В другом выступлении старый ученый прибегнул к формуле более резкой: «Я скорей предпочел бы узнать, что нашу милую зеленую Землю засыпали чумными бациллами, чем увидеть на ней хоть один калиопис, который, не отрицаю, необходим и полезен на Марсе».
Брантингу надо было отступиться, когда он встретил дружное сопротивление специалистов. Он проявил непонятное упорство. Он потребовал всенародного обсуждения. Формально он имел право выносить любое свое предложение на суд человечества, но всех поразила запальчивость, с какой он использовал свои конституционные права. Как и следовало ожидать, обсуждение завершилось полным провалом Брантинга. Из шести миллиардов людей на Земле и на планетах лишь около ста человек поддержали Брантинга. Большой совет объявил запрет на ввоз спор калиописа на Землю. С той поры о Брантинге, обиженно замкнувшемся на своей марсианской станции, никто на Земле не слыхал. Во время порожденной им шумихи часто назывались имена его помощников, среди них, вероятно, и Джона Цвиркуна…
Все это мигом пронеслось в голове Генриха, когда Цвиркун назвал своего научного руководителя. Но это не объяснило, почему гость явился именно к братьям, и Генрих сказал об этом.
— Сейчас все станет ясно, до изумления ясно! — заторопился Цвиркун, еще быстрей сдергивая с лица гримасу за гримасой. — Не беспокойтесь, я ничего, абсолютно ничего… — Он вдруг окаменел, выпучил глаза, прикрыл рот и, медленно раскрывая его, снова выдавил из себя, как бы через силу: — Брантинг на Земле! Он взял отпуск.
Генрих, однако, не усмотрел криминала в поездке ученого на Землю. Каждый работник имеет право проводить свой отпуск, где ему хочется. Уважаемый Джон Цвиркун тоже, очевидно, прилетел с Марса, однако это еще не повод, чтобы Генрих рвал на себе волосы.
— Я не требую, чтобы рвали на себе волосы, отнюдь нет! — поспешно объявил гость. — Подобные экстремальные требования, тем более совершенно бесцельные… Но вдумайтесь в ужас ситуации, вдумайтесь в ужас… Мне страшно об этом говорить, но я не могу умолчать. Гений человечества профессор Сильвестр Брантинг сошел с ума!
Генрих сделал нетерпеливый жест рукой:
— Болезнь профессора меня не касается. Я его лично не знаю и не стремлюсь завязать знакомство.
— Безумие Брантинга не может вас не касаться, друг Генрих! И вы, конечно, захотите увидеть его, когда узнаете…
— Что узнаю? Что? — чуть не закричал Генрих.
— Что Брантинг привез на Землю споры калиописа, целую коробочку спор, достаточную, впрочем… Вы и без моего пояснения понимаете всю грозную, так сказать, достаточность одной маленькой коробочки спор калиописа.
— Но ведь ввоз этих спор на Землю запрещен специальным указом Большого совета, — с удивлением сказал Генрих. — Неужели Брантинг решился на преступление?
— Он помешался! Ему представляется, что он совершает подвиг, вот что ему представляется, только такое злополучное представление способно…
— Вам надо немедленно заявить в Управление государственных машин, Джон. Там установят, где находится Брантинг, и выдадут ордер на его задержание.
Все выражения, пробегавшие по непрерывно кривящемуся лицу Джона Цвиркуна, забивала теперь мина скорби.
— Там ничего не могут установить, ничего, ничего, друг Генрих. Я уже обращался туда. Вся милиция Земли поднята по тревоге, все города, все парки, все пустыни контролируются, все места, куда Брантинг может высеять споры, буквально все!..
— Надо задержать его самого и отобрать споры.
— Его нельзя задержать. Он скрылся. Он исчез. Таинственно пропал на Земле, вот что он сделал!
— Чепуха! — нетерпеливо сказал Генрих. — Вы плохо представляете себе возможности земной техники. Мозговые излучения Брантинга со дня его рождения закодированы в машинах.