Ну такая хреновая работа. Как говорят французы, чтобы быть красивым, нужно страдать!
Вот же язвы. Хорошо им, летные комбинезоныс климатическими модулями. И доктору уютно в степном камуфляже с принудительным рассеиванием избыточного тепла. А якрасивый, да в костюме и при галстуке. Костюм светлый, но тем не менее это костюм.
С другой стороны, Газину, например, сейчас еще жарче, чем мне. А мой гражданский ранг государственного советника первого класса равен воинскому званию «полковник». Могу и помучиться немножко за компанию.
Французская пословицачтобы быть красивым, надо родиться красивым, поправил я. А чтобы выглядеть красиво, надо страдать!
И пошел вниз по аппарели, волоча за собой чемодан, заранее изнывая от жары, сухого ветра, песка на зубах, воинских ритуалов, бюрократических формальностей и безнадежности нашего дела.
Вовсе я не говорил, что вы некрасивый! крикнул Чернецкий мне в спину. Даже и не думал!
Тоже славный парень и редкой деликатности человек.
Солнце жахнуло по темечку, я зажмурился, чтобы не ослепнуть, и полез в карман за темными очками. Не успев еще ступить на «сковородку», я уже мечтал о том, как спрячусь в домике дипмиссии. Тяжеловато здесь с отвычки, мы все же северный народ, хотя бы психологически. Говорят, человек приспосабливается к чему угодно за полтора месяца. Я тренированный и адаптируюсь за неделю, но это не значит, что неделя будет легкой.
Господи, ну и пекло. Сверхуместный желтый карлик, снизунаше огнеупорное покрытие, между ними я на глазах превращаюсь в котлету.
Нет, я все-таки не настоящий полковник. Газин вон стоит и даже не дымится.
Я посмотрел впереди вдруг стало хорошо. И спокойно-спокойно.
Можете считать меня таким сентиментальным идиотом, прогудел, не оборачиваясь, Газин, или таким больным на голову патриотом Но до чего же здорово, товарищи, когда ты летел-летел на звездолете, вышел такой на далекой планете, и первое, что увидел, изделие Курганского завода!
С кондиционером! ввернул Мальцев.
От базы к челноку катили бэтээрыродные, как не узнать, наши. Сколько я на них ездил, пока срочную служил.
Они шли, выстроившись уступом, приминая высокую степную траву, слегка пыля, и была в их ровном плавном движении какая-то поразительная уверенность, будто так и надо: двадцать световых лет до Земли, а мы тут на работе.
И вроде я совсем не вояка, а действительноздорово.
Будем жить.
А еще, как верно заметил «энша», в изделиях Курганского завода стоят кондиционеры.
За мной! скомандовал Газин. А то зажаримся. Построениетам!
Спаситель ты наш, отец родной, что бы мы без тебя делали.
До края «сковородки» была сотня шагов, и мы это расстояние преодолели очень быстро, даже с некоторой резвостью. Стоило всего-то сойти с черной плеши, и оказалось, что на далекой планете более-менее можно дышать. Под ногами похрустывала сухая бурая земля в паутине трещин, чуть впереди уже пробивалась трава, все выше и выше, постепенно становясь ковылем вполне земного вида. Он тут по всей степи растет кочками и достигает метра, а то и полтора. Ценный ковыль, идет на ткани, плетеные вещи и некое подобие бумаги. Ну и жутковатые местные лошадки им не брезгуют. Мы имеем право мять и топтать ковыль невозбранно только в направлении от города к космодрому.
Управление подравнялось, из челнока организованной толпой валил народ, пробегал по «сковородке» и вставал в две шеренги чуть позади нас. Я, сиротинушка, не пришей кобыле хвост, приткнулся к управлению с краю. Рядом почему-то стоял отец Варфоломей, и его даже еще не прогнали. Он в первые дни вахты тихий и никого не раздражает.
А я что тут делаю? удивился батюшка, обнаружив меня где-то под мышкой.
В каком смысле? Если в метафизическомэто ваш крест, наверное, а сейчас впереди стоитепотому что вас неодолимо потянуло с борта на твердую землю.
Соскучился, значит, буркнул отец Варфоломей смущенно.
И встал в первую шеренгу сразу за мной.
А земля тут добрая, сказал он.
Я посмотрел чуть правее, охватил взглядом пейзажи поймал себя на том, что расплываюсь в улыбке.
Полгода нам тут фигней страдатьа я, кажется, счастлив.
Да, жарко. Да, пыльно. Что поделаешь, разгар лета, через пару месяцев полегчает. Зато вот она, база экспедиции. Два десятка легких домикови один из них мой на ближайшие полгода, склады, казарма, санчасть, кухня, лабораторный корпус, пост дальней связи, энергоблок, аэродром с контрольной башней, рядом техника стоит, вижу любимый конвертоплан Чернецкого и монструозный подъемный кран Акопова А дальше, ближе к горизонту, сверкает изгиб реки, вдоль негоедва различимая в знойном мареве линия орошаемых садов, и следом поднимается глинобитная стена города. Это столица династии Ун, самого мощного оседлого клана аборигенов.
Здесь живут хорошие люди, и они нам будут рады.
Всё на месте. Всё как надо.
Начинаем работать.
А это кто еще? спросил Газин, приложив ладонь к козырьку фуражки.
На броне головного бэтээра сидел некто в расписной тоге. На миг мне показалось, что это великий вождьцвета-то издали поди разбери. Целую секунду я прямо не знал, как реагировать, пока начальник разведки майор Трубецкой не сделал, что ему положено и что сделал бы сам Газин, окажись он здесь без подчиненных.
Майор достал из сапога планшет и уставился на машину сквозь него.
Тут и я догадался выкрутить увеличение на очках.
А это Гена катается, сказал майор.
Газин коротко глянул вверх.
Ну да, это у нас у всех машинальноеа где сейчас мониторинговый спутник ООН. Не разглядит он человека на крыше машины, но все равно ведь мы нарушаем параграф какой-то резолюции такой-то о недопущении и предотвращении культурного влияния. А попробуй тут не повлияй, да мы только этим и занимаемся, даже когда совсем не хотим. А когда хотим, действуем тихо и аккуратно, добавлю я. Ну и, как дипломат, я бы никому не советовал пытаться согнать с машины чиновника династии Ун, если тот вздумал на ней прокатиться по своей родовой земле. Готов поспорить, этот парень не только ради удовольствия на броню влез. Он просто так, без подтекста, ничего не делает. Тоже дипломат. Всегда на работе.
А почему он в форме? удивился полковник.
Уморительные люди военные, но, строго говоря, Унгеле́ндля русских друзей просто Генадействительно надел не что-нибудь, а форму. Парадную для строя, точно как у нашей первой шеренги. Будто знал.
Вырос мальчик, коротко объяснил Трубецкой.
Газин оглянулся и нашел меня.
Три месяца назад Унгелен и Унга́ли были посвящены в младшие вожди, сказал я. Детство кончилось.
Спасибо, мне уже доложили, буркнул полковник сварливо. Я обнять-то его могу теперь? Как там по местному протоколу?
Можете. И даже Галюв щечку чмокнуть.
Точно?
Благодаря темным очкам я смог безнаказанно закатить глаза.
Точно.
Газин всегда меня на людях переспрашивает. Дает понять, что не вполне доверяет моей информации. Ему это доставляет удовольствие.
Ну был у нас небольшой конфликт, даже не конфликт и даже не выяснение отношений, а так, обозначение позиций, расстановка фигур на доске. Третий год меня за это шпынятьвот же делать нечего человеку.
По виску полковника сбежала тонкая струйка. Все-таки и ему напекло под фуражкой. Да, жарко. Здесь летом всем жарко, не только нам. Неспроста аборигены черные как смоль.
Им это, кстати, чертовски идет. Очень красивая раса, некоторые ее официальные представители даже чересчур; трудно с ними работать, ты просто не замечаешь, где кончается деловое отношение и начинается личное.
Отчасти утешает то, что аборигенам тоже непросто держать с нами дистанцию. Русские, на взгляд местных, далеки от эстетического совершенства, зато неотразимо обаятельнытак и хочется потрогать руками. В чем загадка, мы не понимали, пока не увидели зверей, играющих тут роль домашних кошек. Оказалось, эти твари мурлычут в той же тональности, что мы говорим, да еще и ухмыляются совсем по-нашему, словно пародируя сдержанную улыбку среднего россиянина, который так и не научился скалиться во всю пасть.
Нас здесь полюбили буквально с первого взгляда, а когда узнали получше, начали и руками трогать, нельзя было спокойно по городу пройти. Непривычно, но чертовски приятно.
К сожалению!!! По просьбе правообладателя доступна только ознакомительная версия...