Капитан славного «Императора» Максим Андреевич Вотчицев в ответном благодарственном слове сказал:
«Великая Россия доверила нам стать ее первыми представителями на далекой Красной Планете. Мы с честью оправдали это доверие, выйдя победителями из смертельно опасного поединка с Космосом и укрепив еще более величие Империи. Иначе не могло и быть: ведь наш могучий корабль нес на своем борту славное имя«Император». Государь Император отметили наш поступок высочайшими наградами. Я с гордостью и трепетом ощущаю на своей груди благородную тяжесть почетнейшего ордена! Но это не только моя наградаэто награда всех тех, кто сделал наш поход реальностью. Девиз ордена«За веру и верность»относится ко всем, взметнувшим величие России до самых звезд. Святой Апостол Андрей Первозванный всю жизнь провел в странствиях, его считают покровителем мореплавателей. Теперь он стал и покровителем странствующих по звездным морям!
Слава Великой России! Боже, Царя храни!»
Но и это было еще не все. Газетную заметку дополняла фотография. Отсканированная с газетного листа, она своим качеством оставляла желать, конечно, лучшего. Однако и на ней я вполне смог различить, как высокий, статный мужчина в военной форме незнакомого фасона, украшенной всевозможными лентами, позументами и прочая, и прочая, навешивает прикрепленный к вычурной цепи орденский знак с Андреевским крестом на фоне двуглавого орла на шею одетого в похожий на военно-морской парадный китель человека, на котором сияла уже восьмиконечная звезда. И этим человеком был... я.
12
И все-таки я упал в обморок. Сказать, что это было стыдноэто ничего не сказать.
Очнулся я оттого, что в лицо мне брызнули чем-то холодным и мокрым. Я даже не сразу смог вспомнить, как это называется. Потом все же вспомнил. Водой.
Это сделали милые мои, но, увы, не очень юные коллегиВаля и Юля. Кстати, они и сами находились в состоянии, мало чем лучшим моего. Во всяком случае, цвет их лиц почти не отличался от цвета светло-серых стен нашего кабинета.
Ма-а-аксим, как ты нас напуга-а-ал!завыла Валя, увидев, что я пришел в себя.
Я вызову врача!бросилась к телефону Юля.
Стой!подал я голос, пытаясь приподняться с пола, на котором, оказывается и лежал во время своего позорного обморока.
И тутконечно же, разумеется, ну как же без этого!в кабинет влетела, ворвалась, вторглась, так сказать, наша вездесущая Гена. Каким-то образом она уже знала о произошедшем, хотя, как клялись потом мне Валя и Юля, они ей не звонили.
Ох! Ох! Ох!Забегала вокруг меня Геша, охлопывая себя по бокам подобно встревоженной курице.Как же?! Что же?! Врача! Срочно! Вам плохо? Максим Андреевич, вам плохо?!
«Нет, мне хорошо,хотелось ответить мне.Очень удобно лежать на таком ровном, гладком и почти чистом полу!»Но вместо этого я сказал, становясь сначала на четвереньки, а затем распрямившись и в полный рост:Генриетта Тихоновна, не нужно врача! Мне уже лучше. Все в порядке! Немного голова закружилась...
Это от переутомления!заметалась по кабинету Гена.Я так и знала! Это все я! Я вас... Я на вас... Нагрузка... Вы такой безотказный! Все тащите на себе! Безропотно! Надо было послать меня к какой-нибудь матери! Надо было сказать: я устал, Генриетта Тихоновна!Геша неожиданно остановилась почти вплотную со мной и бросилась вдруг на меня, растопырив руки. Честно говоря, я очень испугался и даже пожалел, что поднялся с пола, но Генриетта Тихоновна просто-напросто сгребла меня в свои объятия, прижалась к моей широкой груди и затряслась в рыданиях.
Это... это... все я... все я... ви-но-ва-а-ата...раздавалось между отчаянными всхлипами.Про-о-ости-те! Ваш труд... ваш вклад... такое самопоже-е-ертвование-е-е... о-о-о!!!
Генриетта Тихоновна!взмолился я.Ну, зачем вы так?! Я уже в порядке, в норме! Вы ни в чем не виноваты!
Не надо меня выгораживать!оттолкнувшись от моей груди двумя руками, отпрыгнула Геша.Дайте мне ваш ременья пойду повешусь в туалете!
У Вали с Юлей от всего увиденного и услышанного давно уже отвисли и мелко дрожали челюсти, а после последней Гешиной фразы обе они, как по выстрелу стартового пистолета, сорвались с места и бросились за дверь. Наверняка опять в туалет. Надеюсь, что не вешаться. Боюсь, что скоро им придется носить с собой на работу сменку! Я не обувь имею в виду.
Геша же вновь приобняла меня, на сей разкак бы полуофициально и заговорила уже более спокойно и как бы даже строго, как и подобает, видимо, по ее мнению, начальнице:
Максим Андреевич! Ну, так нельзя! Ну, зачем? Да, работа важна! Но не такой ценой! Жертвы нам не нужны! Я очень вас ценю, как работника, как... это самое... человека, как специалиста даже в какой-то мере! Я и сама такая: работа, работа, работа! Я уже задыхаюсь, я вся горю, а иначе не могу... А как же! А как без меня? Все же встанет! Ну! И вот сама, и вот и вас...Гена отстранилась, наконец, от меня и совершила по периметру кабинета три небольшие пробежки. Снова остановилась, прямо напротив меня, приложила руку к сердцу, как американец во время исполнения гимна, и сказала проникновенно-торжественно:Я прошу у вас прощения! Я благодарю вас за самоотверженный труд! Вы заслужили отдых! Даю вам два... нет, три дня отгулов! Вы их заработали! Вы уже столько переработали, что и не три, а и все четыре... но не могу! Четырене могу... Без вас, сами понимаете... Кто что тут без нас с вами? Да-а-а... Как Стаханов, как этот... Павка Корчагин... Но, не то время, Максим Андреевич, не те идеалы... Молодежь... Что там!махнула досадливо Геша.Вот вытоже молоды, а как вот можете! Как можете! Как я всем там,ткнула Генриетта Тихоновна указательным пальцем в потолок с многозначительным видом.Всем ведь говорю, говорю: мол, вотВотчицев! Вот, мол, да! Так что вот...Геша, похоже, забыла, о чем говорила, потеряла, так сказать, нить, потому что замолчала и стала усиленно хмуриться, раскачиваясь с носков на пятки. Затем вдруг присела, отпрыгнула в сторону и затрясла пальцем угрожающе.
Так что три дня, Максим Андреевич!завопила она так, словно я целился в нее из базуки.Чтобы три дня я здесь вас не видела!!! Пейте коньяк, гуляйте, отдыхайте! О работезабыть! Обо мнене вспоминать! И... благодарю вас за службу!
На мои глаза накатились вдруг слезы. Какой все-таки человек наша Гена! Какой души человечище! Стоило пять минут поваляться на полузаработал три отгула и личную благодарность самой Геши. А если бы я еще при этом, скажем, нос себе разбил при падении со стула? Небось, меньше, чем о неделе, и речи бы не шло!
Спасибо, Генриетта Тихоновна,склонил я в полупоклоне голову. И еще с моих губ едва не сорвалось: «Боже, Царя храни!»
Домой я прибрел в совершенной прострации. Уже открывая дверь, раза с пятого попав ключом в личинку замка, я заметил, что сжимаю в левой руке бутылку коньяка. Как и где я ее купилтак и не смог вспомнить.
Дверь открылась еще до того, как я успел повернуть в замке ключ. На пороге стояла встревоженная Катька.
Что случилось?принялась ощупывать она меня глазами. Увидев бутылку, глаза ее округлились.Ты что, пьян?!
Пока нет,вяло ответил я.Но скоро буду.
Да что же, наконец, случилось?!крикнула Катька, пропуская меня в квартиру.Тебя чтоуволили?!
Наоборот, наградили,честно ответил я, впрочем, совсем безрадостно.Тремя отгулами.
Перестань дурачится!набросилась на меня Катюха.Вечно ты...
Что «вечно я»?!взбрыкнул, наконец, и я.Почему ты никогда мне не веришь?! Ты бы хоть выслушала меня сначала!
Так ты же ничего не говоришь! Каждое слово из тебя клещами приходится вытягивать!
Я тебе сказал: мне дали три отгула за хорошую работу...
Еще скажи, что Гена, по собственной инициативе!
Именно так! Именно она и именно по собственной! Правда, я перед этим свалился в обморок...
Катюха ойкнула и по-бабьи зажала рот ладонью. Потом схватила меня за руку и потащила в комнату, приговаривая:
Иди ложись скорей! Ты и правда совсем бледный! Что же это? Ложись-ложись, сейчас я вызову врача!
Да не надо мне никакого врача!насилу вырвался я из Катькиной железной хватки.Мне коньяку сейчас выпить надо! Мне Геша так и сказала: «Пейте коньяк и отдыхайте!»