Конел аж глаза выпучил, силясь проследить за окурком. Когда накатила боль, она оказалась еще страшнее, чем он мог вообразить.
У женщины и титаниды ушло немало сил, чтобы вернуть его к жизни, ибо он предпочитал оставаться мертвым. У мертвого ничего не болит... ничего не болит...
Но Конел очнулсяи все к той же знакомой боли. Удивило его лишь то, что не болело... там, внизу. Несчастный даже не мог мысленно назвать то место, которое ему выжгли.
Джонс снова на него смотрела.
Конел, сказала она. Я намерена еще раз тебя расспросить. Кто ты, чем занимаешься и почему пытался меня убить?
И Конел рассказал, кругами лжи вернувшись к привычной правде. Он сильно страдал, а она собиралась еще его мучить. Но жить ему больше не хотелось. Впереди было еще много боли, однако в самом конце его ждал покой.
Джонс взялась за нож. Увидев его, Конел захныкал и попытался сжаться в комочек, но это у него получилось не лучше, чем до того.
Она перерезала веревку, что притягивала его левую ногу к столбику. В то же время титанида ослабила путы, стягивавшие его голову. Голова тут же упала, подбородок уперся в грудь, и Конел предпочел зажмуриться. Но в конце концов пришлось взглянуть.
То, что он увидел, иначе как чудом было не назвать. Лобковые волосы местами были опалены, но пенис, совсем сморщенный от страха, остался цел и невредим. Рядом с ним в лужице на каменном полу таял кусочек льда.
Ты меня не тронула, сказал Конел. Джонс явно удивилась:
Ты что? Я трижды тебя жгла.
Нет, ты меня там не тронула. Он указал подбородком.
А-а. Ну да. Странно, но она казалась смущенной. Конел принялся пробовать на вкус мысль, что теперь можно жить дальше. Мысль оказалась на удивление вкусной.
Честно говоря, просто духу не хватило, призналась Джонс. Конел подумал, что, если духу и не хватило, разыграла она все превосходно. Я могу просто убить, продолжила она. А вот боль причинять ненавижу. Я знала, что в том состоянии ты жар от холода все равно не отличил бы.
В первый раз она хоть как-то объяснила свои действия. Спрашивать Конел боялся, но что-то надо было делать.
Зачем же ты меня пытала? спросил он и тут же сообразил, что ошибся с вопросом. Во взгляде женщины впервые сверкнул гнев, и Конел чуть не умер от страха. Из всего, что он увидел в ее глазах, ужаснее гнева ничего не было.
Потому что ты кретин. Она умолкла, и выглядело все так, будто захлопнулись две дверцы ревущей печи; глаза ее снова стали черными и прохладными, но казалось, алый жар таится совсем рядом.
Ты забрел в осиное гнездо, а теперь удивляешься, что тебя укусили. Ты подвалил к самой злобной и полоумной маньячке в Солнечной системе и сказал, что хочешь ее убить. Ты думал, она станет играть по правилам твоих комиксов. Ты еще жив только благодаря моим инструкциям не трогать всякого, кто хоть отдаленно похож на человека, пока я сама его не расспрошу.
Так ты сомневалась, что я человек?
А чего ради я должна в это верить? Ты запросто мог, к примеру, оказаться новым жрецом. Мог быть и какой-то совсем иной розыгрыш. Пойми, сынок, мы тут ничего за чистую монету не принимаем. Мы...
Джонс умолкла. Потом встала и отвернулась. Когда она снова заговорила с Конелом, в голове ее звучало едва ли не извинение.
Ладно, сказала она. Нет нужды в лекциях. Не мое дело, как ты прожил свою жизнь. Просто, когда я вижу глупость, я всегда стараюсь ее исправить. Справишься с ним, Менестрель?
Нет проблем, послышался голос. Конел почувствовал, как путы слабеют. Всюду, где они отходили от тела, сразу начинало болетьно это все равно было замечательно. Джонс снова присела перед ним на корточки, глядя в землю.
Выбор у тебя небольшой, проговорила она. У нас есть немного яду. Он быстрый и совершенно безболезненный. Я могу пустить тебе пулю в лоб. Или, если тебе так больше по вкусу, можешь спрыгнуть и встретить ее там. Она говорила так, словно спрашивала Конела, предпочитает ли он пирог с вишнями, эклер или мороженое.
Кого ее? спросил Конел. Джонс снова подняла глаза, и в них мелькнуло легкое разочарование. Опять он свалял дурака.
Смерть.
Но... я не хочу умирать.
Все не хотят.
Яд весь вышел, Капитан, заметил Менестрель. Затем, взяв Конела в охапку будто тряпичную куклу, он направился к выходу из пещеры. Конел был не в лучшей своей форме. И очень далек от той силы, какой обычно обладал. Все же он отбивался, а чем ближе к краю они подходили, тем энергичнее. Без толку. Титанида легко с ним справлялась.
Погодите! завопил Конел. Погодите! Вам незачем меня убивать!
Поставив пленника на ноги у края пропасти, титанида стала его там держать. Джонс тем временем приставила дуло пистолета к его виску и взвела курок.
Так хочешь ты пулю или нет?
Отпустите меня! заверещал Конел. Я больше никогда вас не потревожу!
Тут титанида его отпустила, и для Конела это было так неожиданно, что он сплясал какой-то дикий танец на краю обрыва, чуть туда не ухнул, упал на колени, затем на животи прижался к прохладному камню. Ноги его болтались над пропастью.
Женщина и титанида стояли в трех метрах от него. Конел медленно и осторожно поднялся на четвереньки, потом сел.
Пожалуйста, не убивайте.
Ничего не поделаешь, Конел, сказала Сирокко. Предлагаю тебе встать и принять смерть стоя. Если хочешь помолиться или что-то в этом духе, даю тебе немного времени.
Нет, отозвался он. Я не хочу молиться. И вставать не хочу. Ведь это не так важно, правда?
Мне тоже всегда так казалось. Она подняла пистолет.
Погоди! Пожалуйста, погоди. Скажи хоть за что.
Это твоя последняя просьба?
Кажется да. Я... я такой идиот. Ты гораздо умней, ты можешь раздавить меня как... но зачем тебе меня убивать? Клянусь, ты больше меня не увидишь.
Джонс немного опустила пистолет.
Причин тут несколько, сказала она. Пока ты у меня на мушке, ты безвредный дурак. Но тебе может улыбнуться удача, а я никого так не боюсь, как удачливых дураков. И еще. Если б ты проделал со мной то, что я только что с тобой проделала, я бы тебя на том свете нашла. Всю жизнь бы искала.
Я не стану мстить, заверил Конел. Клянусь. Клянусь.
Знаешь, Конел, есть, наверное, пять человек, чьему слову я доверяю. Почему ты считаешь, что должен стать шестым?
Потому что я понимаю, что заслужил то, что получил. Потому что мне восемнадцать лет и я допустил идиотскую ошибку. Я не хочу, чтобы ты еще хоть когда-нибудь на меня гневалась. Я все сделаю. Все. Буду твоим рабом всю оставшуюся жизнь. Конел замолчал и вдруг до глубины души понял, что только что сказал чистую правду и ничего, кроме правды. Затем он вспомнил, как мало хорошего правда принесла ему несколько часов назад. Наверняка был какой-то способ доказать ей, что он говорит правду. Наконец, он нашел этот способ. Торжественная клятва.
Провалиться мне на этом месте, произнес он и стал ждать.
Пули так и не последовало. Открыв глаза, Конел заметил, что Джонс и титанида переглядываются. Наконец Менестрель пожал плечами и кивнул.
МУЗЫКАЛЬНЫЙ АНТРАКТ
Вскоре после прибытия Конела в Гею корабль под названием «Ксенофоб» снялся со своего поста на орбите Сатурна и, набрав максимальное ускорение, направился к Земле.
Впрочем, отбытие «Ксенофоба» к Конелу никакого отношения не имело. Этот корабль и другие ему подобные уже без малого столетие содержались на орбите Сатурна. Самый первый принадлежал ООН. Когда же этот орган благополучно скончался, управление перешло к Совету Европы, а позднее к другим миротворческим организациям.
Ни один из этих кораблей не упоминался во многих договорах и протоколах, подписанных Геей с различными земными государствами и корпорациями. Когда Гея в качестве полноправного члена вошла в ООН, она посчитала дипломатичным игнорировать их присутствие. Назначение этих кораблей было секретом Полишинеля. Каждый из них нес на себе достаточно ядерного оружия, чтобы обратить Гею в мелкую пыль. С договором ли, без договора, но Геяединый разумный организмперевешивала все земные формы жизни, вместе взятые; ради грядущих поколений представлялось нелишним иметь возможность уничтожить громадное колесо, если оно вдруг проявит непредвиденный потенциал.
По правде, сказала как-то Гея Сирокко, я и не могу особенно подгадить, но зачем всех в этом убеждать?
Да и кто тебе поверит? отозвалась тогда Сирокко. На самом деле Фея считала, что Гее льстит такое повышенное внимание, столь беспрецедентная демонстрация единодушия со стороны исторически раздробленных народов планеты Земля.
Но, когда война уже переваливала на второй год, решено было, что груз «Ксенофоба» окажется куда полезнее на Земле, чем невесть где в космосе.
От Геи его отбытие не укрылось.
Про существо с обликом 1300-километрового колеса от фургона нельзя сказать, что око улыбнулосьв любом человеческом смысле слова. И тем не менее где-то на пульсирующей линии алого света, что служила Гее средоточием разума, улыбка присутствовала.
А полоборота спустя на передвижном кинофестивале Преисподней переполненному залу демонстрировался двойной сеанс: «Триумф воли» Лени Рифенсталь и «Доктор Стренджлав, или Как я перестал беспокоиться и возлюбил бомбу» Стенли Кубрика.
В Гее время делилось на обороты.
Один оборот составлял время, за которое Гея делала один оборот вокруг своей оси, а именно шестьдесят одну минуту, три целых и одну десятую секунды. Оборот часто называли гейским часом. Для описания других отрезков времени использовались метрические приставки. Килооборот, также называемый гейским месяцем, длился сорок два дня.
Через два килооборота после того, как «Ксенофоб» покинул орбиту Сатурна (чтобы неподалеку от лунной орбиты его разнесли вдребезги коммунистические крысы), начались полеты милосердия. Так Гея впервые проявила свой непредвиденный потенциал.
Известно было, что Гея представляет собой престарелую особь генетически спроектированного вида, имеющего название «титан». Пятеро ее младших сестер вращались на орбите Урана, а ее юная дочь ждала своего рождения под поверхностью Япета, спутника Сатурна. Редкие интервью, на которые сподобились урановые сестры Геи, позволили установить способ воспроизводства титанов, природу титановых яиц, их методы контакта и коммуникации.
Ясно было также, что Гея, престарелый титан, способна создавать организмы, ни в коей мере не являющиеся индивидуумами, наделенными свободной волей, но представляющие собой лишь протяжения ее самой в той же мере, в какой палец или рука являются протяжениями человека. Такие организмы звались орудиями Геи. Многие годы одно из таких орудий представлялось визитерам в качестве самой Геи. Когда Сирокко прикончила то конкретное орудие, Гея с готовностью соорудила новое.
То, что орудия и семена могли совмещаться, удивления у Сирокко не вызвало. После девяноста лет жизни с полоумной богиней ее уже мало что удивляло.
Получавшийся в итоге делительности Геи организм сильно напоминал звездолет. Узнав, что «Ксенофоб» уничтожен и его уже ничто не заменит, Гея принялась десятками выпускать эти разумные, управляемые и невероятно мощные семена. Все они брали курс к Земле. Поначалу процентов девяносто пять уничтожалось еще на подлете к атмосфере. Год второй ПМВ был временем тревожным; все предпочитали стрелять первыми и вопросов потом не задавать.
Но постепенно природа семян прояснялась. Все они направлялись в районы ядерных разрушений, приземлялись и начинали громогласно вещать о том, что спасение совсем рядом. Семена болтали, исполняли музыку, рассчитанную на поднятие духа несчастных созданий, бегущих от резни, обещали медицинский уход, свежий воздух, еду, питье и необозримые горизонты в радушных объятиях Геи.
Разузнав про это, всемирные информационные сети окрестили вояжи семян «полетами милосердия». В первое время опасно было садиться на борт, так как многие семена сбивались при попытке улететь с Земли. Однако мало кто колебался. Ведь речь шла о людях, повидавших такое, перед чем сам ад показался бы летним курортом. А вскоре противоборствующие стороны перестали обращать внимание на полеты гейских семян. На уме у них были материи куда более важные, скажем, миллион чьих граждан прикончить на этой неделе.
Каждое семя могло взять на борт примерно сто человек. Стоило ему приземлиться, как начинался жуткий бедлам. Взрослые земляне плевали на все устои и часто бросали своих детей ради шанса забраться в семя.
Хотя ни одна информационная сеть об этом не сообщала, во время обратного вояжа к Сатурну творились настоящие чудеса. Никакое ранение не оказывалось настолько тяжелым, чтобы его нельзя было излечить. Бесследно исчезали все жуткие последствия применения биологического оружия. Еды и питья хватало на всех. Полеты милосердия возрождали в людях надежду.
Внутренности Геи делились на двенадцать регионов. Шесть находились в свете нескончаемого дня, другие шестьво тьме вечной ночи. Между регионами лежали узкие полоски меркнущего или усиливающегося светав зависимости от направления движения или от настроения путникаизвестные как сумеречные зоны.
В зоне между Япетом и Дионисом лежало большое, причудливой формы озеро, со всех сторон окруженное горами. Называлось это озеро Рок.
Береговая линия Рока была очень неровна и обрывиста. В южной ее части находились десятки полуостровов, причем между каждой парой располагался узкий и глубокий залив. Полуострова были в основном анонимны, а вот каждый залив имел название. Были там залив Обмана, залив Несдержанности, залив Скорби, залив Словопрений, а также заливы Забвения, Голода, Болезни, Битвы и Несправедливости. Список получался длинный и угнетающий. Номенклатура, впрочем, подчинялась определенной логике, которую обеспечили ранние картографы, вооружившиеся справочниками по древнегреческой мифологии. Все заливы получили названия в честь детей Нокс (Ночи), матери Рока. Рок был старшим, а Обман, Несдержанность, Скорбь и т. д. ввергнутыми во мрак невежества его младшими братьями и сестрами.
Большая часть восточного побережья получила известность как Мятный залив. Причина для столь нелогичного названия была простаникто не хотел селиться рядом с заливом Убийства. Тогда Фея решила чуть поправить картографов.
На берегу Мятного залива находилось одно-единственное поселение: Беллинзона. Место это было беспорядочно расползшееся, грязное и шумное. Часть его висела едва ли не на отвесных скалах восточного полуострова, а все остальное держалось над водой на понтонных пирсах. Островки Беллинзоны были искусственными, опирающимися на сваи или на грубые костяшки скал, что торчали прямо из черной воды.