один? - спросил Эб.
- Я нашел кое-кого в лесу,- сказал Мозе.- Я принес его домой, и прошлой ночью он умер. Я хочу похоронить его.
- Если вы нашли а лесу покойника, вам надо бы сообщить об этом следователю или шерифу,- предостерег Эб.
Купив участок, Мозе отправился в похоронное бюро Альберта Джонса.
- Эл,- сказал он,- мой дом посетила смерть. Покойник не из здешних мест, я нашел его в лесу. Не похоже, чтобы у него были родственники, и я должен позаботиться о похоронах.
- А у вас есть свидетельство о смерти? - спросил Эл.
- Нет, у меня нет его.
- Вы обращались к врачу?
- Прошлой ночью заезжал док Бенсон.
- Он должен был выдать вам свидетельство. Придется ему позвонить.
Он соединился с доктором Бенсоном и, потолковав с ним немного, стая красный как рак. Наконец он раздраженно хлопнул трубкой и повернулся к Мозе.